Субботник отрывок: сон

Я не один раз писал о том, что в моих произведениях очень большую роль играют сны, которые не совсем сны. Данный опус исключением не станет. Око Проклятия, которое фигурирует в нем безусловно похоже на Око Саурона. И общее у них есть - функция слежения. Но по сути они все же разные. Что и выяснится в дальнейшем.

Итак:

Кан тихонько уснула на своей подстилке.

Сон подхватил ее и привел на городскую улочку, которую она никак не могла узнать. Дома здесь выглядели вполне благопристойно, зажиточно. Только вокруг не было ни одной живой души. Как будто горожане внезапно бросили все и ушли. Она шла по этой улочке, сама не зная куда. Улочка все тянулась, тянулась и тянулась. Кан уже начала уставать от бессмысленного хождения, но понимала, что останавливаться ни в коем случае нельзя, иначе... К чему приведет внезапная остановка, она понятия не имела. Но ощущала вполне отчетливо: ничего хорошего не будет.

Внезапно она почувствовала острый укол чьего-то взгляда – пристального, холодного, злого. Откуда-то сверху. Она подняла лицо к небу. Небо было грязно-серым, низким. По нему из края в край тяжело ползли седые утомленные облака. Солнце отсутствовало. Не пряталось за облаками, а именно отсутствовало. Совсем.

Внезапно прямо у нее над головой облака прорвались. Прореха широко разошлась. Сквозь дыру на Кан мертвенно смотрел огромный глаз, обрамленный длинными черными слегка изогнутыми ресницами. Зрачок у глаза был темно-красным, замкнутым в оранжевую радужку. Белок, вопреки своему названию, ярко желтел. Глаз неуклюже ворочался в невидимой глазнице, озирая окрестности. Вот взгляд снова уперся в Кан. Никакого осмысленного выражения в глазу прочитать не удавалось. Но Кан вдруг явственно услыхала совершенно нечленораздельное, но исполненное злорадства шипение. Она побежала. Глаз пялился ей в спину.

Где-то запела флейта. Тонко, печально, сиротливо. Плач. Плач по чему-то, что ушло навсегда.

Перепевами кличет беда,

А печали журчат, как вода. 

Жизнь меняет века на года.

Мы уйдем. Мы уйдем навсегда.

Никто не выпевал этих слов, но они звучали в переливах флейты. 

Мы из места, которого нет.

Тайна Тайн измельчала в секрет.

Мы идем сквозь закат и рассвет.

Мы уйдем сквозь закат и рассвет

На изломе потерянных лет.

Слова отговорили. Осталась музыка. Теперь в ней словно бы звучали два голоса. Один все жаловался, плакал жалобно и сиротски. Второй отвечал сурово и непреклонно, требовал, призывал.

Кан как-то быстро выбилась из сил, задыхаться начала.

Как же? Как же так? Носилась ведь вечно не хуже этих… состязаются которые…

Пришлось перейти на шаг. Взгляд сверху снова ожег Кан. Она подняла голову. Глаз теперь полыхал жуткой злобой. Девчонку пробрала дрожь.

Ясное Небо! Бежать! Снова бежать! Ноги уносить! Скорее! Пока с корнем их не выдрали!

Но облака внезапно сдвинулись, сошлись. Дыра закрылась. Чудовищный глаз пропал. Что-то происходило вокруг.

Против воли Кан остановилась, замерла.

Они появились мгновенно и во множестве. Целая толпа собралась. Из домов что ли? Энтаны. Мужчины и женщины. Хранители окружили Кан и разглядывали внимательно, не издавая ни звука. Она тоже помалкивала.

Но вот из толпы вышла высокая женщина с огромными грудями. Прочие хранители почтительно расступались, пропуская ее. Старшая? Некоторое время пришелица тоже только стояла напротив и глазела. Молча. Потом все же заговорила:

– Рекомая Каннуал, как звучит прозвание энтана твоего? 

Вопрос выбил Кан из колеи. Она-то и не думала даже хранителя об имени спрашивать. Хотя знала: есть у них имена. Но не назвался же сам! То есть не положено ей знать. А случай не тот, чтоб соваться, куда не положено. Она и так только это и делала. Как башку не открутили еще?

– Ну-у-у… не сказал он… вот, – жалобно протянула она.

Энтанэйз, однако, смотрела на нее без всякого осуждения.

– Запомни, дева Каннуал, Уиннэталь прозывается энтан сей. Поведай Уиннэталю, что говорила с тобою Аинцатти. Передай словеса мои: пробил час, выйти пора энтану сему, выступить время.

Она протянула руку и когтем коснулась лба Кан.

– Возвращайся. 

Кан проснулась на своей подстилке. Была еще глухая ночь.

Уиннэталь! А он обрадуется тому, что Кан его имя прознала? Выйти ему куда-то придется. Ох, непохоже, будто тут что-то хорошее! А ведь известно, как оно с дурными вестниками случается. Вышибет пинком под зад. В лучшем случае. Про худшее и думать не хочется. Промолчать? Ага, а потом по ночам эта…  Аинцатти… вот же имечко!.. являться начнет… Придушит чего доброго во сне. Вляпалась! Тут птица склюет, там зверь сжует. Ладно. Чего ночью-то крутиться, подстилку задницей протирать. Утро слово скажет, узелок развяжет.

Кан повернулась носом к стенке, да и уснула.