Тайна воскресного дня - в ближайшее воскресенье новая глава

Тихий, но неприятный щелчок захлопнувшейся двери разрезал воскресное утро, как нож — праздничный пирог. Фима исчез, а в опустевшей прихожей повисло странное послевкусие: только что был целый день, полный обещаний и предвкушения счастливого вечера. Теперь же Оля замерла, ощущая, как яркое солнце за окном резко меркнет, словно кто-то повернул переключатель на судьбе, которая, как часть природы, не терпит пустоты, стучится в дверь раньше времени — на пороге возникает тетя Катя. Живое воспоминание. Призрак из другого времени, чьи духи моментально заполняют пространство, вытесняя запахи утра и надежды. Её визит — словно сквозняк из прошлого, несущий с собой лёгкую печаль, душевный разлад и обрывки разговоров о давно ушедшей маме.

За чаем из маминого сервиза с незабудками разговор течёт по безопасным, привычным руслам: новые пластинки Пугачёвой и Boney M, дефицитные джинсы и стенки, свежие комедии Гайдая. Это кодекс выживания, ритуал, за которым прячется всё невысказанное. Но за обыденными фразами проскальзывает что-то ещё: лёгкий испуг, смущённое «Прости, я не думала...». 

И почему визит тёти, обычно желанный, сегодня кажется таким не своевременным?

Час за часом Оля остаётся наедине с верным корги Симкой, вчитываясь в строчки книги, которые не складываются в смысл, и вслушиваясь в тиканье часов, отсчитывающих время до возвращения Фимы. Или до какого-то иного события, о котором она пока не догадывается? Малыш Симка, всем своим существом чувствуя тревогу, то и дело подходит к двери, обнюхивает щель и вздыхает, будто знает что-то, чего не может сказать.

И вот он вернулся живой, растрёпанный, с сияющими глазами. Он вернулся! Но откуда эта тень в его взгляде за улыбкой? Он говорит о невероятном: его после баскетбола увезли на встречу. Не к кому-то, а к самому…

За простым борщом в казённой столовой разворачивается диалог, который кажется немыслимым: юный Фима рисует перед старым наркомом картину экономики как паровой машины без манометра, грозящей взрывом. Говорит о хозрасчёте, легализации «цеховиков», вычислительных машинах, просчитывающих будущее. Он цитирует: «Мне за державу обидно. До слёз». И в ответ слышит не гнев, а усталое признание: «Система как бетон, застыла». Но главное — звучит невероятное, почти шантажное предложение. Или предупреждение? Фиме намекают: если такие, как он, уедут, то наступит конец. Ему велят никуда не сбегать. Но почему его удержание стало вдруг делом государственной важности?

За этой встречей маячит нечто большее, чем личный успех. Это не победа, а крошечная уступка, «как если бы на «Титанике» переставили шезлонг». Но это признание. Его увидели не как диковинку, а как проблему. Или как надежду? Ключ к будущему, которое висит на волоске…

Вечерняя прогулка по осенней Москве под мелким дождём должна была стать счастливым эпилогом. Но в словах Фимы, в его рассказе о разговоре на самом верху, сквозит неясная, но гнетущая тревога. Он обронил там, за столом с борщом и пирожками, своё самое сокровенное и опасное: мысли об отъезде. А в ответ получил не отказ, а намёк, что его могут... использовать? Удержать? Или же он сам стал частью какой-то большой, невидимой игры?

Фима с Олей держатся за руки, а Симка весело семенит рядом, но ощущение идиллии обманчиво. Тень высокого кабинета легла на их простую московскую улицу. Он вернулся, но принёс с собой не только заработанные пятьдесят рублей, но и тяжёлое знание, что отныне его личная судьба и судьба его отношений с Олей переплелись с судьбой огромной, неповоротливой страны, стоящей на пороге неведомых перемен.

Тихое воскресенье кончилось. Началось что-то другое. Что-то, в чём личные обиды, тоска по ушедшей матери, случайные визиты родственников, преданный взгляд собаки и планы на новый гарнитур странным и пугающим образом складываются в единую мозаику. Головоломку, где на кону стоит не просто вечер, а вся их жизнь. Дверь в их общее будущее приоткрылась, но за ней виднеются не только огни Кремля, но и глубокие, холодные воды неизвестности.

И только корги Симка, тыкаясь влажным носом в ладонь Оли, спрашивает безмолвно и преданно: что же будет дальше? И останутся ли они вместе, когда за окном не просто моросит осенний дождь, а начинается настоящая буря?