Тайга. Алтай.

Большое спасибо за поддержку, за то, что были со мной и моими героями на протяжении всего романа. Надеюсь, он оставил приятное послевкусие и поднял настроение) Буду рада вашим отзывам, и, конечно, вашему дальнейшему вниманию, ведь вторая часть романа уже написана и проходит важный этап — редактуру, но уже могу поделиться небольшим отрывком из новой книги «Тайга. Алтай» 

Я сбивал с ног прохожих, не обращая внимания на вопли, летел к заставе, за город — к тому единственному месту, которое теперь имело самое важное значение. 

Смрад ударил в ноздри раньше, чем глаза увидели беду. Не просто запах гари, а сладковатый, приторный дух горелого дерева и жареного мяса. Сердце оборвалось еще до того, как мозг успел сделать выводы. Я сиганул с тропы, прорываясь сквозь кусты. 

Перед глазами открылась панорама ада.

Деревни почти не было. Обугленные срубы, как скелеты, торчали из земли. Над некоторыми поднимался ленивый дымок. Тишина. Такая оглушительная, что в ушах зазвенело. Ни мычания коров, ни детского плача, ни скрипа дверей. Только треск остывающих углей.

— Нет... 

Я обернулся человеком и бросился к месту, где стояла изба Спиридона. 

— Милана!

Горло почти разорвалось от крика. Я влетел на еще теплое пепелище, разбрасывая ногами головешки — ничего! Только пепел и обгоревшие кости какого-то животного. Животного ли? Холодная и липкая паника сдавила глотку. Я метнулся к остаткам соседней избы, потом к другой. Повсюду — следы грабежа и насилия. И тишина…

Вдруг — шорох. Из-за покосившейся бани выползла знакомая фигура. Спиридон. Он был страшен: лицо в синяках, одежда порвана, в руке — окровавленный костыль. Старик смотрел с такой вселенской скорбью, что у меня подкосились ноги.

— Где она? — проскрежетал я, подбежал к нему и схватил за хилые плечи. Пальцы впились в суставы так, что он застонал. — Где Милана?! Жива?!

— Жива, барин. Жива… Наверное… — прошептал он. — Прости… старик окаянный не уберег…

Звук, который вырвался из моей груди, не был ни криком, ни ревом. Это был вопль зверя, у которого выдрали сердце. Я рухнул на колени, вдавливая кулаки в горячую золу. Весь мир сузился до боли, острой и физической, будто меня самого живьем поджарили на этом пепелище.

Спиридон, пошатываясь, опустился рядом. Его рука легла мне на спину, но я ее не чувствовал.

— Лихие люди… шайка Степана Кривого… на закате нагрянули, — старик говорил прерывисто, задыхаясь. — Мы отбивались как могли. Милана… она за Олёнку вступилась… да как пойдет их бить! Не девка, а матерый волк в ней проснулся! Двоих с ног свалила…

Гордость за нее, дикая и неуместная, на секунду прогнала боль. Моя девочка. Моя воительница.

— Атаман… Степан… он ее хитростью скрутил… — Спиридон сглотнул слезы. — Сказал: «Ты мой клад теперь». И увез… Силой увез…

Старик замолчал, собираясь с духом, чтобы выговорить самое важное:

— Мне известно, где у них логово… в старых каменоломнях. За рекой Смородиной, в Чертовом овраге. День пути отсюда.

Я поднял голову. Глаза застилала кровавая пелена. Боль ушла. Ее место заняло нечто другое — холодная, абсолютная, безраздельная ярость. 

— Чертов овраг, — повторил я голосом чужим и низким, полным обещания смерти. — Степан Кривой.

Мир вокруг снова обрел резкость, но краски ушли. Все стало черно-белым. Теперь моя цель — охота. 

Старик пытался что-то сказать, объяснить, но я остановил его раскаяния: 

— Вины твоей нет. Есть моя работа.

Я развернулся и пошел прочь от пепелища. Шел быстрым, неумолимым шагом хищника, взявшего след. Они думали, что украли женщину. Они ошибались. Они разбудили зверя. И теперь этому зверю предстояло навестить их логово, забрать свое. И я не был уверен, что остановлюсь на спасении. Запах крови в воздухе уже манил меня.

Я не бежал. Бег — для тех, кто спешит. Каждый шаг отдавался в висках ровным, мертвым стуком. Лес вокруг затих, почуял угрозу, мое звериное бешенство. 

Дорога не нужна. Я шел на запах страха, боли и человеческого пота, который висел над тропой, уводящей от деревни. Он был густым, еще свежим. Они даже не пытались скрыть следы. Наглость. Глупость.

Я нашел первого из них еще до наступления утра. Отставший, с перевязанной головой сидел на пне и курил самокрутку. Услышал мой шаг, обернулся.

— Ты чей? — буркнул он, хватаясь за топор.

Я не ответил. Он замахнулся медленно, так медленно, что я успел пересчитать его гнилые зубы. Поймав его руку, сломал запястье. Хруст кости был сухим, как щелчок затвора. Прежде чем гнида успел вскрикнуть, я пригнул его к земле и, глядя в полные ужаса глаза, спросил тихо, почти ласково:

— Степан. Милана. Где? 

Он что-то промычал, захлебываясь кровью. Бесполезно. Я принюхался. Его страх был смердящим, но под ним улавливался слабый, едва уловимый шлейф жасмина и… что-то новое. Терпкое, нежное. Наш ребенок.

Зверь внутри меня взвыл и стиснул челюсти.

— В каменоломнях? — уточнил я.

Он судорожно кивнул. Информация получена. Он стал не нужен. Его череп хрустнул в моей ладони вторым щелчком. 

Теперь я знал направление. И знал ее состояние. Жива, напугана, но с ней все в порядке. Пока в порядке. 

Не рассвело, но это не имело значения. Лес для меня всегда прозрачен. Я вышел к реке. Темная, холодная вода. На другом берегу — отвесная скала, испещренная черными дырами пещер. Логово.

Оттуда доносились звуки. Хриплый смех, пьяные возгласы. И сквозь этот шум мое ухо выхватило самое важное — ее сердцебиение. Учащенное, но ровное, сильное.

Они сидели у костра у входа в главную пещеру. Их было двадцать. Я видел грубые, довольные лица в отблесках пламени. И тогда я перестал сдерживаться — вышел из кустов к свету огня. На секунду воцарилась тишина.

— Я пришел за женой, — мой голос не был человеческим. Это был рык, идущий из самой глотки.

Первый, кто бросился на меня с ножом, даже не успел понять, что произошло. Я не уворачивался. Поймал его руку, выкрутил и воткнул нож в горло. Теплая кровь брызнула мне в лицо. Это только начало.

Поднялась суматоха. Крики. Звон стали. Костер опрокинулся и осветил землю тлеющими углями.

Они были обычными людьми — медленными, хрупкими. Я ломал их кости, рвал плоть, и с каждым падающим телом вспыхивала мысль: еще на один шаг ближе к ней.

Я не чувствовал ударов. Не чувствовал ничего, кроме главной потребности — добраться до пещеры.

Последним на пути оказался огромный детина с секирой. Он замахнулся, и в этот момент из глубины пещеры донесся ее крик:

— Марк!

Это все, что мне было нужно. Я рванул вперед, схватил руку с оружием и сломал ее, как ветку багульника. Вопль бандита слился с хрустом кости — третий щелчок. Отшвырнув гиганта в сторону, я шагнул в темноту.

— Милана! — в голосе снова появилась человеческая нота отчаяния.

Из темноты, из бокового ответвления, послышалось сдавленное:

— Не подходи!

Я ринулся на звук, отшвырнул в сторону тяжелую кожаную завесу и увидел ее — в балахоне, с растрепанными волосами. Отважная и собранная, моя любимая… Она сжимала в руке заостренный обломок кости, направленный в грудь долговязому уроду. Вероятно, это и был Степан. Он стоял лицом к Милане, ладони подняты в умиротворяющем жесте.

Услышав звук шагов, главарь шайки медленно обернулся. 

— Кто… — начал он.

Я не дал ему договорить. Всего один шаг — и мои пальцы сомкнулись у него на горле. Я поднял Кривого и прижал к скале. Ноги атамана беспомощно забились в воздухе.

— Ты, — прошипел я, глядя в его посиневшее лицо. — Ты посмел прикоснуться к той, которая принадлежит мне. 

Из груди Степана вырвался хрип.

— Она… не твоя… Она… клад…

Я сжал пальцы. Хрящ хрустнул, тело обмякло, я бросил его на пол.

И только тогда обернулся к ней. Любимая опустила свое импровизированное оружие и посмотрела на меня — так жалобно и благодарно.

— Марк, — всхлипнула она.

Я подбежал, и дрожь, которую сдерживал все это время, наконец прорвалась наружу. Упал перед ней на колени, прижался к ее животу. Мое сердце. Мой мир. Проклятье и спасение.

Она уронила обломок кости и запустила пальцы в мои волосы.

— Все хорошо… Мы справились. Ты пришел.

Я поднял на нее глаза. 

— Родная, я всегда приду. Всегда.

— Марк? — жалобно протянула она и поцеловала мою макушку.

— Да, родная…

 — Я хочу селедку с копчеными огурцами… или квашеную капусту…

***

Я гладила голову Марка, дрожа от выброса адреналина. Запах крови и дыма, страх смерти и спасение… Горло сжал внезапный спазм. Воздух, пропитанный смертью, сгустился, отчего в животе заурчало. Я сглотнула, пытаясь подавить тошноту, но это лишь усилило противный медный привкус.

— Я хочу селедку с копчеными огурцами… или квашеную капусту…

Мой желудок, словно отдельное капризное существо, потребовал чего-то кислого и соленого, немыслимого — прямо здесь и сейчас.

Марк замер. Его плечи перестали вздрагивать. Он поднял голову, и я увидела в глазах полную растерянность. Велозаров готов был сокрушить любое оружие, разорвать всякого врага, но эта просьба, казалось, поставила его в тупик.

— Ч-чего? — хрипло выдохнул он.

— Не знаю, — честно призналась я, чувствуя, как по щекам покатились слезы — то ли ужаса, то ли гормонального всплеска. — Просто… очень хочу квашеную капусту. 

Марк смотрел на меня так, будто сканировал на предмет ранений или помешательства. Видимо, проверял, не в бреду ли, не сошла ли с ума от пережитого. Затем медленно, очень медленно поднялся с колен, не забывая ощупывать мою кожу. Его липкая от крови ладонь осторожно коснулась щеки.

— Капусту, — повторил он, как заклинание. — Хорошо. Сейчас… я поищу.

Он огляделся, словно в пещере разбойников мог стоять бочонок с соленьями. Это было так нелепо и трогательно, что ком в горле рассосался, уступая место смеху. Или рыданиям? Я уже и сама не понимала.

— Не сейчас, глупый, — всхлипнула я, обнимая его. — Позже. Просто запомни.

Он снова кивнул, все еще ошарашенный, подхватил меня на руки и крепко прижал к себе. 

Картина, открывшаяся снаружи, заставила вздрогнуть. В свете яркого солнца глаза сощурились, а когда привыкли… Повсюду валялись изувеченные тела. Марк осторожно перешагивал их, стараясь прятать от меня следы побоища.

— Любимая, закрой глаза, — попросил он. — Боюсь, тебе не понравится это искусство.

Марк нес меня несколько часов. Каждый шорох заставлял его вздрагивать, взгляд метался, выискивая угрозу. Это напряжение передавалось и мне, сжимало виски тугим обручем. Он не желал обращаться в волка, сказал, что хочет чувствовать меня возле груди. 

Я в подробностях поведала историю похищения, а когда узнала, что дом Спиридона уцелел, как и другие избы в деревне, и все люди выжили, чуть не расплакалась от облегчения. Надо же! Мне показалось, что шайка и живого места не оставит от деревни, а они, оказывается, выжили… Или нет? Может, Марк обманул и не захотел расстраивать? 

P.S. и да, я сделала на нем КС!))️