Иллюзия свободы

Этот день ничем не отличался от других. Я шел по пустыне, горячий песок обжигал лапы. Солнце, что отражалось в стеклянном песке, по обыкновению слепило глаза. Зрачок сжался до размеров нитки, я присмотрелся – вдалеке замаячил огромный купол. Город. Живой, действующий город.

Такие я ненавидел. В отличие от милых моему сердцу развалин старой цивилизации, эти таили в себе грязь и опасность.

Но не в этот раз. От города толстым червем тянулась колонна солдат. Это не отребье с городских окраин, им не надо охотиться за каждым, пусть и таким мелким, как я, куском мяса. Солдаты жили в укрепленной части города, дышали фильтрованным воздухом и получали стабильный паек. В пустыню они выходили с одной целью – выкинуть мусор. Живой мусор.

Людские отбросы были уродливы не только снаружи, но и внутри. Их вело только одно чувство – голод. Город их не терпел, таких вышвыривали наружу. Зачем, я не знал. Вероятно, пустить на мясо не позволяли оставшиеся человеческие принципы. Хотя я бы поставил на то, что жрать их просто боялись.

Шеренга солдат уверенным шагом все дальше отходила от города. Мне встреча с ними не сулила ничего — ни хорошего, ни плохого. Но встречаться с солдафонами мне претило чувство высокого. Поблизости стояла старая ржавая цистерна. Раньше в таких перевозили воду из города в поселения помельче. Сейчас воды еле хватало на свои нужды, и гигантская емкость за ненадобностью наполовину утонула в песке.

Ржавые крепления лестницы на удивление хорошо сохранились. Забравшись наверх, я устроился за высокой крышкой и лег на обжигающую поверхность. Сквозь шерсть металл грел тело, не причиняя боли. Блаженно зевнув, я устроился поудобнее, глаза закрылись сами собой. Смотреть на проходящий мимо спектакль я не собирался.

— А ну живей!

Я нехотя приоткрыл один глаз. Солдаты были в полной защитной экипировке, их старая потертая броня сливалась с песком, а лица прятались за темными стеклами забрал. Я бы не променял свои четыре лапы на эту тонну железа, даже на открытую банку консервов.

Они думают, что броня спасает тело, но она лишь убивает их разум. Стоит этой скорлупе выйти из строя, и у солдат нет шанса дойти до города. Если их не сгубят палящие лучи солнца, то радиация точно не оставит шанса.

Среди них, на привязи, тащились отщепенцы. Их было около дюжины. Вереница уродливых существ, которые когда-то были людьми. Кожа покрыта язвами и нездоровыми наростами. Чьи-то руки отросли до колен; чьи-то головы неестественно вытянулись. Они шли, скаля острые черные зубы. В зрачках, которые прятались в неестественно желтых белках, не было ни хитрости, ни зависти, ни гордости. Нет, эти пороки им не были присущи.

Только голод.

Они знали, что их ждет. Стоит конвоирам спустить поводья, и слабые станут добычей сильных. Кому повезет выжить, примкнет к падальщикам — группам относительно организованных отбросов, которые наводнили в последнее время пустыню.

— Ты, урод! Не отставать! — Солдат с плеткой стеганул одного из отбросов.

Плеть скользнула по плечу и, ударив песок, подняла в воздух жгучую мелкую пыль. Ругань солдафонов слилась с рычанием мутировавших людей.

— Достаточно, — здоровяк, который шел во главе отряда, подал знак солдатам.

Послышались щелчки затворов, на отщепенцев устремились стволы автоматов. Двое солдат отделились от группы. Один отстёгивал поводки от ошейников, другой стволом автомата предостерегал мутантов от необдуманных действий.

— Пошли, уродцы, — голос главного проскрипел старым динамиком, — теперь вы свободны.

Дружный хохот наполнил пустыню.

Я поморщился. Свобода. Что вы знаете о ней, скудные умом и телом людишки. Вы заперлись в городах, фильтруете воздух и жрёте синтетику. Вы называете это свободой? У вас нет свободы тела, не говоря уже о свободе души.

— Эх, — солдафон, который освобождал пленных, поднял голову к небу. Там, наливаясь каленым светом, подползало к зениту солнце, скоро жара станет невыносимой, — жаль, мало времени, а то можно было бы ставки сделать, кто выживет.

— Валите уже, — пробормотал я себе под нос, — а то я ставки сделаю, чью задницу последней спалит это солнце.

Послушные моей воле... Ха-ха. Нет, конечно. Командир дал знак и отряд развернулся в сторону города. Стоило последней, закованной в броню, спине скрыться за барханом, как снизу послышался тихий гортанный рык. Мутант, который был крупнее других, разинул пасть и бросился на соседа. Тот попытался отбиться, но был мгновенно повален. Остальные ринулись врассыпную.

Нет, не искать убежище от зарождающегося жара, а чтобы обогнать других и первыми найти слабого. Звуки раздираемой плоти и звериный визг разнеслись по пустыне. Я хмыкнул, даже минуты не прошло, воспользовались называется свободой.

Мне стало жаль этих глупцов. Насилие — единственный шанс выжить. Так они думали и не подозревали, к чему это приведет. Насилие всегда порождает лишь новое насилие. Вечная, предсказуемая цепь.

Пара мгновений — и только беспорядочные следы на песке да черные вязкие пятна, которые с шипением впитывала в себя пустыня, говорили о разыгравшемся здесь действе.

Спектакль окончен.

Почти.

Совсем близко послышался писк. Мягким движением я подобрался и спрыгнул с цистерны. Около ржавого бока лежала небольшая горка камней. Я повел головой. Приторный, но совсем легкий запах мутированной плоти коснулся носа. Подойдя ближе, я заглянул за кучу. Девчонка. Там сидела девочка – лет десять, а может двенадцать. Поди разбери этих человеческих детей. Да, детей они тоже выкидывали. Серая кожа, руки чуть длиннее нормы и страх. Обычный страх в темных с яркими желтыми прожилками глазах.

Я сел перед девчонкой, свернув хвост кольцом.

— Что, испугалась? — я участливо качнул головой. — Они были слишком громкими. Согласен, не очень-то вежливо.

Не знаю, знаком ли девчонке сарказм. Судя по пустому взгляду — вряд ли. Попробуем еще раз.

— А ты чего не убежала? — Я зашел к девчонке со стороны цистерны и пристроился в тени. — Медленная? Или умная?

Страх в темных глазах девчонки все же сменился шоком. Хорошо.

— Ты боишься пустыни, да? Думаешь город даст тебе защиту? Это иллюзия. Ни высокие стены, ни чистый воздух, ни вода не дадут тебе свободы.

— А пустыня, — тонкий голос девчонки казался чужеродным, он натянуто дребезжал в нарастающем зное, — она даст свободу?

— Лишь отчасти, — я фыркнул, стряхнув осевшую на носу пыль, — пустыня — это шанс, для таких отверженных как ты. А истинная свобода — это знание. Знание того, что ты не это дрожащее, и, уж прости, уродливое тело. Ты — это то, что скрыто внутри, и тебе не страшны ни жара, ни чужой голод, ни даже смерть.

— И ты такой? Ты свободный?

Девчонке очень хотелось жить. Я видел. Но еще больше ей хотелось верить.

— Если бы я осознал истину, шлялся бы я по этой забытой Богом земле, да еще и на четырех лапах? — я засмеялся.

Смех, правда, вышел похожим на кашель: от песка в горле першило.

— Возможно, милая, возможно. Но даже тот, кто знает правду, должен выполнить свою маленькую роль. Ведь свобода — это не вопрос обстоятельств, это вопрос выбора.

Я встал на лапы и развернулся. Больше я помочь девчонке не мог ничем. У нее был шанс выжить. Цистерна даст хорошую защиту от монстров ночью. Днем даст тень, чтоб не сгореть заживо в адских солнечных лучах. А как она распорядится этим шансом — это лишь ее выбор.

А я пошел дальше. Ведь я — Бродяга, Философ, Кот, и я не могу отнять у нее даже горькую свободу ее собственного выбора.

А если вам интересно, как выживают в Пустоши, и что ждет тех, кто верит в защиту городских стен... что ж, ответ ждет вас в романе "Последний Праведник". Первая книга цикла доступна бесплатно.

Я же давно понял: свобода — ее я не променяю даже на открытую банку консервов. 

Подписывайтесь на телеграм Бродяги. Он с радостью ответит взаимностью.

Если видео сверху не проигрывается можно посмотреть на ютуб или ВК.