"Глотнуть воздуха" Джорджа Оруэлла

    «— Вы джентльмен?

    — Никак нет, сэр.

    — Что ж, прекрасно. Есть надежда, что получим работника.»

    Что общего между персонажами Толкина и героями Оруэлла? Давайте разберемся.

    Джордж Боулинг — грузный страховой агент сорока пяти лет, живущий вместе с женой и двумя детьми в пригороде Лондона, в одном из типичных домов на две семьи. Внезапно увиденная на одной из газетных афиш фраза вдруг вызывает цепочки сильных ассоциаций с тем временем, когда он был еще мальчишкой, жил с отцом, матерью и братом в небольшом городке под названием Нижний Бинфилд. У Джорджа возникает опрометчивая мысль — бросить на недельку все дела и рвануть туда, к тому же, удачный выигрыш на скачках в семнадцать фунтов оказался как нельзя кстати…

    Стоит отметить, что язык романа нарочито простой, ведь повествование ведется от первого лица, а в качестве репортера выступает обычный представитель среднего класса, «поднявшийся» с низов. Хотя в паре-тройке фраз все-таки проглядывают несомненные признаки высокой образованности самого Оруэлла, в особенности — в области литературы.

    По смыслу произведение наследует, но лишь частично, идеи романа «Да здравствует фикус!». Можно было бы даже сказать, что Джордж Боулинг — это Гордон Комсток спустя пятнадцать лет. Не смотря на то, что издания обоих романов разделяют три года, краски стали значительно гуще, будь то более мрачная атмосфера предчувствия большой войны или выступающие контрастом детские воспоминания героя. А идеи автора обрели зрелость. Куда только делся тот наивный порывистый Комсток? Видимо, навсегда остался где-то в прошлом, за линией траншей тяжелой окопной войны в Испании.

    А вот цитата, которая могла бы принадлежать одному из энтов: «"Дух Горной Лощины", ага. [...] "Дух Горной Лощины"! Набили мое озерко ржавой помойной дрянью. Чтоб их сгноило и в пыль истолкло! Вы усмехнетесь: глупое ребячество, зачем браниться, но разве вас самих порой не рвет от того, как они уродуют Англию, с их гипсовыми гномами, "обителями эльфов" и кучами мятых жестянок на месте сведенных лесов?

    Сентиментальный, говорите? Антиобщественный? Нельзя предпочитать деревья людям? А я скажу: смотря по тому, какие деревья, какие люди. Насчет некоторых ничего больше не остается, чем пожелать им холеру в кишках.»

    Ощущение того, что все меняется, зачастую, не в лучшую сторону, а сам ты не можешь повлиять на этот процесс, прекрасно передано Оруэллом, и будет близко любому человеку, чей уютный уголок вдруг стал просто частью территории для новых промышленных объектов, либо рекреационных зон для тех людей, которые равнее других.

    Есть тут и шум бомбардировщиков, на этот раз, вполне реальных, а не тех, что были лишь порождениями беспокойного ума. Эти бомбардировщики даже сбрасывают бомбы, правда, по ошибке. Но это событие приводит к панике, и мы имеем возможность лучше прочувствовать ощущения тех, кто жил в постоянном предчувствии войны.

    Как Толкин, побывавший в горниле Первой мировой, так и Оруэлл, сражавшийся в Испании, испытывали острое чувство ностальгии по «старой Англии», когда была возможна беззаботная жизнь. Конечно, нельзя сказать, что тоска по доиндустриальным временам была лишена изрядной доли романтизации, но кто может упрекнуть в ностальгии тех, кому выпало в пору взросления столкнуться с ужасами тотальных войн? Вероятно, именно этот опыт, как и всеобщая травма, неизбежная в период смены укладов жизни, падения в пропасть империалистических войн, бессмысленной бойни и капиталистических кризисов, сменяющих друг друга, и повлиял на такую поразительную трансформацию стиля Оруэлла, когда прошлое становится столь же ярким и желанным, сколь серо настоящее, и сколь черно будущее.

    Рекомендую поклонникам психологического реализма, украшенного иронией, хоть зачастую и с оттенками горечи (пример вы может видеть в шутливом эпиграфе, и учтите тот факт, что сам Оруэлл принадлежал к обедневшим дворянам, поэтому шутки над непрактичностью «джентельменов» из дворян — это пример отличной самоиронии), и тем, кому нравится творчество авторов «потерянного поколения», хоть сам Оруэлл и не относится к последним.