Полнолуние оборотней и Олди (+ картинки)

Говорят, нынешнее майское полнолуние -- да-да, сегодняшней ночью, седьмого мая! -- считается полнолунием оборотней. Что ж, Олди тоже имеют сказать пару слов за оборотней, благо эти клыкастые персонажи (и не одни только вервольфы, кстати!) присутствуют далеко не в одной нашей книге. И зачастую отнюдь не как злобные монстры (хотя куда ж без монстров?), но и как персонажи вполне положительные и в чем-то даже симпатичные, а то и вовсе героические!

Итак, начнем:

СРЕЗ ПАМЯТИ

ВОЙ В НОЧИ

            "...Старый Морн был против этого похода и всячески отговаривал их -- но приказать, запретить он просто не мог. Как запретишь мстить тому, чья родня остывала в пепле у него на глазах?!.

            Морн был против, но они не послушались Морна. И Солли, отвернувшись, прошел мимо учителя -- его отец теперь никогда не уйдет в лес за добычей, а мать навеки лишилась кисти левой руки, и становясь волчицей, хромала и лишь провожала взглядом самых медлительных зверьков.

            Солли больше не видел тихой улыбки, которая освещала мамино лицо раньше, когда он рассказывал ей о своих успехах или похвале учителя. Все. Захлопнулась невидимая дверь, выпускавшая улыбку на белый свет, и в глазах его матери осталась лишь тоска, тоска и ожесточенность... Она не плакала и не говорила ничего -- но лучше бы она плакала или даже выла...

            ...Они шли молча. И не оглядываясь. Шли -- зверьми.

            Некоторые несли на себе упряжь с оружием, другие полагались только на когти и клыки. К ним примкнуло десятка два Изменчивых-одиночек, не любивших огня и живших в норах или случайных укрытиях. Солли знал, что в здешних местах только у них была деревня, да и той не стало, и сейчас Морн уводил оставшихся на новое место. От того же Морна Солли слышал о дальних восточных поселениях его народа, но в такие дебри никто из местных не рисковал забираться.

            Говорят, еще за горами, за перевалами Ра-Муаз...

            Можно было бы собрать вдвое больше Изменчивых, но ярость гнала их вперед, не позволяя ждать; кроме того, все Мертвители из намеченного поселка Постоянных были отозваны на какие-то сборы -- так донесли разведчики -- и остальные Девятикратные не способны были оказать серьезного сопротивления.

            Солли, пожалуй, лучше многих понимал, чем могла бы закончиться их вылазка, если бы Мертвители оказались на месте, но случай благоприятствовал лесу.

            Слепой от ярости случай...

            Дождь хлестал их спины, словно само небо бичами подгоняло мстителей, вокруг стояла кромешная темнота, но они-то и во мраке видели прекрасно, а вот Постоянные... Горе убийцам! Не спасут их девять жизней -- Изменчивые утащат тела в лес, и там -- день за днем -- они будут умирать, пока однажды последний браслет не искупит их преступлений!..

            ...Собак удавили в считанные секунды. И торжествующий вой возвестил о начале праздника!

            Родившаяся в ночи живая волна выкатилась из леса и захлестнула частокол. Успевшие принять человеческий облик карабкались на изгородь, обдирая кожу, спеша открыть ворота... Солли спрыгнул вниз и недобро усмехнулся, помогая гибкому Ролло сдвинуть деревянный засов. Вспышка молнии высветила волчий оскал на лице юноши и, испугавшись, погасла с хриплым стоном.

            Ворота распахнулись -- и началась бойня. Оборотни не щадили никого. Невидимая в темноте смерть настигала Постоянных всюду, мечи и клыки работали без устали, рассекая шарахавшуюся ночь и податливую плоть человеческую...

            Солли как раз бежал мимо распахнутой двери, когда оттуда выскочил Девятикратный -- почти голый, но с мечом в руке. Постоянный попросту не заметил мгновенного удара Солли, уже мертвым сползая на порог собственного дома, и Изменчивый еще раз вознес хвалу царившему вокруг мраку. Потом он скинул перевязь -- и волк ворвался в дом. Ему было мало меча. Он хотел большего...

            И лишь тогда возмездие можно будет считать совершившимся.

            За первой дверью оказалась вторая. Солли толкнул ее лапой, и дверь со скрипом отворилась. Волчьи глаза сразу различили две фигуры, забившиеся в угол и жавшиеся друг к другу.

            Девушка. Почти девочка, хрупкая, нескладная, и прикрытый ею мальчишка лет семи, молча дрожащий от страха.

            Дети убитого на пороге.

            Луна осторожно выглянула в разрыв между тучами и через открытое окно осветила комнату. Девушка увидела волчий силуэт и, вздрогнув, подняла голову. И в это мгновение Солли ясно прочел в ее взгляде тоску; знакомую, родную тоску...

            Это были глаза его матери. Это его отец лежал сейчас мертвым у входа... Это он сам тихо давился ужасом в углу, за ненадежной защитой худенького тела в легком платье...

            Не думая уже о том, что он делает, Солли поднялся на две ноги, на две человеческие ноги -- он стоял перед девушкой, и робкая, невозможная надежда стояла между ними. И луна не спешила спрятаться, забывшись в удивлении...

            С шумом, шатаясь, словно пьяный, в дверь ввалился Ролло. В человеческом облике, совершенно обнаженный, и его меч был покрыт кровью. Человек-пардус был пьян этой кровью.

            -- А, и ты подыскал себе забаву, Солли! -- выдохнул Ролло, оскаливаясь в упоении.-- Ну что, поделим пополам? Тебе -- девчонка, мне -- щенок... А потом -- каждого -- тоже пополам, и еще раз...

            Он воткнул меч в пол, готовясь стать пардусом, бешеной желтой кошкой, но тут Солли повернулся к нему, Ролло посмотрел в лицо приятеля -- и сразу все понял.

            -- Да ты что, Сол...-- протянул он, медленно пятясь к двери.-- Они же твоего старика... и маму... ты что...

            -- Они,-- голос Солли был глух и бесцветен, как у Морна.-- А потом мы... А потом опять они... и снова мы... и снова... Постоянные, Изменчивые -- в одном мы постоянны, как никто...

            Солли никак не мог остановится, он бубнил и бубнил как заведенный, и вдруг Ролло сжался в комок, а Солли сразу замолчал и испугался.

            Не за себя. Как человек, он мог потягаться с Ролло, но Ролло-пардус играючи разорвал бы и Солли-человека, и Солли-волка, а после...

            Рука Солли инстинктивно легла на рукоять торчащего из пола меча Ролло, и в ту же секунду рычащий, оскаленный вихрь смерти ринулся на него из темноты. Солли, не задумываясь, вскинул руку для защиты, но пальцы его сомкнулись на рукояти мертвой хваткой, и острое лезвие распороло пардуса от задних лап до самого горла; мускулистое, дергающееся тело сбило Солли с ног, он тотчас вскочил, замахиваясь...

            Спешить было некуда. Ролло умер.

            -- У вас есть где спрятаться? -- обернулся Солли к девушке."

Г. Л. Олди, "Сумерки мира".

      "-- ...я как услыхал, что нашлась в мире такая женщина, что за душу своего мужика на Сатану поперла и купленный товар из рук его поганых вырвала -- веришь, в лес удрал и всю ночь на луну выл! От счастья -- что такое бывает; от горя -- что не мне досталось!.. Короче, на рассвете бери за холку суженого своего четырехлапого и беги, покуда можешь!

     -- Откуда? -- задохнулась Марта, переводя взгляд с Джоша на Седого. -- Откуда ты знаешь?! Петушиное Перо рассказал?!

     Сын мельника вдруг с колен метнулся к собаке, падая на четвереньки, и обеими руками вцепился в густую шерсть на горле одноухого, прямо под дернувшейся челюстью.

     -- Не Перо, -- прохрипел он в оскаленную собачью пасть, держа Молчальника мертвой нечеловеческой хваткой, как недавно держал уже один раз. -- Сам догадался. Чтобы я, Гаркловский вовкулак, человека под шкурой не учуял?! Эх, баба, баба, что ж мы раньше-то с тобой не встретились?.. смотри, пес -- обидишь ее, из ада приду, зубами загрызу...

     Марта смотрела на них -- Седого и Джоша, двух людей-нелюдей, застывших глаза в глаза -- и где-то глубоко в ней самой августовскими падающими звездами вспыхивали и гасли слова Гаркловского вовкулака, продавшего душу за материны руки да за кровь княжескую:

     "У Петушиного Пера на короткой цепи до самой смерти, а после смерти и того хуже... и того хуже..."

     Силы небесные, от чего же она спасала Молчальника в заброшенной сторожке?!"

Г. Л. Олди, "Пасынки Восьмой Заповеди".

            "-- Щас, мальчики... Салатик делать будем, -- перед глазами возникло длинное тусклое лезвие.

             -- Я бы этих металлюг живьем закапывал... Гады лохматые... Браслетик вот только снимем, браслетик бабки стоит... Черт, застежка-то ржавая совсем...

            ...Салатик, говоришь? Ну, монстр, давай!..

* * *

             ...Пища. Много. Хорошо. Одна пища думает, что она -- враг, и  машет блестящим коротким когтем. Коготь свистит в воздухе, скользя по чешуе, и вместе с лапой отлетает в сторону. Убегает! Пища убегает!.. Нельзя. Тело мягкое, без чешуек. Хорошее тело. Еда. Хорошая еда. Удовольствие...

            Враг! Враг ударил в спину! Где?! Вон... У врага идет дым изо рта, и из руки. Тоже. Враг далеко, враг спешит к выходу из пещеры, враг прячет в шкуру летающий коготь... Хорошо спешит, медленно. Хороший враг. Теперь совсем хороший. Пища..."

Г. Л. Олди, "Монстр" (рассказ входит вставной новеллой в роман "Дорога" из цикла "Бездна Голодных глаз").

    "Тем временем Сиромаха уже деловито раздевался, бубня:
    -- Вы не бойтесь, я не кусаюсь. Я, когда животное, все помню. Без этих самых... антисоциальных проявлений. Соображаю, правда, туго. Это в полнолуние у меня крышу рвет... Я форму на вешалку повешу, ладно?
    Доктор машинально кивнул, чувствуя себя соучастником группового психоза.
    -- Вы не думайте, я не просто так раздеваюсь. Когда обратно человеком делаюсь -- то в одежде, то голый, то серединка-на-половинку. Или порвано на мне все. А форму жалко, она новая...
    Голый он выглядел совсем жалким. Тощий, ребра торчат. И срам ладошкой прикрывает, будто забыл, что стоит перед врачом. Величко незаметно протянул руку к телефону, плохо соображая, кому и как будет звонить. Алло, милиция, у меня ваш коллега из ГАИ, он решил обернуться...
    -- Ну, с богом! -- совсем уж невпопад выкрикнул Сиромаха.
    Он упал на пол, на четвереньки, и у хирурга перехватило дыхание. Казалось, лейтенант разом вывернулся из всех своих суставов. Груда на полу приняла чудовищную, невообразимую форму, напоминая саранчу-гиганта; отовсюду торчали мослы, шевелясь и дергаясь. Невидимые пальцы уминали чудовище, лепили заново, что-то отрывая и прикрепляя в другом месте, что-то переделывая на ходу, согласно задумке безумца-вивисектора. Откуда-то из движения и хруста вынырнула знакомая голова: вразнобой тряслись пунцовые уши, заостряясь и обрастая пегими волосами. "Больно, доктор... бо-о-о..." -- сдавленный стон перешел в еле слышный скулеж. От живого кошмара текли струйки пара, обволакивая жертву; пар наполнился мутными, грязно-серыми прожилками, похожими на шерсть.
    Бывший гаишник Сиромаха вдруг вывернулся наизнанку и встал перед Величко.
    На четыре крепкие лапы.
    До сегодняшнего момента Александр Павлович считал себя здравомыслящим человеком с крепкими нервами. Но сейчас, под взглядом здоровенного волчары, здравый смысл куда-то улетучился, а крепость нервов сдалась без боя.
    "Добрый доктор Айболит... приходи к нему лечиться и корова, и волчица..."
    Волк склонил голову набок, изучая человека, замершего в столбняке. Оскалился, обнажив изрядные клыки. Оскал вышел нестрашным и обидным. "Это он надо мной потешается!" -- хирургу стало неприятно, и еще опять вспомнился утраченный червонец. Такое бывает, при нервном стрессе. Волк тем временем лениво кружил по по кабинету, давая себя разглядеть как следует. С откровенной наглостью мазнул лапой по стене, оставив на штукатурке глубокие царапины от когтей. Резко прянул к столу, оперся передними лапами о столешницу. Сунулся мордой в лицо Величко: "Теперь веришь?!" Упал на спину, стал кататься по линолеуму, повизгивая; визг делался ниже тембром, опять превращаясь в стон. Чьи-то руки принялись быстренько выворачивать зверя обратно, уминать, лепить, дергать и скреплять...
    В такие минуты мысли в голове человека движутся странными и совершенно непредсказуемыми путями. Поэтому нет ничего удивительного в том, что первой фразой, вырвавшейся у доктора, когда с пола поднялся голый лейтенант, было:
    -- Ну хорошо, а стену вы зачем поцарапали?!
    -- Для вещественного доказательства, -- уныло сообщил пациент, одеваясь. -- Иначе вы решите, что вам все привиделось."

Г. Л. Олди, "Оборотень в погонах".Добро пожаловать!🦖