"ВОЛЧОНОК": планеторазведка - моя любовь

Коронакризис дал свои плоды: на самоизоляции я закончила новую повесть.

Это вторая повесть о планеторазведчиках, и хотя она спокойно читается сама по себе, в ней есть прямые отсылки к рассказам из первой - «Планеторазведка – к бою!». Кто не читал (и кому интересно) – советую. :) Четыре рассказа выложены полностью: https://author.today/work/27535 

Особенно важна отсылка к семейной драме Шайтана: на ней строится детективная линия «Волчонка».

Иллюстрациями к "Планеторазведке" я поделилась в предыдущем посте. Для настроения, вот еще одна. 

И, наконец, фрагмент «Волчонка». (Текст выложен на АТ полностью, так как еще не предложен издательству и нигде не опубликован.)

- Господин контр-адмирал! – раскатился по громкой связи рык нашего командира. – «Теймар» - корабль планетной разведки, а не круизный лайнер!

Дим-Палыч так свирепо рычал, что я вытряхнулся из костюма противоперегрузки и метнулся из каюты в коридор. Происходило что-то из ряда вон выходящее – иначе наш комгруппы не препирался бы с начальством на повышенных тонах. И уж всяко не высказывал бы возражения по громкой связи, чтобы услышал экипаж. 

- Нет, сэр, это вы послушайте! – гремело по всем палубам. – Здесь не богадельня!

Видимо, комгруппы желал разделить с нами свое возмущение, чтобы его не разорвало. Поучаствовав в проекте «Клон-командир», Дим-Палыч не то чтобы стал менее выдержанным – порой он намеренно позволял себе срываться. Обычно по пустякам, не желая сорваться в деле серьезном. Но сейчас…

Я опрометью мчался в рубку. Такое представление – да без меня? 

- Что-о?! – взревел Дим-Палыч в ответ на какие-то слова, которых по громкой слышно не было. – У меня не клиника нервных болезней! И я – не врач-психиатр!

Я взмыл на первую палубу. Что удумало высокое начальство? Представить невозможно, чтобы начальник планеторазведки Энтони Драгховер по собственной воле подложил нам какую-то свинью…

Мужики ошарашенно молчали. Каждый в своей каюте, в костюме противоперегрузки, порядком умаявшийся. 

Мы летели на очередное задание - исследовать захудалый каменный огрызок, на который обратила внимание космическая разведка. Чем-то каменюка заинтриговал косморазведчиков, и нас отправили его изучить. «Теймар» уже дважды нырял в подпространство и дважды из него выходил на перекрестьях несущих потоков, и вот задержался наверху, чтобы дать экипажу передышку. А тут – на тебе: затеи от руководства. 

- Да, сэр. Я вас понял, – услышал я, врываясь в рубку. Это командир уже не по громкой рявкнул, а сказал по дальсвязи лично Дракону – Драгховеру. И попрощался; экран дальней связи погас.

Пару мгновений висела звенящая тишина. Затем громкая связь на «Теймаре» опять ожила.

- Дим-Палыч, у нас все в порядке? – осведомился Медведь – заместитель командира группы по безопасности. 

- Может, тебе кофейку принести? – предложил планетолог Кыш. Миляга Кшиштоф всегда готов о ком-нибудь позаботиться.

- С коньяком, - подхватил ксенобиолог Барс, он же наш врач.

Кофе с коньяком – при сухом законе на борту – дежурная шутка нашей группы, и мужики ее очень любят. Что-то с ней было связано в прошлом, еще до меня.

- Не искушайте, - с сожалением отказался командир, разворачиваясь в кресле от пульта управления.

Вслед за ним точно так же развернулся старший пилот. Леша с Дим-Палычем уставились на меня, и во взглядах было что-то такое… Я подавил трусливое желание исчезнуть за дверью. 

- Вот. - На интеллигентном лице старшего пилота мелькнула шальная усмешка. – Дим-Палыч, а?

- Отлично, – с холодком отозвался комгруппы. – В самый раз.

Я сообразил, что влип. Только еще непонятно было, во что именно.

Они мне так и не сказали. Дим-Палыч велел отправляться обратно в каюту и объявил по громкой связи:

- Господа офицеры, нам изменили маршрут. Мы зайдем на базу «Гренландия»-четыре и возьмем на борт пассажира. А уже потом будем выполнять полученное задание.

- Пассажира? – разочарованно протянул Медведь. – Ты так разволновался – я уж решил: нам всучат пассажирку. 

- Или двух, - подсказал Кыш, явно мечтая о женской компании.

- Истеричных баб не хватало, - в сердцах отозвался комгруппы.

Разведчики оживились; по громкой связи посыпались шуточки, одна рискованней другой. 

- Господа офицеры, уймитесь, - вежливо попросил старший пилот, а Дим-Палыч раздраженно приказал:

- Отставить треп!

Спеша к своей каюте, я невольно морщился. Чего мне сейчас не желалось, так это женского общества. Трех дней не прошло, как мы с Танитой расстались, и я еще не зализал раны. 

Глупо вышло; глупей некуда. Я увлекся ею как не знаю кто – понимая, что ничего у нас не получится, и все равно на что-то надеясь. Танита смотрела на меня восторженными глазами и откровенно гордилась, когда ее знакомые нас видели вместе. 

Затем она меня представила своим родителям. Я заранее выяснил, что ее отец – важная шишка, крупный чиновник, и мать тоже – птица высокого полета, служит в дипломатическом корпусе. Что им скромный планеторазведчик, которому не подняться выше командира группы? Теплого приема я не ожидал. 

На удивление, родители казались довольны. Во время торжественного семейного обеда мать приветливо улыбалась, отец добродушно шутил; младшие братья с упоением слушали байки из жизни планеторазведки, Танита лучилась от радости. И вдруг – как гром среди ясного неба. Мамаша согнала с лица улыбку и озабоченно поинтересовалась у дочки: 

- А что ты станешь делать, когда мода на этих медовых мальчиков пройдет?

Танита смутилась.

- Мода продержится еще год-два…

- Простите, - вмешался я, хотя лучше бы помолчал, - о чем речь?

Мамаша беспощадно глянула мне в лицо, затем обворожительно улыбнулась:

 - Когда говорят о собаках, их окрас называется мастью. 

- У тебя глаза и волосы золотисто-коричневые, медового цвета, - пояснила Танита. – Как у настоящего даммианина. Это сейчас очень модно.

- Что?!

- Настоящие даммиане в моде, - повторила она простодушно. – Мне знаешь как подружки завидуют!

Мой отец – с Даммианы. Военный пилот. Он погиб, когда я был совсем несмышленышем. Отец не рассказывал о своей родине и семье, и мать уклонялась от ответов, когда я подрос и начал приставать с вопросами. Как будто с Даммианой было связано нечто постыдное… или, еще хуже, нечто скверное было связано с бегством отца с родной планеты. Я и докапываться не стал; отца я любил и уважал его память. Не хотелось раскопать какую-нибудь неприглядную историю. 

Короче говоря, с Танитой я распрощался. Сам дурак. Понимал же, что ничего у нас с ней не выйдет.

- Геныч, - прозвучало по громкой связи; я уже шагал по второй, жилой, палубе, - это ведь и тебе развлечение будет. – Судя по голосу, командир не только смирился с неприятностью, но и приготовился над ней посмеяться.

Наш ксенопсихолог не откликнулся. Остальные мужики после команды «Отставить треп!» тоже помалкивали, и на «Теймаре» было тихо-тихо. Передо мной тянулся светлый коридор с закрытыми дверями кают. Все как обычно: на дверях - нумерация, имена членов экипажа, световая индикация. Бледные желтые и зеленые светлячки показывают, у себя  ли хозяин. Каюты номер один и два пусты – Дим-Палыч с Лешей в рубке. Мой номер четырнадцать тоже, разумеется, пустует – я бегаю по кораблю. 

- Генка, - снова позвал комгруппы. Он ко всем нам обращается по имени, одного Шайтана зовет Шайтаном или по отчеству – Генычем, а изредка, в досаде, - Генкой. Так у них с детства повелось. – Ты спишь, что ли?

После двух изматывающих прыжков в подпространстве наш ксенопсихолог мог и в сон провалиться… Хотя на моей памяти не случалось, чтобы он проспал общее веселье. Забыв постучать, я вломился в каюту под номером «4».

Шайтан лежал в кресле, во включенном костюме противоперегрузки. Костюм – штука громоздкая, в нем два Шайтана могли бы уместиться. Я уперся взглядом во встроенную панель системы жизнеобеспечения. Индикация пылала красным – и немо орала: «Беда! На помощь!» А система, черт ее дери, молчала – информация не шла ни в рубку, ни к Барсу, ни к Медведю – начальнику нашей безопасности.

- Врач – в четвертую каюту, - распорядился я по громкой связи.

Что с Шайтаном? Бешеный пульс, высоченная температура. Это сообщает панель. Сквозь прозрачный шлем костюма видно горящее от жара лицо. Закрытые глаза, мокрая от пота белая шевелюра, запекшиеся губы. На заданиях моему другу часто приходится хуже всех, особенно в подпространстве, да и контакты с инопланетчиками порой могут в гроб вогнать, но чтобы такое… Я перепугался не на шутку.

- Что там у вас? – спросил по громкой Дим-Палыч.

Ему же в рубке ни черта не понять, коли система информацию не отсылает. Впрочем, нет: она шлет дезу – якобы все в порядке.

- Шайтану плохо, - ответил я командиру не по громкой связи, а через коммуникатор.

Примчался Барс, следом ввалился Медведь. Барс охнул и бросился колдовать над системой жизнеобеспечения. В руках толкового врача она может заменить реанимационную капсулу. 

Старший боец взглянул на Шайтана и повернулся ко мне. Его светлые волосы взъерошились, прозрачные зеленоватые глаза сделались злыми. Добродушного Медведя редко увидишь в гневе; но коли увидел – пожалеешь.

- Это что значит? - потребовал он.

- Понятия не имею.

- Серый! – Медведь не поверил. – Ты всегда с ним. Генка летал на Даммиану. Какую заразу он там подхватил?

- Без понятия, - повторил я, осознавая: Шайтан между заданиями успел сгонять на родину моего отца – и мне ни словом не обмолвился. 

Распахнулась дверь каюты, в дверном проеме вырос Дим-Палыч. Считая Шайтана, в каюту уже набились четверо, и командир не стал пропихиваться внутрь. Мы с Медведем прянули к переборкам, чтобы Дим-Палыч мог видеть нашего ксенопсихолога и склонившегося над ним Барса.

- Арсений, что с ним? – спросил комгруппы негромко.

Меня всякий раз озноб пробирает, когда я слышу не мощный командирский рык, а этот его тихий голос.

- Луизианская лихорадка, - ответил Барс, бегая легкими пальцами по панели системы жизнеобеспечения; панель отзывалась попискиванием и перемигиванием огоньков. – Вторая волна.

- Вторая? – переспросил Дим-Палыч тише прежнего. – Капитан Бархатов! – Он уже едва не шептал; я бы убрался из каюты, чтобы не стать свидетелем головомойки, но Дим-Палыч стоял в дверях разгневанной скалой, преграждая путь. – Когда была первая волна, и почему я о ней узнаю только сейчас?  

Барс промолчал, занятый Шайтаном. Я порылся в памяти. Луизианская лихорадка, если ее не лечить, смертельна в девяноста пяти случаях из ста. При грамотном лечении, приходит вторая, ослабленная, волна этой хвори, затем третья, и на том лихорадка заканчивается. Повторные волны накатывают строго по расписанию, и Барс не имел права молчать о том, что Шайтана скрутит во время полета. Даже если наш ксенопсихолог с ума спятил и ринулся на задание в преддверии приступа, а врача умолил держать язык за зубами. Да он бы умер, кабы не канитель с нежданным пассажиром! Барса как пить дать пометут из разведки… если он был в курсе и молчал.

- Капитан Бархатов, - снова начал командир, сдерживаясь. 

- Ну, вот и ладно, - пробормотал ксенобиолог, сам себе удовлетворенно кивнул и выпрямился. – Дим-Палыч, послушай. В первый раз Генку оттрепало тридцать семь дней назад, он как раз успел между заданиями отболеть и оклематься. Ты помнишь: в прошлый раз он чувствовал себя нормально, все прошло без сучка без задоринки. До второй волны – обычной второй волны – остается еще двадцать девять стандартных суток. – Барс тщательно выговаривал слова, и от этой его тщательности глаза у Дим-Палыча хищно сузились. – Сейчас лихорадку спровоцировали… преждевременно и извне.

Пока мы с командиром это переваривали, Медведь придвинулся к Шайтану и, под внимательным взглядом Барса, прошелся пальцами по нижнему краю панели – проверил, что не так с системой жизнеобеспечения и почему она не отсылает данные, как положено. С присвистом втянул воздух сквозь зубы. Подвел итог:

- Генку хотели убить.

Продолжение здесь:  https://author.today/work/70848