Хэллоуинский флешмоб. Бу!

На носу у нас жутковатый заграничный праздничек, которому есть симпатичный отечественный аналог: Велесова ночь. Ноги Хэллоуина растут из кельтского Самайна, а суть что у него, что у Велесовой ночи одна - это праздник окончания уборки урожая, завершения годового земледельческого цикла и начала нового. В эту ночь граница между мирами становится тоньше и духи могут проникать в мир живых... наводя на всяких слабонервных граждан ужасу )) 

В общем, давайте делиться отрывками со всякой мистикой, жутью, ведьмами, мертвецами и привидениями! 

У меня отрывки из "Волков глубокого космоса". Охота на таинственного призрака, внезапно поселившегося на борту совершенно новенького корабля класса "призрак" (какое совпадение!), только что сошедшего с верфи, и пугающего такой же новенький экипаж по ночам. Является в виде седой старухи с буклями на голове, в развевающейся ночной рубашке. Первый пилот аж к фляжке с буравчиком прикладываться перестал после встречи с нею:

Едва затихает приглушенный перестук обутых в тапули копыт, как ночную тишину разрывает какой-то грохот, сопровождаемый поминанием всех гирганейских тварей, а заодно и загадочной шестихвостой хтори, и бодрый топот бегущих ног. В следующую секунду навстречу выносит босого, полуодетого Баса. Глаза его выпучены, а остатки рыжей шевелюры, не павшей под ножницами искусницы Таисьи, стоят дыбом.
— Вы меня заикой сделаете, — бурчу я, убирая пальцы с кобуры. — У тебя-то что, тоже несварение или кошмары замучили — как ты вместо Биркхана говновозкой рулишь?
— Т-там… у оранжереи… т-такое! — сам заикается в ответ разжалованный пилот, тыча пальцем себе за спину, в уже вернувшуюся после его кросса по коридорам темноту. От волнения Бас аж забывает укрыть от моих глаз подозрительный сосуд с явно крамольным содержимым, который он сжимает в другой руке. Поскольку отдышаться и вернуть дар речи своими силами у него никак не получается, он делает изрядный глоток и лишь затем спохватывается и упрятывает фляжку куда-то в штанину пижамы, по примеру Яркиной, дерзко украшенной принтом «Дерзающего».
— Там бабка моя бродит, — наконец выдает он. — Годков сто как покойная. Только не изменилась совсем, будто только сейчас в гроб утромбили — в этом любимом своем балахоне, чепце, из-под него кудельки седые топорщатся… А в руках поднос, старинный такой. Не знаю, откуда откопала, сроду у нее при жизни такого не бывало. И смотрит этак с прищуром, и пальцем еще грозит… как и сулила перед смертью. Дескать, не оправдаешь надежд бабулиных — с того света к тебе приду, выдеру подлеца! А потом ка-ак хрястнет меня тем подносом!
— Завязывал бы ты бухать, к зирковой бабушке, — от души советую я. — Пока до полодрайки не понизили… Год ведь не пил, чего тебя опять понесло? Запах буравчика с пути твой крейсер трезвости сбил? Перед Яркой не стыдно?
— Вот те крест! — божится потомок эллинов, совершая какой-то произвольный мах правою рукою. — Перед Яркой — стыдно. Только ты ей не говори, ладно? Я ж всего пару глотков пропустил, и это даже не буравчик, а так… шило… На Вулкане его не то что взрослые — школяры дуют… ну, для профилактики простуд там и прочей ерунды. А бабку своими глазами, вот как тебя сейчас, видел! И по кумполу от нее схлопотал, чтоб мне век штурвала в руках не держать!
— Ладно! Айда, по камерам посмотрим. Может, это кто из ученых проветриться выходил, а ты с пьяных глаз попутал.
Однако ж, как и в предыдущих случаях явления таинственной старухи, камера возле оранжереи сняла лишь одного нашего Алого Алконавта, который вначале спокойно шествовал в одну сторону, потом внезапно споткнулся, гукнулся на пол, завис на несколько секунд на четвереньках с вытаращенными глазами, а после с низкого старта ломанулся в другую, мне навстречу. Следов суровых побоев подносом на центральном процессоре пилота тоже зафиксировать не удается.
— Пришла, родимая… как и обещала, — шепчет он испуганно. — Все, в рот больше капли не возьму!
— Давно бы так, — закругляю я его ночное рандеву, выпроваживая из рубки, пока он порулить не присел. Однако ж, когда шаги Баса стихают в стороне жилого блока, нехороший холодок по моим лопаткам все же пробегает. Ладно, одному померещилось, другому… Бас вовсе подшофе. Но сам-то я что в сияющем боку мультиварки видел, на пустом еще судне? Пусть и пару секунд. Что это, черная дыра подери, за явление такое? Ни одним из приборов, кроме наших собственных видоискателей, не фиксирующееся? И, чтобы отогнать это жутенькое ощущение, я таки предлагаю Лерою сгонять партейку в нарды. В конце концов, я заслужил.

Охота глазами Нюка: 

За пять минут до отбоя в рубку ко мне, на очередной вахте торчащему, проскальзывает Ярка. Голубые пуговицы ее горят охотничьим азартом, а в руках она сжимает нечто, напоминающее здоровенное волосатое весло.
— Я все продумала, — заговорщицким шепотом произносит Соколова, убедившись, что никто нас не подслушивает. — Этой ночью мы раскроем тайну призрака. Пришлось одолжить у уважаемого академика ритуальный сушеный хвост бобрыдры с Беты Проциона. Он вполне заменит швабру. А мешок-ловушку я уже сшила, две простыни на это дело загубила. Впрочем, Зорян сам мне их пожертвовал, он все равно протащил на борт какие-то тюфяки с аромасеном. Говорит, не высыпается на казенном… Я всех свидетелей опросила и карту явлений этого привидения составила, вот! — она сует мне под воздухозаборник свой планшет. Отмеченные ею на плане крейсера точки образуют этакое созвездие, очертаниями напоминающее кастрюльку.
— Бобрыдры?! — непочтительно по отношению к ритуальному предмету хрюкаю я. Ах-ха-ха, кажется, мой лексикон пополнится новым ругательством! Бобрыдра! Пресвятая гравитация.
— А зачем мешок? У меня ж энергосеть есть, — отсмеявшись, спрашиваю я.
— Вот сразу во все и упакуем! Так надежнее. Сеть и отключиться может или вовсе не сработать, а старый добрый мешок — нет. Особенно когда он новенький.
Ни в какое такое привидение, гремящее веригами, как в старом плоском кино, я, разумеется, не верю. Не доказанное это наукой явление. Ярка с веслом и мешком — тоже. А вот в то, что на наше судно мог просочиться по сей день не пойманный плазмоид или его близкий сородич — вполне. Кого только мать-природа не натворила в пределах обозримых миров! А уж за ними — и вовсе. Служба на рыдване отучила меня полностью полагаться даже на самые надежные механизмы. То, что Лер чего-то не видит, не значит, что этого «чего-то» на борту нет. Так что станнер, так кстати выданный на время дежурства, лишним тоже не станет. А если мы лазутчика изловим — будет и доказательство для капитана.
— Предлагаю устроить засаду у камбуза. Там это, с колбасками на голове и в занавеске, чаще всего видели, — говорю я. — Только попозже, когда все заснут.
— Я его мигом… звездысь — и в мешок! — с энтузиазмом кивает Соколова, любовно похлопывая свое (то бишь академиково) ритуальное орудие.
Выждав, пока все угомонятся, и по кораблю разольется звенящая тишина, выдвигаемся в сторону намеченной точки. Заранее прошу Лероя выключить свет в этом секторе, чтобы нам не пришлось сидеть в одной позе, без движения. И сообщать на ручной комп, если кто-то из членов экипажа покинет свою каюту. Заодно знать буду, где Варг отирается. Глаза быстро привыкают к темноте, вот только в ней ничего не происходит, а трепаться тоже нельзя. В голову только мысли всякие лезут, неприятные. Например, какая у кэпа сегодня вечером, на разводе, рожа торжествующая была. Будто все это с нянюшкой не случайность, а его многоходовка хитрозадая. Вот бы кому хвостом бобрыдры по хлебалу-то не мешало!
Не успеваю вытянуть одну затекшую от сидения на низкой скамеечке конечность и перенести вес на другую, как Ярка толкает меня локотком в бок. Мол, слышишь? И точно, будто шлепает кто по коридору, но ти-и-ихо так. Что твой Горлум. Ага! Если все по своим каютам подушки душат, включая роботесс в гибернизации, то это тот самый призрак в нашу сторону и прется!
Бледная фигура выплывает из темноты, бормоча себе под нос нечто неразборчивое. Вокруг нее что-то вьется и шелестит… на голове, правда, не колбаски, а какая-то фиговина, напоминающая… наволочку от подушки? Уголком вверх.
— На счет три, — выдыхает мне в ухо Соколова. Я нацеливаю на привидение сеть, Ярка подбирается, готовясь к атаке… Фигура замирает у дверей камбуза, делая какие-то пассы руками.
— ТРИ! — орет Ярка. Я жму на кнопку на рукоятке сети и… осечка! Соколова как в воду глядела! Одним пантерьим прыжком она сокращает разделяющее их расстояние и что есть сил в славийских ручечках перетягивает призрак хвостом бобрыдры поперек спины. Блымс! Фигура трагически изгибается, закручиваясь по спирали. Я прыгаю следом и обрушиваю мешок ей на голову. Или чего там у нее сверху. Так и знал, что никакое это не привидение! Попалась, вонючка джокордова! Будет нам еще одна премия.
— Ага, попалось! — торжествует и дипломированный штурман, ксенолог, а теперь еще и охотник за фальшивыми привидениями, и для верности наваливается всем крепко сбитым организмом на трепыхающийся мешок. — Врешь — не уйдешь теперь!

Глазами Ярки: 

— Лерой, свет! — требует Нюк, натуго затянув завязки простынной ловушки. — Ну что, с привидением, преследовавшим род Бисквитвилей, покончено навсегда! — с пафосом прибавляет он, радостно отдуваясь.
— Баскервилей, — поправляю я.
— А, точно. С голодухи выскочило. Странно только, почему это он в лужицу не растекся? Ты вроде нехило его бобрыдрой этой шваркнула, — удивляется он, подбирая оброненную в пылу борьбы не сработавшую сеть.
— Ща, я его еще разок приласкаю, — замахиваюсь я.
— Не… не надо! — придушенно раздается из энергично засмыкавшегося мешка. — Вы что, психически нестабильные?! Я не привидение! Выпустите меня!
— Конечно, не привидение. Ты — кое-кто похуже! — хмыкает Нюк и протягивает руку к моему орудию. — Дай-ка, я.
— Как сказал бы Бас, тут тонкое ручное управление, которое требует многолетнего опыта и сноровки, — возражаю я. — В моих конечностях эта священная реликвия куда надежнее будет оберегать нас от гнусных поползновений… некоторых гадов ползучих. А возможно, даже текучих. Надо перегрузить его во что-нибудь герметичное!
— Жадина! — обижается Стратитайлер. — Не сломаю я ваше ритуальное весло. Подумаешь, и так обойдусь.
И отвешивает пленнику хорошего пинка гравиботинком. Мешок взвизгивает и принимается вопить пуще прежнего. Привидение призывает на наши головы рапорты, гауптвахты, выговоры с занесением в личное дело и прочие скучные кары. Никакого креатива и задора — нет бы там посулить проклятье на весь род до тринадцатого колена или, скажем, хронически скисшее молоко в холодильнике. Хотя вроде порчей последнего промышляли не призраки, а ведьмы или домовые? Тут я могу ошибаться, страшные сказки моего кубического няня успели уже повыветриться из памяти.
— Я доложу капитану Вегусу о насилии, произволе и беззаконии на борту вверенного ему крейсера! — верещит мешок, и знакомые канцелярские обороты вкупе с въедливыми интонациями внезапно напоминают нашего обеденного оратора. Опаньки…
— Не, чет тут не то, — начинает сомневаться и мой напарничек, почесав уставной белобрысый затылок.
Меня посещает годная мысль бросить нашего пленника прямо тут и тихонечко удалиться, точно легендарная адорианская ветвь. Если это и впрямь Ак-Ябалак, объяснительные и рапорты будем писать как минимум еще неделю после старта. Да вот только камеры все равно нас уже запечатлели. Так что, видимо, придется улаживать дело на месте. А для этого нет ничего надежнее старого доброго шантажа. Только чем бы его таким припугнуть-то? Я ж о нем ничего толком не знаю даже. И до его личного дела с какой-нибудь крамольной инфой нам прям сию секунду тоже не светит добраться. Раздумчиво почесываю макушку хвостом бобрыдры, пытаясь активизировать мыслительные процессы и срочно породить гениальный план.
— Если это все же плазмюк блефовать выучился — всеки ему как следует, — шепчет мне Нюк и осторожно развязывает мешок. Оттуда трагически высовывается полная праведного гнева морденка младшего техника, увенчанная сбившейся набекрень шапкой в форме колпака. Чисто пищага, застуканная за поеданием припасов в трюме. Окинув нас с Нюком испуганным и одновременно угрожающим взглядом, он выбирается из мешка на четвереньках, представ перед нами в каком-то нелепом ночном одеянии, сильно смахивающем на доисторическую ночную сорочку.
— Ябалак! Какого зирка гирганейского ты тут делаешь среди ночи?! — возмущенно спрашивает бортинженер. — Да еще в таком виде!
— Ак-Ябалак! — с пафосом поправляет тот и, морщась от боли, пытается подняться, шурша зажатыми в кулаке бумажками. — Я объявления клеил! И что не так с моим видом?! Это одобренная Институтом сна и релаксации ретро-версия, не передавливающая чресел! Да, и я попросил бы не выражаться в моем присутствии!