Кусочек прошлого. Из 6 главы. (18+ отрывок не является спойлером).

Семь лет минуло, забылись многие лица, голоса знакомых, запахи женщин, вкус ресторанной еды, но те пустые глаза — словно вырезал кто в моём сердце. Бэлла. Бэлочка. Девочка-альбинос — белая, как чистый снег. Совсем юная, от силы лет тринадцать. Она кромсала мёртвое тело своего пленителя. Так — без злобы, без ярости, чисто механически. Вокруг суета, выстрелы, крики, бегают люди, а она сидит, никого не замечает, и тычет в него нож. Раз за разом, тыц, тыц, тыц, до самой рукояти. Я, когда её увидел, всю в крови, забыл, куда бежал.

– Белла!

Она вздрогнула и подняла глаза на меня. Я смотрел на неё, как мне казалось, с жалостью. А она — равнодушно, пустым, леденящим взглядом. Потом она улыбнулась мне. Так легко, по-доброму. Я даже хотел помахать рукой, мол, беги сюда, ко мне, тут безопасно. Но не успел. Она в одно движение перехватывает нож и перерезает себе горло. От шока я потерялся. Просто стоял и смотрел на неё. Время ушло. Звуки пропали. А я просто стоял! Затем что-то совсем рядом бахнуло, и оцепенение с меня спало. Придя в себя, я изо всех сил бросился к ней, рухнул на колени, схватил за руку. А она лежит, улыбается, совсем как живая, но, увы, уже нет.

Малышка ушла гордо, расправив плечи, как сама пожелала. И я её не осуждаю, видел, через что пришлось пройти. Надеюсь, твоя душа получила прощение, ты точно его заслужила. Покойся с миром, ледяная дочь гор, ты ушла свободной.

Урожайный выдался год, мы прилично намыли. Хватало на всё: закрыть долги, обновить оборудование, купить новые колёса. Живи и радуйся, чего тебе ещё надо? Но нет, руки жгло богатство. Ну отложи до лучших времён. Разве можно такое на эмоциях делать?

Дело в том, что, помимо мелочёвки, мы наткнулись на по-настоящему большой самородок весом семьсот граммов. Продать такое сокровище на родине можно, но не дороже лома. Цена по весу металла. За границей были варианты сильно интереснее. Такая находка — коллекционный экспонат. И мы с Юрой знали, кому можно его предложить.Скупщик не проверенный, но жизнь чёрного копателя — это всегда риск, к которому со временем привыкаешь. А выход на новую точку сбыта давно напрашивался: как нам казалось, чересчур много стали забирать посредники. Если тему получится провернуть, будет прибыток, а нет, ну, риск — дело благородное, а мы молодые и дерзкие, нам всё нипочём, выкрутимся. Жизненное кредо идиотов.

Юра пару лет тому назад ездил выгуливать по югам одну мадам и там познакомился с интересным человеком — Юсуфом Хамиром из Тегерана. Слово за слово, выпили, подружились. Стали парами везде выбираться, и вот на одной из пьянок разгорячённый Юсуф обронил, что не последний человек в делах мутных. Юра зацепился. Оказалось, тот держит аукционный дом на чёрном рынке у себя дома, сводит людей, удовлетворяет различный спрос, служит своего рода гарантом. Юра вроде как в шутку контактами обменялся, так сказать, закинул удочку без конкретики.

Вернулся в Москву и поведал о приключениях мне. Между делом и про Юсуфа рассказал. Не понравился мне мутный тип. Решили его пробить. Место такое и вправду существовало, люди через него работают серьёзные, все довольны. Держит аукционный дом человек, по описанию похожий на нового знакомого.

Пробили и успокоились. Не подстава, не менты. Нас не пасут и ладно. Пока без надобности. А вот сейчас вспомнили. Созвонились, потрещали ни о чём. По восточному обычаю получили приглашение в гости. Юра обещался быть и первым рейсом отправился на разведку.

Через неделю друг вернулся чёрный, с подбитым глазом, но довольный, как кот, которому открылась тропа на завод со сметаной.

– Брат, я говорю тебе, эти арабы только с первого взгляда кажутся такими безалаберными, а сковырни вот этот налёт — там наши люди. Вот скажи, думаешь, у них патриархат? Хера с два. Бедолагу Юсуфа дома жены так шпыняют, что он шелковый. А страна какая! Ммм… Там есть такие места, какие Альпы, какая Швейцария – рядом не стояли. Красота! Туда бы деньгами вложиться, и каспийское побережье стало бы лучшим курортом. Поверь.

Довольная загорелая рожа друга подбешивала.

– Это всё прекрасно, рад, что тебе понравилось восточное гостеприимство. Но мы, обитатели серой и промозглой Москвы, желаем знать, как там с нашим делом.

– Всё намази. Они наши пробы перепроверили. Фотки посмотрели. Цену в три раза больше той, что мы ожидали, назвали. Я поторговался для приличия. Оказалось, у них такое не особо и принято. В итоге даже за вычетом комиссионных, мы имеем вот эту сумму.

Юра протянул мне бумажку. Я глянул и уронил челюсть на стол.

– Да тут же наши деньги лет за пятнадцать.

– Двадцать, точнее двадцать два года, если каждый год как этот будет.

Я покачал головой: – Если не кинут, предлагаю с нашими делами завязывать.

– А вот по поводу кинут или нет мы узнаем совсем скоро. На днях должны позвонить и передать аванс.

– И много?

– Мне сказали, что готовы отдать хоть всю сумму. Я попросил половину.

– То есть они готовы рисковать такими деньгами?

– Брось, это для нас сумма ого-го. Для них это смех, крохи. Ты бы видел дворец Юсуфа, там прислуга в месяц столько обходится, поди. Мы с тобой в грязи возимся как земляные черви, а люди знают, как надо жить.

Выхватив из кармана пачку сигарет с пижонской улыбкой, он нырнул в кресло и чиркнул зажигалкой. Комнату заполнил дым вишнёвого Dunhill.

– Юра, не надо, мы сколько раз уже попадали в переплёты. Ещё неизвестно, чем это дело кончится. Ты пойми, я тоже не против кум королю жить. Но опять рисковать всем, что у нас есть, не хочу. Мы уже не мальчишки. Сколько можно ездить на этой развалюхе? Мы с этого заезда еле добрались.

– Кстати, об этом. Нашей ласточке предстоит последний подвиг. Нам маршрут нарисовали, пообещали зелёный свет. Но доставка лежит на нас.

– Куда везём?

– Идея проста: мчим на машине в Дагестан, в портовый город Дербент. Там нас ждёт грузовой отсек судна, из Дербента через Каспий до иранского порта Чалус. Далее нас встретят и докинут до Тегерана. Плёвое дело. Юрка изобразил, как отряхивает руки.

– Звучит вроде неплохо.

Прошло пару дней, и с нами связались. В Москву прибыл эмиссар покупателя. Серьёзный человек, встречу назначил не абы где, а в посольстве Дании. Там передал аванс и предупредил: каждая купюра зарегистрирована, попытка обмана равна самоубийству. Мы заверили в своей благонадёжности и распрощались.

Получив такую большую сумму задатка, я почувствовал первые признаки опасности, но богатство ослепляло разум. Думалось лишь о том, как мы будем тратить деньги, что купим или во что вложимся. Пока ломали голову, даже пару раз чуть не разругались.

Больше всего нас беспокоил вопрос сохранности средств. Вопрос не простой. В банк с такой суммой не пойдёшь и под подушку не засунешь. Можно было бы спрятать на время в тайник, но нас пасли. В сумке с деньгами, под ремешком, обнаружился вшитый GPS-трекер. Это значило, что безопасно до нычки не пробраться, а сроки неумолимо таяли.

Семь дней на доставку – срок немалый, если готовиться, а не балду пинать. В итоге всё, как обычно, впопыхах. Деньги сбросили по пути, тупо в лесу сделали временный тайник. Других вариантов не было. Ставка была на то, что такой дурости от нас вряд ли будут ждать. Нашли место, где за нами невозможно проследить, свернули, сделали вид, что ремонтируем машину, и закопали.

Чем ближе было к Дербенту, тем сильнее нарастало беспокойство. Нервы стали пошаливать. Машина, будто чувствуя моё раздражение и нежелание ехать в Дагестан, то и дело ломалась. Приходилось бесконечно останавливаться и чинить эту развалюху под непрекращающимся мокрым снегом. Словно сама судьба противилась нашему плану.

Вот сейчас, вспоминая, я понимаю: ведь кто-то приглядывал за нами и изо всех сил пытался уберечь. Стоило прислушаться. Знал бы я тогда, чем это кончится…

Дороги Кавказа в такую погоду для многих стали бы непреодолимым препятствием, но не для меня. Я любил эту трассу. В Хасавюрте у меня жил хороший приятель Магомед. Я время от времени заезжал к нему в гости. Доводилось и на свадьбу в Махачкалу ездить. А как-то раз я просто так путешествовал в этих краях.

Короче, никаких неожиданностей я не ждал.

Поэтому, когда увидел блокпост с проверкой, даже не придал этому значения. Для этих не до конца спокойных мест такое не редкость. Тут и постов ГАИ довольно больше по сравнению с другими. И сотрудники всегда с оружием и в бронежилетах.

Оттого, когда нас стали вытаскивать из машины люди в форме спецназа, я даже и не подумал сопротивляться. Но задержание всё равно прошло жёстко. Юрику отбили печень. Мне сломали нос и вывернули руку. Машину дербанили так, словно не искали, а точно знали, что ищут. Это подтверждало и то, что когда нашли золото, не стали вызывать никаких понятых и составлять протокол.

Еле тлеющая свеча надежды, что это всё-таки сотрудники, окончательно погасла, когда нас закинули в машину и привезли не в отделение, а чёрт его знает куда. Какой-то кирпичный завод, огороженный забором с вышками. На вышках бородачи. Рабочие, в основном славяне, но были и местные. Судя по всему, рабы. Помимо рабочих мужчин, были и девушки. Они готовили еду под навесом.

На удивление, смотреть в окна не мешали. Я спокойно запоминал и дорогу, и в целом всю территорию. Такой подход прямо говорил, что выпускать нас отсюда не собираются. С нами никто не говорил. На вопросы не отвечали. Просто кинули в яму и закрыли решёткой.

Неделю нас мариновали на голодном режиме. Не кормили совсем, лишь иногда поили тёплой тухлой водой. От голода мозги отказывались работать. Всё, чего я хотел, это есть. И вот тогда нас достали, раздели, прилюдно помыли из шланга с холодной водой и привели на допрос к старшему. Им оказался улыбчивый седовласый даг по прозвищу Сулим, нелепый гибрид палача и революционера: облаченный в кубинскую партизанскую форму, но с гестаповским ремнём, туго стягивавшим его располневшую талию. Старик жаждал лишь одного – узнать место, где мы откопали самородок. Ему было плевать на аванс, на наши тайники, на всё, кроме координат проклятого золота.

Мы, осознавая, что жизнь наша висит на волоске, и зная, что под пытками даже камни начинают говорить, отчаянно пытались договориться. Предлагали свои умения, свои жизни в обмен на свободу. В конце концов, мы – опытные старатели, знающие те края.

Но когда Сулим узнал о нашем способе добычи, о том, что мы моем золото чуть ли не голыми руками, а главное, сколько у нас выходит за сезон, он долго смеялся. Он хотел выкупить этот участок, провести разведку и поставить там заводик. А те жалкие крохи, что мы ему предлагали, никому не были интересны. Как два барана, мы влезли в дела серьёзных людей. После разговора, который окончился ничем, нас вернули обратно.

Время тянулось мучительно. Прошёл месяц. Нас не били и не пытали, лишь иногда предлагали сменить веру да по доброй воле поведать новым братьям о заветном золотом месте. От тоски в этой тёмной яме мы стали терять рассудок. Не выдержав, сами попросились на работу. Препятствовать нам не стали и доверили изготовление кирпичей.

В отличие от других, нас не подгоняли, но, не желая привлекать внимание, мы трудились наравне со всеми. Работа была адски тяжкой. Под вечер ноги – словно чужие. Примерно раз в сорок дней, после отбоя, бородачи врывались в барак и вытаскивали самого нерадивого работника. Затем, на глазах у новоприбывших, включая женщин и детей, под скабрёзные шуточки и смешки, ему отрезали голову.

Да, в лагере были и дети. Это было самое чудовищное. Одних украли в гаремы, других – для съёмок в порно, а некоторых – на органы. Первых не трогали, вторых насиловали, но редко, третьих – до полусмерти. К приезду докторов от детей оставались бесчувственные куски мяса.

Когда мы узнали внутреннюю кухню этого проклятого места, мы перестали думать о простом побеге. Мы жаждали уничтожить всех этих тварей. Знаете, у сирот, даже когда они вырастают, нет особой любви ко взрослым, а вот дети – это совсем другое. Ещё в детском доме твой мир делился на "них" и "вас". Одних ты ненавидишь, других защищаешь, даже уже будучи сам в другом лагере. И не будь здесь детей, скорее всего, нас бы не заинтересовали судьбы рабов.

Стали придумывать план, и самой его сложной частью стало улыбаться этим мразям. Для начала мы приняли предложение и сменили веру. Нам привезли литературу. Мы стали совершать намаз вместе со всеми. Нам запретили работать вместе с рабами, и мы стали своего рода погонщиками. До тошноты было омерзительно хлестать плетью тех, с кем ещё вчера делили участь, но ни единого промаха мы не допускали. Приходилось играть по их правилам и зарабатывать столь необходимые очки доверия.

Рабы, может, и боялись нападать на бородатых надсмотрщиков, но вот зарезать ночью одного из нас – дело нехитрое. Поэтому, от греха подальше, нас перевели из общего барака в одиночные камеры. И это было весьма нам на руку. Мы могли спокойно обсуждать дальнейшие шаги.

Разговоры по поводу золотой жилы стихли. Но мы догадывались, что абреки ждут весеннюю оттепель, и тоже постепенно готовились. Конечно, зимой туда ехать бесполезно – полметра снега, но по нашему плану, ждать, когда всё растает, нельзя, нужно выдвигаться чуть раньше. Для этого мы старались сблизиться с верхушкой. Требовалось убедить Сулима в необходимости раннего похода, и чтобы при этом наше рвение не отдавало фальшью, мы зверствовали по полной.

Рвение не оставалось незамеченным. В благодарность нам стали приводить девок и угощать шашлыком с общего стола. Однажды у Юры случился разговор со стариком. Старый хрыч, снюхав дорогу, принялся втолковывать ему, почему эти люди – не люди вовсе и почему они режут им глотки. Юра лишь кивал, соглашаясь, понимая, что это подготовка, и совсем скоро грядёт какая-то проверка. И мы дождались. Время пришло вместе со свежей партией рабов.

В глубине души я был рад, что жребий пал на друга, потому как не был уверен, что смог бы, но Юра справился. Когда из ямы достали новеньких и построили в дрожащую шеренгу, Юра вывел вперёд Борисыча — бывшего электрика из Тольятти. У него в чудовищном ДТП погибла вся семья: жена, отец и два сына. Не осталось никого. Он их схоронил и после этого крепко запил. Пропил буквально всё и уже бомжевал, когда ему предложили заработать. А дальше знакомая до боли история, как и у всех остальных: яма, ошейник, барак, завод, кирпичи… Почти два года ада. В последнее время Борисыча стало предавать здоровье. Кажется, воспаление лёгких. Точнее не скажешь, здесь больничных не существует.

Я смотрел на этот ужас со стороны, пытаясь внутренне абстрагироваться. Пытался, но, увы, так и не смог сдержать предательскую слезу. Будучи уверенным в том, что все взгляды прикованы к сцене казни, я не сильно переживал, но, как оказалось, одна девочка из новеньких смотрела на меня. Белла.

Её привезли для подготовки к жизни в гареме. Пока все другие дети плакали, блевали, закрывали глаза или испуганно тряслись, она безмятежно смотрела на меня. Я показал ей палец у рта, чтобы она молчала, и она улыбнулась мне. Я подумал, что её уже накачали. Некоторых детей подсаживали на наркотики, чтобы они были более покладистыми. Но оказалось, что это не так. Белла была чистой. Просто её психика поставила блок на всё плохое. Не знаю, как это работает. Но все дни до самой моей отправки в тайгу я смотрел на эту девочку. Она улыбалась. Единственная в этом царстве ужаса и мрака. Тогда я и принял решение: если получится спастись и спасти её, то удочерю. Обязательно. Всегда мечтал о жене и дочке. Вот такой же светлой, как она.

Насколько я узнал, её родителей убили во время похищения. Они жили в отдалении от других домов, почти на самой вершине какой-то горы. Простая семья, и вдруг ребёнок-альбинос. Из-за её белой кожи и волос все в округе звали девчушку снежной белкой. Кроме отца, тот величал Беллу ледяной дочерью гор, потому как до похищения она всегда ходила хмурой.

Ей досаждали суеверные бабки, твердящие про страшное пророчество, называя ребёнком апокалипсиса. Другие дети, когда встречали, обзывали и дразнили за внешний вид. Малявке казалось, что никто и никогда её не полюбит. Но она ошиблась. Такая экзотическая внешность приглянулась многим, но не сверстникам, а друзьям её дяди. Слух от них расползся и дошёл до шейха. Любитель всего необычного сразу выкатил неслабую сумму за девчонку. Исполнителей ждать не пришлось, и вот она уже тут, на так называемом дозревании.

По нашему плану, после прибытия на место мы с Юркой должны были выманить наше сопровождение в одну хитрую заводь на тонкий лёд. Место там особое, лёд тонкий, но прочный, если не знать секрет – фиг сломаешь, а вот если топнуть где надо, сложится весь. И течение там непростое, быстрое, с завихрением, не позволит выбраться. А пока они тонут, мы сваливаем. Но Сулима, пёсий выкормыш, перестраховался и оставил Юру в заложниках. Мы полетели втроём: я и ещё пара горцев. Задача была приехать, намыть немного золота и якобы вернуться.

Горцы ребята серьезные, не спецназ, но близко. Будь мы в привычной для них местности – без шансов, а вот тайгу они не знали совсем. Я поводил их, примеряясь, дождался, пока не будет связи, и завёл их на тот самый лёд. Когда ледок лопнул, надо отдать должное, ушли на дно они не сразу. Побарахтались, цепляясь за жизнь, один даже стрелял в меня, когда я им стал мешать выбираться. Только вот я ждал этого и сразу стал перекатами отползать. Короче, первая часть плана прошла на удивление гладко.

Теперь нужно было срочно лететь в Москву, пока нас не хватились. Были у нас с Юрой кое-какие подвязки и в силовых структурах. А именно Олежка, тоже сирота из нашего детского дома, только старше нас на шесть лет. Мы, по сути, всего два года вместе и были, пока он в армию не утопал. Попал в разведку, там сержанта дали. По дембелю пригласили в ФСБ. Затем повышение, вышка, и вот в знакомых у нас целый майор, ответственный за антитеррористическую деятельность по своему району. Птица не особо высокого полёта, но нам поможет и дело на тормозах не спустит, кто бы их ни крышевал.

Пришлось, конечно, покаяться, рассказать, как мы оказались там, где оказались. Одних слов могло и не хватить, очень пригодились телефоны утопленников. На них было столько информации, что никаких других доказательств и не понадобилось. На место мы вылетели через два дня вместе с отрядом «Альфа». Олег смог убедить руководство не подключать местных.

Хотя благодаря отличной памяти и знанию региона точку на карте я смог указать очень точно, по итогу полетел с ними. Высадка в горах и марш-бросок. Я был нужен там для того, чтобы лично на месте подтвердить цель и обрисовать обстановку: где посты охраны, линии патрулей, где держат рабов и прочее.

Штурм провели по всем законам военного мастерства, выше всяких похвал. Никого не выпустили. Правда, и в живых никого, кроме заложников, не оставили. Я ходил по месту, в котором прожил почти полгода, и не узнавал его. Никакого духа отчаяния в воздухе. Без этих мразей это был самый обычный завод.

Некоторые из бывших рабов видели меня, узнавали. Кто-то сразу понял, что это именно я привёл помощь. Некоторые показывали солдатам на меня пальцем и говорили, что я пособник. Мне было плевать. Я искал Юру. И я его нашёл. Он лежал в углу за бараками. Как мне сказали позднее, когда началась стрельба, он зарезал одного из охранников и стал уводить детей, чтобы те не стали живым щитом. Сделал ходку, пошёл за второй и поймал шальную пулю.

Это всё я осознал потом, а в тот миг у меня погас свет. Я прекратил что-либо понимать. Все воспоминания смазаны. Куда-то шли. Что-то подписывал. Помню Олега, который ругался с кем-то из-за меня. Помню, как летел в Москву вместе с телом друга. Похороны помню. А затем был провал в синюю яму.

До сих пор не знаю, почему меня не посадили. Были и мои показания, и свидетели. Почему никто не приехал за деньгами, тоже не ясно. Я каждый день ждал гостей. Ждал и пил. Но вместо них приехала Таня. Приехала и увезла к себе. Не ругала, не осуждала. Просто приглядывала. А я продолжал пить. Два долгих года. Теперь воспоминания об этом времени вызывают лишь чувство горечи и отвращения.