Йес
Автор: Любовь ФедороваПираты наконец-то доукрали остаток книги "Дело о демонах высших сфер", которая, как гордый могиканин, четыре года держалась на их ресурсах в усеченно-ознакомительном виде. Приглашаю ее читать)) К пиратам ходить не обязательно, на АТ она целиком и бесплатно:
* * *
Следующее дополнение к спискам на доске объявлений было сделано без бумаги. Прямо на стене рядом с доской, зеленовато-черным грифелем крупными круглыми буквами оказалось написано:
Нас учили добру.
Видимо, плохо учили.
Нас просили о помощи –
Камень в ответ получили.
Это уже было не смешно. Тем более, что доска, хоть и располагалась сбоку от писарской, ближе к служебным помещениям и немного в стороне от пути, по которому внутрь попадали жалобщики и просители, все равно могла попасться посторонним на глаза. Мем потер надпись пальцем. Грифель пачкался, но буквы не пропадали. Мем подозвал писаря, спросил:
– Кто автор?
– Юншан, – отвечал писарь, прочитав строчки.
– Кто такой Юншан? – удивился Мем. Никого с таким именем в префектуре он не помнил.
– Поэт, – пожал плечами писарь. – Его казнили лет двенадцать назад. За вольнодумие и оскорбление власти.
– Я смотрю, ты начитанный, – покачал головой Мем. – Здесь это кто написал?
– Я не заметил, – развел руками писарь.
"И преданный, своих не сдаешь", – подумал Мем, но вслух сказал:
– Ты в префектуре работаешь, а не тряпки в лавке по полкам перекладываешь. По сторонам смотреть должен. Сотри это. И списки ваши собери и спрячь. Доска объявлений существует не для того, чтобы каждый оставлял на ней все, что думает.
В общем зале инспектор Лурум за своей ширмой писал какие-то бумаги. В темном отводке коридора, ведущем к архиву и к прозекторской, дрожало на стене пятно от света лампы и слышались голоса. Видимо, там тоже меняли замки. Сразу после адмиралтейства Мем заехал домой, пообедать. Солнце пекло нещадно, поэтому он задержался. И сейчас пришел в префектуру через общий с усадьбой сад. Времени было – самый конец рабочего дня. Он обошел префектуру, поднялся в свой кабинет, посмотреть, сдала ли госпожа Мирир рапорт, и узнать, выполнены ли его хозяйственные распоряжения.
Рапорта не было. В кабинете, высунув язык, пыхтел над большой таблицей городской преступности Илан. При виде префекта он, не прекращая водить стилом, привстал с табурета и сразу же спросил:
– Господин префект, если человек переоделся в женское платье, взял топор и пошел в музыкальную академию, к какому разряду это преступление относится?
– В Арденне есть музыкальная академия? – удивился Мем. – У тебя на сколько еще работы?
– Еще на четверть стражи примерно. Просто я два раза переделывал...
– Не торопись, делай аккуратно. Замок в двери заменили?
– Заменили. Вот ключи. Оба.
– Один оставь себе. Когда закончишь – не забудь запереть дверь. Ключ не потеряй и не давай никому. И даже не показывай.
Мем забрал свой ключ и снова спустился в общий зал. Одна из ширм уже была развернута так, чтобы полностью загораживать то, что за ней происходит. Инспектор Лурум из-за своего стола исчез. Насколько мог бесшумно, Мем приблизился к ширме и заглянул за край. Тяжело облокотившись на стол, там сидел доктор Наджед, госпожа Мирир гладила его по спине, а инспектор Лурум раскладывал на листе пальмовой бумаги копченую рыбу и крошащийся, поломанный кусками свежий хлеб. Маленькие деревянные стаканчики под вино или виноградную водку уже стояли на столе, бутылка пока отсутствовала.
– Что за траур? По ком поминки? – осторожно спросил Мем.
Лурум от неожиданности вытянулся по стойке смирно и просыпал на пол крошки с руки. Госпожа Мирир подняла на Мема тяжелый взгляд и сказала:
– Не палите нас снаружи, идите уже или мимо, или внутрь... господин префект.
Мгновение поразмыслив, Мем подвинул ширму и сел рядом с доктором на скамью. Лурум опомнился, достал из ящика еще один стаканчик.
– Так что случилось, доктор? – повторил Мем.
– У вас чертовски сволочная работа, – объяснил Наджед, выпрямляясь и поднимая голову. Госпожа Мирир убрала руку с его спины. – Это в самом деле страшно – видеть все говно жизни в такой концентрации.
– А, – сказал Мем. – У нас со справедливостью оказалось еще хуже, чем у вас в лепрозории? Ну... вы сами попросили. Получайте – не скучайте. Что тут без меня было-то?
На самом деле ничего необыкновенного в префектуре в отсутствие Мема не произошло. Простая и, можно сказать, хрестоматийная история про бессилие и несправедливость.
Инспектор Лурум принял дело по изнасилованию и причинению телесных повреждений, доктор привел девочку в себя, помыл, перевязал, напоил успокоительным. Она назвала имена родителей и имена насильников. Как положено, послали за родственниками, отправили пристава и солдат для задержания. Из пятерых виновных сразу нашли трех, за одним из них мигом примчались родственники с деньгами и стали шуметь в префектуре и искать, от кого здесь можно откупиться. За вторым явилась мать и устроила ему в арестантской камере такую трепку, что его еле вытащили оттуда полуживого. Третий, наглый гаденыш лет пятнадцати, сам был сыном уличного судьи из верхних кварталов, ко всему происходящему относился с издевкой и сразу заявил, что вокруг него "пусть хоть все усрутся", но ему никто ничего не сможет сделать. Четвертый и пятый были двоюродными братьями девочки, догадались, что наделали глупостей, но боялись при этом больше родственников, чем правосудия, и куда-то спешно отчалили из города.
Девочка рыдала у доктора в подвале. И тут появились ее родители. Люди не бедные, известная в городе семья. Отец с каменным лицом демонстративно остановился возле писарей, вниз не пошел, и сказал только, что она сама во всем виновата. Мать ворвалась в подвал, стащила девочку со стола за волосы и стала возить ее по полу, крича, что она шлюха, опозорила семью, ввязала в это дело полицию, ославила их на весь город, что лучше б она сдохла – тогда это была бы достойная сочувствия трагедия, а не позорище. При том, что девчонку на самом деле без сознания и всю в крови подобрал прямо на улице патруль. Доктор, разумеется, за девочку вступился. Он-то привык оказывать помощь тем, кто сам хочет лечиться, а не тем, кому положено сдохнуть. Заодно досталось и доктору.
Разумеется, никакого дела заводить не стали. Был бы труп – было бы и дело, несмотря и на судью из верхних кварталов, и на тяжелый кошелек с деньгами. Просто доктор подвернулся вовремя. Родители забрали своего истерзанного ребенка, а уличный судья из верхнего квартала забрал всех остальных. Инспектор Лурум свернул начатые бумаги и бросил их в мусор.
На середине рассказа ширма качнулась, за нее заглянул один из помощников госпожи Мирир, присвистнул и сказал:
– Шубись, братва, хозяин мельницы!..
– Заносите, – окликнула подошедших госпожа Мирир.
Они протиснулись внутрь оба, сели по другую строну стола. Второй виновато сказал, выставляя на стол пузатую бутыль:
– Мам, красной не было, мы белую взяли.
Госпожа Мирир молча составила стаканчики к центру, а ее сын, по возрасту, наверное, ровесник Мема, налил их по края чистейшим горлодером.
– Пейте, господа, – сказала госпожа Мирир. – С почином вас, доктор.
Доктор закусывать не стал, Мем тоже.
– А как же вы раньше работали, доктор Наджед? – поинтересовался Мем, когда тепло от самогона стало проходить внутри. – Ведь ваша работа тоже не делает людей мягче и добрее. Неужели у вас недостаточно толстая шкура? У меня был повод почувствовать на себе ваши руки. Я могу уверенно сказать: жалость – чуждое вам чувство. Вы либо не жалеете пациента, либо сознательно переступаете в себе через эту мелкую слабость.
Госпожа Мирир отщипывала кусочки от рыбы, вынимала тонкие косточки и с интересом смотрела на префекта. Кажется, Мем сделал или сказал что-то неожиданное для нее.
– Верно, – кивнул Наджед. – Когда режешь людей, действовать нужно быстро. Жалость задерживает руку. Жалея, только доставляешь лишние мучения. Жалеть нельзя. Моя работа – причинять боль. Чтобы стало лучше. Но не так, как сегодня.
– Наша – тоже. Когда находишь в обществе больной палец, не размышляешь, как поступить с ним аккуратно, чтобы никто не пострадал и не обиделся. У нас есть нож, называемый "закон". Тяп, и отрезал. Но некоторые дураки, как видите, вырываются и убегают умирать домой. У вас же, наверное, тоже так бывает? Мне, например, после таких историй людей вообще не жалко. Так, как сегодня, не так, как сегодня, – работа есть работа. Либо вы работает с нами, либо попали не туда, куда думали, и вам нужно отказаться, пока не поздно.
-- Я бы предпочел сегодняшней истории историю с проказой, – Наджед подвинул свой стаканчик назад к бутылке. – Историю, где есть Бог, который на кого-то указал, а кого-то наказал. Пусть даже за то, что они дураки. Потому что в сегодняшней истории Бога нет. Одни дураки. Хуже проказы. Я не стал бы врачом, если бы не жалел людей. Но после сегодняшней истории мне тоже никого не жалко. Извините, госпожа Мирир. Я правда так не привык. Я даже в портовых борделях такого не видел. Там виноватого хотя бы бьют. Неужели вообще ничего нельзя сделать? Никак не заставить этих нелюдей нести ответственность?
Инспектор Лурум произнес два нецензурных слова, кратко, но емко выразивших его позицию.
– У нас запрещено ругаться, – сразу напомнил старший сын госпожи Мирир.
– Все равно наш список сняли, – хмыкнул Лурум.
– Можно и назад повесить, – отвечал ему Мем. – Только стихов на стенах больше не пишите.
– Что-нибудь сделать? – пожала плечами госпожа Мирир. – Подкинуть склянку с пьяным грибом или фальшак, а потом наказать за это. Но это будет несправедливо со стороны закона. Делать справедливые дела несправедливыми руками в принципе неверно. Несовершеннолетняя дочь – собственность семьи. Вы же знаете, что это и как это. Сказали, что разберутся сами, значит, разберутся сами. Сошлют ее на безлюдный остров, с глаз подальше, или разрешат стать идаши... Если выживет и хватит характера самой изменить свою жизнь. Наше дело сторона.
Инспектор Лурум снова разлил горлодер по стаканам. Наджед махнул, не глядя, и снова без закуски. Мем в этот раз пить не стал.
– Доктор, – сказал он. – Ты обещал мне руку перевязать. Пойдем, пока ты не совсем пьяный?
– Пусть пьет, – сказала госпожа Мирир. – Лучший способ забыть все напрочь. Давайте, я повязку поменяю. У меня есть бинт там, в ящике...
– У нас один доктор за два дня спился с круга, – сказал Мем. – Хотите второго туда же отправить? – Но силой Наджеда из-за стола тащить не стал.