Субботний отрывок: видение.

Кроме снов, в моих сочинениях часто встречаются всяческие видения. Вот, например:

…Она ползла сквозь липкую мглу. Прямо над поверхностью, по которой Шаннават с трудом тащила отяжелевшее тело, чернота была вовсе непроглядной. На высоте человеческого роста она превращалась в серую муть. И в этой мути уже прорисовывались очертания предметов. 

Если бы встать… Да ноги держать не хотят. Будто и не свои вовсе. Две колоды.

То, что торчало… откуда?.. из земли?.. это же земля, да?.. оно напоминало великанские кости. Шаннават подползла к одной из них и старательно ощупала. Точно. Кость. Кладбище гигантов.

Почти тут же Шаннават больно врезалась лбом в костомаху, решившую не высовываться из мрака. Сейчас башку расшибить – и конец. Не буду! Она перевернулась на спину, вытянулась и закрыла глаза. Лоб ныл. Пусть. Все погибли, и я умру. Говорят, там лучше, чем здесь. Гар ругаться начнет. Зачем умерла? Зачем, зачем. Устала потому что. 

– Кра! – надменно прозвучало совсем рядом. Шаннават чуть-чуть раздвинула веки, неохотно и лениво. Неподалеку из черноты выпирало гигантское ребро. А на ребре примостился ворон. Только что его не было. И вот – нате! Откормленный. На добрых харчах вон как вымахал. Такому только орлов гонять.

– Кра! – настойчиво повторил ворон.

– Жрать захотелось? – злобно спросила Шаннават. – А я не сдохла. Неурядица? Да?

Не меняя позы, девчонка пошарила руками рядом с собой. Пальцы правой нащупали рукоять Зарницы. Шаннават подтащила меч к себе поближе. Ворон взглянул на девчонку с холодным любопытством. Не птичьим был взгляд, ох, не птичьим. Шаннават резко села и вытянула Зарницу из ножен. Ворон никак не отреагировал на ее манипуляции.

Вроде как и не видит меча. Надо же!

– Кра! – передразнила его акробатка.

Вышло похоже. В обращенном к ней глазу птицы блеснула насмешка. Шаннават будто кто сосульку за ворот сунул. Что за тварь? Дух? 

Внезапно птицу окутало багровое свечение. Оно росло, ширилось. Чернота вокруг стремительно таяла, а Шаннават озиралась напряженно и нервно. Она действительно сидела на земле – темно-желтой, гладкой и ровной. Нарочно ровняли, что ли? А костей оказалось куда больше, чем можно было себе представить.

– Кра! – объявил ворон-светильник удовлетворенно и слетел со своего насеста на землю. Слетел, да и зашагал к неведомой цели, внимательно оглядывая почву. Кра! Птица остановилась и принялась долбить землю клювом, да лапами разгребать. Вот что-то блеснуло. Ворон продолжил рыть. Потом ухватил непонятный предмет клювом и вытянул из земли. Бросил на девчонку ехидный взгляд и зашагал прямо к ней. Теперь Шаннават разглядела, что птица держит в клюве овальную пластинку. Золотую, похоже. Да, золотую. Ворон приблизился к Шаннават, уронил пластинку на землю и исчез. Не улетел, а именно исчез. Мгновенно и бесследно.

Шаннават осторожно подняла пластинку. Древняя вещь. Явно. В центре правильного овала размещалось рельефное изображение нагой плясуньи. Красиво! Мастер волшебник был. Настоящий. Она ж живет, летит – бешено, стремительно. А выгнулась как! И видно, что напряжена вся. Такой трюк сделать… Ох, и тренироваться надо. И это ж не на месте. Это в прыжке.  

Девчонка положила вещицу на ладонь. Но плоть вдруг резко обожгло яростным жаром. Дернувшись, Шаннават попыталась отбросить пластинку прочь. Не тут-то было! Изумленно следила она за тем, как пластинка погружается в ее тело. Мгновение – и нет ничего. И жар не ощущается. 

Мир встряхнулся, словно собака после купания. В земле и древних костях зародилась музыка. Кости вибрировали, будто струны диковинного инструмента. Вибрация неумолимо проникла в плоть, в кости Шаннават, жестко, жестоко подчиняя девчонку себе, подняла с земли, закрутила, закружила волчком, швырнула в пространство. Навстречу летел холодный закат, красным военным плащом струящийся по ветру. Прорвав закатную ткань дрожащим в такт навязчивой мелодии телом, она не была уже Шаннават, не была Лирфэт Латтиос, но неотвратимо становилась золотой танцовщицей, пляшущей любовь к небу, любовь к полету, любовь к морю. И море запело под ней. И она заплясала на гребнях волн, не замочивши ног. А волны тянулись к ней, чтобы поцеловать ее стопы. Волны мечтали одарить ее мириадами капель. Волны пели. Пели о ней. И тьма встала на пути стеной черного гранита. И она проломилась сквозь эту стену. Но музыка смолкла. Потерялась в шуме ветвей. Ветви… Ветви плакали, а она лежали ничком, уткнувшись лицом в редкую жесткую траву, пробившуюся меж мощных корней дерева.