Кусочек авторского мира

— Ты ведь не надеешься, что выйдешь отсюда, правда?

МУка  в крови... темнота, а в ней тихое дыхание бога смерти, которое казалось  громче биения крови в ушах... кровь, сколько же крови! Ее запах витал  вокруг, врезался в ноздри, будил внутри рычание загнанного в угол зверя.  Но Арман не мог перевоплотиться, сил не хватало: боль, сильная,  на грани выдержки, выжрала до последней капли. И она тянулась, тянулась,  обжигая собственной беспомощностью, убивая бьющуюся в агонии гордость.

Он не поддастся! Он не обрадует Айдэ стонами!

— Ну же, мой хороший, покажи какой ты в другой ипостаси. В мои руки попадает так немного оборотней...

Арман  не слушал... сжимая зубы до скрежета, он смотрел в темноту и старался  не шевелиться... при каждом движении сильнее врезались в тело шипы  на удерживающих его цепях... рвали мышцы, добираясь до костей, и кровь  сочилась, сочилась по коже... множа и без того бесконечную муку. Когда,  когда же это прекратится?

Сколько уже? День, час? Сколько осталось? Выдержит ли он, сумеет ли выдержать?

— Эрр... — выдохнул Арман имя брата, единственное, что его держало. Эрру он нужен...

— Нужен ли?  — прошептало на ухо коварное божество. И щиты тут не помогали: Айдэ  считывал душу как в открытой книге, ловил каждую слабость,  и издевался... уже столько времени издевался!

Тьму разрезал свист  бича, провел по коже огненную дорожку, и Арман почувствовал вдруг, что  цепи перестали удерживать, и он летит, летит... разбиваясь о камень  пола, а шею его стягивает холодный обруч.

— Зверь! Хочу увидеть зверя! — прошептал Айдэ. — Или я продолжу...

Арман  взвыл. Рванулся из человеческой шкуры, и весь мир растворился в ярости  ненависти. Он знал, где Айдэ, даже в темноте знал, метнулся к нему  и задохнулся, когда напряглась тонкая цепь, захлестнула шею, лишая  дыхания. И взвыл, почуяв иной запах: знакомый и успокаивающий, и ринулся  на этот запах, зарылся носом в пахнущие едва уловимой горечью одежды  и зарычал ласково, когда его холки коснулась тонкая холодная ладонь.

— Зачем?  — тихо спросил знакомый до боли и незнакомый голос. — Зачем ты лишаешь  его разума? Он твой всего на пару дней. И он нужен там, нужен разумный.

— Он глупец, раздающий глупые обещания. Как и все люди. А мне скучно.

— Дядя...

Голос  был мягким, но с нотками укора. Израненный, ничего не понимающий  от боли Арман уткнулся носом в ласковые ладони, упал у ног незнакомца,  укрывшего его крыльями, и тихонько взвыл, услышав:

— Но ты же пришел, Аши. Значит, оно того стоило. Нам давно пора поговорить, племянник.

Аши?  Из горла вырвалось рычание, Арман дернулся было из ласкового плена,  но куда там! Полубог был силен, давил волю так, как не удавалось  подавить богу смерти, шептал на ухо:

— Не зли его. Не отдаляйся от меня. Ты еще не понял, что это опасно, даже для меня опасно.

«Ты оставил Эрра!»

— Твой  брат в замке. Под присмотром телохранителей. Кто присмотрит за тобой?  И что сделает Эрр, узнав, во что ты вляпался? Или ты решил, что я просто  так тебя хранил все эти годы? Он тебя не помнит, да, но, изрежет душу  в клочья, если позволишь себя убить...

— И окунет ваш мир  во тьму, — вмешался Айдэ. — Было бы интересно. Великий целитель, любимое  дитя богини с руками по локоть в крови. Останься со мной, Аши. И эти  несколько дней твоему другу не придется страдать, а мы поговорим, дитя  мое. Нам давно пора поговорить, не находишь?

Другу? Медленно  поднялись крылья, и Арман вдруг понял, что все вокруг изменилось.  Рассеялась куда-то тьма, засветились мягким, сероватым светом  ускользающие вверх ярко-черные колонны, рассыпалось над ним звездное,  такое красивое и бездонное небо, а из-под лап Армана убегала к высоким  ступеням черная ковровая дорожка. По обе стороны от дорожки пола  не было. Было все такое же звездное небо и все те колонны, уходящие  куда-то далеко вниз. Много-много колон, сколько взгляда хватает.

Это  нереально. И жутко в своей нереальности и алогичности. Царство Айдэ,  где не действовали никакие законы. Его обитель, откуда не сбежать  никому.

За ступенями — широкая площадка, а на ней — высокий трон без спинки. И на троне...

Арман  вдруг понял, что дрожит, и почувствовал, как на холку вновь легла  тонкая ладонь. На троне сидел Айдэ. В черных одеждах, казалось,  поглощающих тьму, с высоко поднятой головой, с четкими, будто  вырезанными из камня чертами лица, он был прекрасен, как не может быть  прекрасен ни один человек. И раскосые глаза его горели тьмой,  поглощающей и безумной... вовсе не дарующей покой и забвение.

Смерть отвратительна. И прекрасна.

— Зачем я тебе, дядя? — спросил за спиной Аши.

— Мне скучно за гранью.

— Ты всегда можешь пойти к своим сестрам и братьям. Я не принадлежу к миру богов. Вы сами так решили.

— Ну,  ну, малыш, ты же знаешь, что это неправда. Так решил Единый, после  того, как ты и твои братья наводнили мои чертоги душами... это было  горячее время. И если ты сейчас оплошаешь, боюсь, все повторится.  Впрочем...

Он оказался вдруг рядом, дохнул смертельным холодом,  лизнул душу незнакомым, столь постыдным страхом. Обошел Аши, шепнул ему  на ухо:

— Дитя мое. Несколько дней назад я думал, что ты предашь,  наконец, своего Нэскэ и будешь мой. Только мой. Прекрасный мальчик,  почему же ты в последний момент не решился? Разве я не дал бы тебе все,  чего ты хотел... никакой ритуальной башни, никаких страданий, никаких  людишек...

— Ты сам сказал, что я им нужен.

— Нужен. Но, мой  друг, разве это наши с тобой хлопоты? Пусть люди сражаются дальше сами.  Мы — отверженные, мы за пределами жизни и справедливости. Так зачем  сопротивляться? Скажи только слово, одно слово, и я заберу тебя к себе.

— У тебя есть мой брат...

— Твой  брат... — смерть опять оказался на троне, скучающий, но все еще  грозный. И дышать сразу стало легче. — Твой брат хорош... и его сила  подобна моей... но он сломлен. А ты сильный. Пока еще сильный... Идем.  И собачку с собой забери. Впрочем, ничего интересного в этих зверях.

Айдэ  взмахнул рукой, и Арман поднялся с ковра уже человеком. Темные одежды,  из какой-то странной ткани, будто свитые из тумана, излеченное  полностью, полное сил тело. За что же такая милость, в которую Арман уже  не верил?

— Смерть всех ломает, — успокоил Аши. — Он умеет и знает как.

— Да и ты не лучше, —  усмехнулся Айдэ, вновь поднимаясь с трона и вновь оказываясь так опасно  близко. — Потому я тебя и люблю, то, как ты умеешь карать...

— Люди научили меня милосердию. Он научил.

— Люди  как змей, что кусает собственный хвост. Гнилые и бессмысленные. О каком  милосердии ты говоришь? Разве они это заслуживают? Разве все они этого  заслуживают? А ты, Арман, что об этом думаешь? Что бы сказали твои  дозорные, твои друзья, узнав, что ты оборотень? Что ты проклятый? А?  И чем же ты провинился, что должен прятаться?

— Перед тобой я тоже ни в чем не провинился, а ты со мной игрался как с безмозглой игрушкой, — спокойно ответил Арман.

Айдэ  лишь усмехнулся, показавшись вдруг таким... человечным. Безопасным.  Только зверь внутри все еще рычал, сложил уши, и его волнение  не позволяло Арману расслабляться ни на биение сердца. Никогда  не знаешь, что бог смерти захочет сделать в следующий миг, никогда  не знаешь, когда ему надоест дерзость смертного. Никогда не знаешь,  когда ему расхочется играться. Арман не хотел знать. Но и пресмыкаться  даже перед Айдэ не намеревался. Даже охваченный болью об этом  и не думал.

— Аши, Аши, теперь вижу, что ты нашел в этих братьях,  если Эррэминуэль такой же строптивый, как его старший братишка, то это  очень интересно. Жду не дождусь, когда вы оба окажетесь в моей власти.

— Дядя, прекрати с нами заигрывать, — ответил Аши, и Арман обернулся, вздрогнув.

— Ты ожидал  увидеть братишку, не так ли? — усмехнулся Айдэ. — Тогда посмотри, какой  он на самом деле. Восхитись. И подумай, наконец, стоите ли вы, люди,  таких жертв.

— Дядя! — одернул его Аши.

А Арман смотрел  и смотрел на Аши, и не мог поверить в увиденное... сколько ему  по человеческим меркам? Не больше двадцати? Юношеская хрупкость, золотые  волосы, собранные в тугой хвост, острые и правильные, как у древних  статуй, черты лица. Открытый на мир, чистый так много понимающий взгляд  серебристых глаз, и крылья, огромные черные крылья... вот откуда образ  Рэми с крыльями, так мучивший Армана в его снах. Вторая душа брата была  так невообразимо прекрасна и в то же время... чем-то похожа на Эрра.

Только  в Эрре не было этой проклятой, едва ощутимой горечи и боли. И немого  разочарования: в Едином, в людях, в богах. И, пожалуй, в себе. И Арман  взмолился Единому, чтобы чистота брата устояла перед той тьмой, которую  носил в себе светлый полубог. Чтобы Эрр нашел в себе силы исцелить раны  великого Аши. Иначе... сломаются оба.

— Прекрати! — оборвал его Аши. — Прекрати меня жалеть...

— Прости, — сглотнул Арман, отворачиваясь.

И в самого  деле, не то место, не то время, чтобы жалеть. И кого? Полубога! И где?  За гранью. В руках лишенного милосердия Айдэ? Арман чуть сам  не рассмеялся своей глупости, но перед Аши склонился, прошептав:

— Спасибо.  За то, что помогал все это время. За то, что хранил, пусть даже для  моего брата. Спасибо, за то, что он дожил до нашей встречи, и прости  за то, что унизил недавно. Ты же понимаешь...

— Что у тебя не было выбора? — тихо спросил Аши. — Понимаю. Все понимаю.

Он провел  пальцами по шее Армана, и тотчас на груди яркой вспышкой вспыхнул  амулет, и стало гораздо спокойнее. Пусть даже тут нет его тела, пусть  даже это мир иллюзий и обмана, но... Арман впервые поверил, до конца,  что он отсюда выйдет. И вернется к брату.

— Я бы не верил в раскаяние твоих братьев, — тихо сказал Арман, и напрягся, когда Айдэ усмехнулся.

— Знаю, — тихо ответил Аши. — Я и не верю.

— Я покажу вам что-то, — прервал их Айдэ.

Махнул  рукой, и колонны вдруг исчезли, а вокруг заплясало, загудело алое  пламя. Оно было везде, кутало в опасный кокон, тянулось к коже,  и отхлынуло в страхе, стоило Аши только пошевелиться.

— Оно не тронет, — быстро успокоил Аши, но Арман смотрел не на пламя, на высокую, в полтора человеческих роста фигуру.

Чуть  изогнутые назад рога, бугрившиеся под ярко-алой кожей мышцы, умный  взгляд, в котором билось живое, настоящее пламя. Он и сам был огнем:  пламя лизало его кожу, ластилось к его ступням, обнимало его обнаженную  фигуру живой, мягкой тканью. Пламя ему служило, пламя его боготворило,  а он...

Он смотрел только на подвешенного к цепям человека.  Светлые, спутанные волосы, бледная кожа, такая болезненная, уродливая  худоба, будто его не кормили седмицами. И ужас. Ужас в погасших серых  глазах.

Демон подошел, медленно, томительно, к своей жертве,  провел острым когтем по худой груди, сдирая полоску кожи, обнажая  матовое розовое мясо. Человек выгнулся в цепях, раскрыл рот будто  в крике, но лишь беспомощно захрипел, не в силах выдавить ни звука:  сорвал горло. И огонь алчно зашумел вокруг, прося, требуя и не получая.  Бисером проступили на ране капельки крови, и демон улыбнулся почти  нежно, страшно, слизнул алую росу, скосился в сторону замершего в паре  шагов Армана и спросил:

— Новая игрушка? Какая-то слишком живая игрушка.

— Пока живая, — усмехнулся Айдэ. — Все они когда-нибудь будут моими.

— Уж не сомневаюсь, — демон еще раз слизнул кровь и повернулся к гостям, пристально уставившись на Аши:

— Великий целитель судеб, Аши. Странно тебя видеть тут.

— Да и тебя странно, Шерен... — усмехнулся Аши.

Шерен? Арман вздрогнул, подошел к Шерену, заглянул ему в глаза и спросил:

— Это твоя дрянь нас мучает?

— Ты называешь дрянью моих детей? — почти добро усмехнулся демон. — Смелый. Наглый. Безумный. Ты ведь знаешь, что я тебе сделаю?

— Ничего не сделаешь, пока Айдэ не прикажет! Ты тут в его власти.

— Все  мы в чьей-то власти, — так же спокойно ответил Шерен, медленно, плавно  разводя руками. Как же он движется! Будто танцует... такого в бою  встретишь, костей не унесешь. Без всякой магии. — Иначе мир рухнет, ведь  в нем так много сильных. Слишком много. Айдэ мне отдаст тебя, стоит  только попросить. Ведь я для него полезен. Или ты на самом деле думаешь,  что меня так легко задержать в этом мире, если я сам не захочу тут  задерживаться?

— Ну, ну, друг мой, — усмехнулся Айдэ. — Это всего лишь человек, он мало что понимает. Я ведь не за этим его сюда привел.

— Ты не хочешь возвращаться? — вновь дерзко вмешался Арман.

— Не хочу.

— Но если твоему... сыну удастся, то у тебя не будет выбора, не так ли?

Шерен  открыл ладони, и огонь лег на них мягкой шалью, пеленой скользнул  по его коже, придавая ей более интенсивный, янтарный оттенок, лизнул  рога, коснулся красиво очерченных губ, растворился вокруг, будто  испугавшись своей наглости. А Шерен тихо ответил:

— Ты говоришь  об Алкадии? Люди, вы называете нас, демонов, безжалостными, а сами?  Алкадия, ни разу в жизни не видевшего зиму, не умеющие убивать сородичи  выбросили в лес, в снег, босого, в одной тунике. Не убили... в своем  милосердии, понадеялись, что зима его убьет. Но его спас я. Дал дом. Дал  нового бога, себя. Дал смысл чтобы продолжать жить... и лозу вокруг его  позвоночника.

— Тварь! — выплюнул Арман.

Демон лишь рассмеялся и ответил:

— Я,  мой мальчик, никого не заставлял. «Тварь» они приняли в себя сами.  Вот он, парадокс вашей человеческой жизни: все, что с вами происходит,  на самом деле творите вы сами. Своими же ручками. А обвиняете в этом  демонов, богов, власть, кого угодно, только не вас самих!

— А ты пользуешься нашей слабостью!

— Таков  мир, Арман, — ответил Шерен, возвращаясь к жертве, которая  и пошевелиться не смела, чтобы вновь не обратить на себя внимание  демона. Шерен лишь провел пальцами по худой человеческой шее, по спине,  вниз, к талии, наслаждаясь ее страхом, а потом сказал:

— Если  ты позволишь себе слабость, обязательно найдется тот, кто  ею воспользуется. Ты ведь тоже здесь из-за мига слабости, не так ли?  Пообещал, в отчаянной надежде, в тишине ночи, взамен на жизнь брата?  А нужна ли это кому-то? Твое пребывание тут, м?

И воткнул когти в спину жертве.

Арман  вздрогнул от нового немого крика, но заставил себя смотреть,  не отворачиваться. Закрыть сердце от сострадания, заставить действовать  разум.

— Ты не хочешь возвращаться, не так ли?

— Не хочу, — подтвердил демон. — Жаждешь спросить, как вернуть мне моих детей?

Он вытянул  когти из спины жертвы, усмехнулся и провел рукой по огню. Арман сделал  над собой усилие, чтобы не отшатнуться: из пламени вынырнула, метнулась  к хозяину зеленая змея. Скользнула к любящим рукам, погладила усиками  пальцы и даже не осмелилась тронуть его грозными шипами.

Арман  помнил эту лозу. Помнил как эти шипы врывались в плоть Мираниса. Помнил  льющуюся с алтаря кровь и крики друга. Помнил, как рвался в веревках  и ничем не мог помочь. Помнил и ненавидел за это и Шерена, и его  игрушку, и Этана, носителя этой твари.

— Ты... — прошипел Арман.

— Злишься  на мою детку? Зря. Она больше не убивает, — ответил Шерен, позволяя  лозе змеей обвиться вокруг его запястья, — ей здесь это не нужно. Она  живет моей магией, она счастлива. И я хочу, чтобы и остальные детки тоже  вернулись ко мне, все одиннадцать. И твой брат, твои друзья мне в этом  помогут.

— Тогда как вас можно убить?

— Средство в твоих  руках, — ответил Шерен, зачарованно наблюдая за своей любимицей.  — Убьешь остальных десятерых носителей, ослабишь Алкадия. Сможешь  одолеть и его... но будь осторожен... — лоза скользнула выше, и Шерен  поцеловал ее такую милую, нежно зеленую ветвь, — моя лоза это  не единственное проклятие Алкадия. Ты ведь понимаешь, что изгнали его  не просто так, мой мальчик?

— Тогда скажи почему?

— Ты забываешься,  Арман, — усмехнулся демон, посмотрев прямо в глаза. И от этого взгляда  стало жутко, но Арман лишь ответил взглядом на взгляд демона и молча  улыбнулся: пока Айдэ не разрешит, Армана тут никто не тронет. — Я зло.  Я и без того тебе помог. Слишком помог. Дальше справляйся сам... или...  сколько тебе еще осталось? День? Я заберу этот день себе.

— А Этан? — выдохнул Арман.

— Этан откупил свои грехи. Он теперь не в моей власти.

И Арман не стал спрашивать, как откупил.

Демон  вдруг потерял к живому человеку интерес, вернувшись к жертве, дав  понять, что больше не намерен продолжать этот разговор. Отдалился,  заслонился пеленой ревущего огня. Одиннадцать носителей, из которых они  знали только Алкадия... надо заставить Майка искать остальных. Только бы  вернуться... один день. Только один долгий день во власти Айдэ.

— Пока  Аши со мной, я ничего тебе не сделаю, — будто прочитал его мысли бог  смерти. — Ты мне не нужен. Спи, Арман. Отдыхай. Этот день за тебя  со мной побудет мой племянник.

И раньше, чем Арман успел  возразить, его догнала тьма. Спасительная тьма, полная пронзающего душу  покоя. Та, о которой мечтали все, попавшие в объятия смерти.

отрывок отсюда