Любовный треугольник (+18)

Часы пробили полночь.

Вспыхнувший в камине огонь вытолкнул в комнату сизое облачко дыма, и аромат сосновых дров смешался с запахом сырости и коньяка. Дрова потрескивали. Теплый свет ламп рисовал на стенах ленивые тени. Казалось, что все хорошо, и трое задумчивых собеседников, расположившись на раздутых магией креслах и диване, не готовятся к страшному ритуалу, а отдыхают.

В кресле у двери в кухню сидела укрытая пледом Ева. Из-под пледа виднелась ее рука, посиневшая после драки с Каталином, но все еще крепко сжимавшая посох. Время от времени Ева поворачивалась к Каталину – он устроился на диване – и, словно продолжая дуэль, одаривала хмурым взглядом. 

Каталин напряженно смотрел в ответ: "Злись. Привыкай ненавидеть меня". 

Внезапно ему захотелось спрятаться от Вулкана и его пьяного вздора, перенести Еву на второй этаж и пролежать с ней в объятиях до утра. Вновь увидеть ее сияющей от любви. 

Как она смотрела на него тогда летом. Черт побери! За такой взгляд можно и в пекло!

Каталин почувствовал, что плывет и одернул себя. Проклятый морок…

Вулкан развалился в кресле напротив Евы с бутылкой в руках. На столике перед ним красовалась ваза со свежими фруктами – Ева наколдовала. Но Вулкан от фруктов отказался. Закуска мешала быстро напиться до беспамятства. 

Он в очередной раз отхлебнул коньяк, скривился, занюхал краем воротника, и с шумным выдохом продолжил свои рассуждения:

– Мудрецы говорят, что быть человеком тяжело. О-о… Они не знают, что такое не-е быть человеком. Вот посмотри на меня-я, – осоловелыми глазами он уставился на Каталина. – Меня никто не зачинал, не вынашивал, не рожал в муках. Я всем чужой и мне все чужие. Я один. Как последняя коровья антилопа. Как западный черный носорог. Как странствующий голубь…

– Что? – не понял Каталин.

– Все перечисленные животные вымерли, – тихо пояснила Ева.

– … оди-ин! – продолжал Вулкан, не замечая их слов. – Только вдумайтесь: оди-ин такой! Как с этим жить? Голова идет кругом. – Он икнул. – Может, это и от выпивки, но... Кто я? Кто?! Биоро-обот? Пожалуй. У меня нет судьбы и выбора. Есть только предназначение. Как у вещи. Вот у бутылки какое предназначение? Хранить в себе коньяк. Когда он закончится, бутылка станет не нужна-а. Разве что, в нее нальют цуйку.

Ева с грустью посмотрела на него:

– Зачем ты так о себе? У тебя важная миссия. Пока ты жив, и мы с Нику живы. Ты – последний Лучафэр.

– А где остальные? – еле выговорил Вулкан и тут же сообразил: – Ох, да-а. Они умерли. Не успокаивай меня, люби-имая. Я должен привыкнуть к своей никчемности. Кто мне Юлиана, вот скажи? Созда-атель или все-таки мать?

– Конечно мать.

Каталин покачал головой:

– Не повезло тебе с родственниками. Мать – кукушка. Дядька так вообще злодей. Но не переживай. Утром станешь обыкновенным человеком. Обещаю.

– А вот тебе я не верю! – крикнул Вулкан, заглянул в холодные глаза Каталина и поморщился. – Сопе-ерник!

Каталин улыбнулся:

– Странный ты. Но добрый. Ева была права. Да я и сам вижу. Заботишься о ней, переживаешь. Череп обрил, чтобы шевелюрой не смущать. И смерти не боишься, иначе не вернулся бы к нам. Куда мне, мужлану, до тебя, благородного Лучафэра? Мы не соперники. Утром магия исчезнет и все встанет на свои места.

– Разлюбишь Еву?

– Я не люблю ее. Это наваждение.

– А я люблю-ю – потянул Вулкан и уставился на нее, измученную и злую. – И боюсь потерять это трепетное, как мотыле-ек, и нежное, как лепестки роз, чу-увство. Пусть даже оно и возникло по воле злодея… – Он махнул рукой, в которой держал бутылку, и капли коньяка выплеснулись на стол. – Вдруг такие создания, как я, иначе любить не мо-огут? В прошлом у меня были бурные романы. Женщины назвали меня богом секса и, пове-ерь, они знали толк в любви. Но сам я не, – он снова икнул, – не любил. А теперь люблю-ю. В моем сердце поселилась хрупкая длинноногая девчонка. Попрошу Юлиану сохранить во мне это чудо.

– Чудо, – передразнил Каталин и сделал насмешливое лицо.

– Конечно! – кивнул Вулкан всем корпусом. – Вот ты любил когда-нибудь?

Назойливые вопросы утомляли, но Каталин понимал – Вулкан из-за страха и алкоголя привязался к нему. Он и сам напился бы в хлам, прежде чем отдаться в руки палачу. Да что там! Он и сейчас не прочь был напиться, если бы его брал коньяк! 

С другой стороны, почему не поболтать? Надо же когда-то рассказать друг другу правду о себе. Пусть Ева узнает его настоящего. Она ведь не читала его дневник, которого и не было никогда.

«Полюбить человека таким, какой он есть, редко кому удается, – размышлял про себя Каталин. – Ева бы не смогла. Нет. Для этого нужно терпение, а она нетерпеливая. И вкус важен. Ее много лет привлекал напыщенный Раду Вулкан. Я не такой. Я обычный служака, человек-поручение. Шеф приказал – я выполнил. Раз в неделю расчет. Часть зарплаты матери на расходы, остальное на себя и любовниц. Надо же как-то разгружаться при такой собачьей жизни. И за что меня любить? Не за что. Это все магия. Не любовь... Только магия». 

Он пожевал губами и ответил Вулкану:

– Не знаю. Любил, наверное.

– Так же сильно, как Еву?

Каталина словно ударили по голове.

– Я не люблю Еву! – прорычал он и сжал кулаки. 

Вулкан дернулся от столь бурной реакции:

– Хорошо-о, не сердись. Я неправильно выразился. Давай еще дубль. Ты когда-нибудь любил по-настоящему? До сердечного приступа, до слез, до…

– Никаких дублей! – Взбешенный Каталин погладил лысину. Беседа потекла не тем руслом. Он был готов рассказывать о себе прежнем, но не о своих чувствах к Еве. – Вот пристал!

Хотя, черт с ним! Хочет услышать правду? Хорошо!

– Если любишь Еву, – продолжил он, – и желаешь ей счастья, то советую запомнить свои ощущения. После второго ритуала они пропадут, а Ева снова втрескается в тебя до чертиков. Тогда держись! Я читал ее дневник и знаю, что тебя ждет. И кое-что окончательно уясни: мы с Евой не любим друг друга и никогда не любили. Мы вместе из-за долбанной магии! Была бы любовь настоящей, Ева хоть на столько, – он показал верхнюю фалангу мизинца, – но изменилась бы ради меня, стала спокойней и покладистей. Но она не меняется! С момента, как в нас пробудился дар, она только и делает, что вьет из меня веревки и тянет жилы! При этом я терплю ее заскоки. Из-за магии терплю. В нормальном состоянии я бы близко не подошел к этой истеричке. За что ее любить?

– А разве любят за что-то? – удивился Вулкан.

Ева дернула посохом, и спорщики невольно отпрянули. 

– Хватит! – крикнула она. – Замолчите! Ненавижу, когда за меня решают и обсуждают меня в моем присутствии! – Мгновение помолчала и добавила: – Ненавижу любовные треугольники!

Вулкан не понял. В замешательстве посмотрел на Каталина, потом на нее.

– А что не так с треугольниками? – спросил он. – Нормальная фигу-ура…

Ева одарила его убийственным взглядом: он шутит или в самом деле дурак?

– Я о любовных треугольниках говорю, Раду! – запальчиво сказала она с ударением на слове "любовных". – Они напоминают собачью свадьбу! Вокруг одной… – запнулась она и густо покраснела. – ...вокруг одной самки вьется стая самцов! Это ужасно! Женщина может любить только одного мужчину! Если сегодня она с одним, а завтра с другим, то это не любовь! Это… – Она зажмурилась от стыда, – похоть! Грязная мерзкая похоть!

Сконфуженный Вулкан застыл. 

Каталин поймал его взгляд и пожал плечами:

– Деревенское воспитание.

– А тебе, Каталин, – в гневе продолжила Ева, – я приказываю исчезнуть из моей жизни навсегда!

– Конечно, – кивнул он. – Как только, так сразу.

– Убирайся к своей швабре!

– Обязательно, Ева. Утром. Закончу тут дела и сразу к швабре.

Вулкан задержал на Еве ревнивый взгляд:

– А у вас с Каталином все сложно, да-а?

Каталин не дал ей ответить. 

– Это у Евы все сложно, – сказал он. – Она, как и ты, верит в любовь. Вы с ней составите отличную пару. – Он покрутил пальцем у виска. – Вас многое объединяет.

Он шумно выдохнул и после короткой паузы заговорил деловым тоном:

– Так. Если с соплями покончено, предлагаю вернуться к обсуждению ритуала. Во время его проведения тебе, Раду, будет больно.

– Не больнее, чем сейча-ас, – все еще глядя на Еву, отозвался тот.

– Ты уж потерпи. Постараюсь сработать быстрее. Днем я сплоховал, да и Ева помешала. Ты как? Готов?

– Одну мину-уту... – Вулкан основательно приложился к бутылке.