Затеял в "Этайн", как мне пока кажется, занятную отсылку к Толкину

Черновик - он черновик и есть - возможно, в окончательный вариант этот кусок и не попадет. Но как чешутся руки-то! :)

Этайн, дочь Хранительницы пишется как вольное продолжение "Камбрии" минского писателя В. Э. Коваленко, однако я ввел туда целый ряд мотивов, отсутствующих в оригинальном произведении. И один из этих мотивов - множество отсылок к творчеству Толкина (в оригинале есть один эпизод с упоминанием Нарьи - но и только). Дело тут не только в моих личных симпатиях к "Властелину Колец" и вообще к творчеству этого великого англичанина, и даже не в том, что без "Сильмариллиона" и ВК, при всем уважении к Лорду Дансени, вряд ли бы в фэнтези пришли те прекрасные и возвышенные эльфы, к каким мы давно привыкли (а значит, не появилась бы, между прочим, и "Камбрия" с ее сидой Немайн). Дело еще и в том, что Немайн у Коваленко последовательно позиционирует себя как христианка - а значит, ее попытки сделать синтез прогрессорства, идеи возрождения Рима и опоры на дохристианскую кельтскую традицию рано или поздно должны, как мне кажется, упереться в серьезную проблему - конфликт языческой и христианской этики. И здесь Толкин с его христианской этикой, обернутой в как бы языческий внешне эпос, замечательно оказывается кстати. А уж моя главная героиня, Танька, дочь Немайн, находит в своей самоидентификации как эльдиэ  и мечтах о Средиземье некое убежище от мира, в котором она остро чувствует свою чужеродность даже в самые счастливые свои годы.

Так вот, в этом синтезе потихоньку стала вырисовываться еще одна линия, которая кажется мне занятной, а именно, у Таньки в ее толкинистских мечтаниях, похоже, найдется неожиданный союзник - молодой принц Мерсии, юный фантазер и поэт, получивший некоторое подобие классического образования при дворе ориентирующегося на римскую культуру отца. Кердик, сын Пеады Мерсийского и Сэнэн Диведской, - как и Танька, персонаж, отсутствующий и в реальной истории, и у Коваленко, но принадлежащий, тем не менее, к реально существовавшей династии Иклингов, происходившей от англского вождя, переселившегося в Британию с территории современной Ютландии. И звали этого вождя, ни много ни мало, Икел сын Эомера. Да, я знаю, откуда Профессор брал имена для рохиррим - вот только об этом не знают ни Танька, ни Кердик. Больше того, не знают они оба и о том, что у Профессора Эомер был сыном Эомунда, а не Ангельзеова, как в реальной истории. И  Кердиком, вытянувшим из Таньки кое-какую информацию о Средиземье, кажется, именно Рохан и станет восприниматься как давняя прародина.

Итак, черновой кусочек, судьба которого еще не решена:

Но потом до Таньки добрался неугомонный принц Кердик. Сначала он долго сидел возле ширмы и добросовестно старался не шуметь – только это не особо помогало: Танька слышала и его частое дыхание, и тихое бормотание, различала даже отдельные слова, но не понимала их.Получалось, что принц, хотя и владел в совершенстве камбрийским языком, хотя и просил называть себя камбрийским именем, сам с собой разговаривал все-таки по-англски. Впрочем, сейчас Танька была даже рада этому: как ни посмотри, а подслушивать – это неправильно... Но стоило ей шевельнуться, как принц осторожно кашлянул.

– Вы не спите, великолепная? – спросил он, чуть выждав.

В ответ Танька лишь вздохнула. Потом вежливо подтвердила:

– Я не сплю, принц Кэррадок.

Принц помолчал, снова кашлянул. Потом осторожно спросил:

– Великолепная, а можно с вами поговорить?

На этот раз вздох удалось сдержать. Впрочем, это было уже нетрудно: проснулось любопытство. Однако ответила Танька, как подобает благовоспитанной леди: спокойно, почтительно, даже чуть холодно:

– Да, я слушаю вас, принц.

И вдруг, к ужасу своему, чуть не рассмеялась: вспомнила ни с того ни с сего, как они стояли друг перед другом на четвереньках! Смех этот сдержать оказалось куда труднее, чем вздох. Но помогла головная боль: милосердно напомнила о себе, спасла от позора.

Принц, однако же, по-видимому, ничего не заметил. Погруженный в себя и при этом явно взволнованный, он подошел к кровати и остановился, теребя рукав туники и никак не осмеливаясь заговорить. Конечно же, Танька подумала, что принц спросит что-нибудь о Санни, даже приготовилась утешать незадачливого влюбленного. Однако разговор пошел совсем о другом. Поколебавшись, принц наконец решился:

– Вы читали «Энеиду» Публия Вергилия Марона, великолепная?

«Энеиду» Танька, конечно же, читала: как-никак, дочь римской императрицы! И не только читала: даже помнила наизусть несколько отрывков. Оттого, не задумываясь, и продекламировала в ответ на латыни:

Битвы и мужа пою, что первый с прибрежия Трои

Прибыл к Лавинским брегам в Италию, роком гонимый.

Много скитаться ему по земле и по морю судила

Сила всевышних и гнев незабывчивый злобной Юноны...

Забывшись, сида чуть приподнялась на постели. И сразу же замолчала: боль снова сдавила виски.

А принц, опять ничего не заметив, восторженно подхватил текст:

Много и в бранях терпел, пока, состроивши город,

В Лаций не внес он богов, откуда и племя латинов,

И Албане отцы, и стены высокого Рима.

Блеснув глазами, он радостно посмотрел на Таньку и увлеченно продолжил:

– Я и не сомневался, великолепная, что вы тоже любите Вергилия и его «Энеиду»! Вот и я давно порываюсь написать историю своих предков – подобно тому как Вергилий написал поэму об Энее, предке императора Октавиана Августа. Благочестивый Эней, сын Анхиса, когда-то покинул разрушенную греками Трою и нашел своему народу новый дом в Италии. Точно так же и славный король англов Икел, сын Эомера, приплыл с континента на наш остров...