Тень прошлого

Событиям годичной давности посвящает.

Казалось, будто горгулья была здесь всегда. Хотя это не так, конечно же. В начале не было даже самого собора, да и ее посадили на его крышу не сразу же после окончания строительства. Поэтому нет. Горгулья была не всегда, но очень и очень давно. Она, будто безмолвный наблюдатель следила за всем, что происходило в Париже на протяжении последних веков.

И событий ей пришлось повидать немало. Она видела королей, входящих под стены собора с тем, чтобы помолиться. Лицезрела священников, меняющихся, с ее точки зрения, так быстро, что их жизни казались ей ненамного длиннее жизни той же бабочки-однодневки. Различного рода насекомых и птиц горгулья, кстати, тоже повидала немало. Они часто пролетали возле нее, некоторые пользовались ей, чтобы отдохнуть, а другие гадили прямо ей на голову. Последних хотелось поймать и задушить, но камень не приспособлен к движениям. А потому созданной из него статуи оставалось лишь терпеть.

Умение наблюдать за происходящим, не вмешиваясь в него, особенно сильно пригодилось жительницы соборной крыши во времена французской революции. Этот выскочка Робеспьера (горгулья даже запомнила его фамилию) нанес невероятный ущерб ее дому. Он вообще грозился изничтожить собор, если ему не выплатят какую-то контрибуцию. К счастью, другие люди пошли на требования мерзавца, и великое строение, частью которого она являлась, хоть и было частично разрушено, но выстояло.

А еще хорошо то, что жизнь даже самого мерзкого человека быстротечна. И даже его последователи рано или поздно умирают. Так что Робеспьер сдох, вслед за ним в небытие отправились и его идеи, а собор принялись восстанавливать. И вот он вновь воссиял в свете былого великолепия. Если бы горгулья могла улыбаться, в тот момент она бы так и сделала. Ее душа, заключенная в камень, пела от счастья. Наконец-то, ее дом выглядит также, как и раньше.

И даже то, что из него вскоре сделали музей, не смогло слишком сильно расстроить крылатую статую. Пусть так. Зато и людей стало больше. Они ходили по собору, восхищаясь им. И ей заодно. Никогда за свою жизнь горгулья не получала столько внимания, как сейчас. И ей это понравилось. Она буквально купалась в лучах славы, считая их заслуженными…

Вообще, каменное изваяние очень редко запоминало конкретные даты. Но пятнадцатое апреля две тысячи девятнадцатого года могло бы взрезаться в ее память навсегда. В этот день сгорел ее дом. Горгулья так и не узнала, чья в том вина, да и неважно это. Все те знания, которые хранились в соборе, та история, коей он был пропитан, погибли в огне. Да и она не выжила. Упав вместе с крышей на которой она простояла несколько веков, статуя раскололась. И больше никто не присматривает за жителями Парижа…