На стихи Ирины Валериной

Писать рецензию на стихи не так просто. Вернее, на те стихи, что написаны без вдохновения, писать рецензию как раз очень легко. Просто-напросто проверяй рифмы, размеры, следи за инверсиями, оценивай метафоры и эпитеты – всегда найдёшь, к чему придраться.  Стихи, написанные без вдохновения, можно препарировать и так и сяк. Но вот когда натыкаешься на вдохновение, это как гром среди ясного неба. Всё резко меняется. Рифмы с метафорами уходят куда-то на задний план, они всего лишь само собой разумеющиеся элементы обёртки, а вот то, что внутри обёртки, то захватывает тебя с потрохами и… вечность выливается во время. Немеет язык, уходят мысли, бессильны слова. Вдохновение через поэта передаётся тебе, но как о нём рассказать, как облечь иррациональное в рациональную форму? Ведь ты оказываешься по ту сторону слов, вне привычной системы координат, ты утратил себя, ты – око вечности, такой потрясающий ракурс позволяет тебе знать всё. Ты видишь всё как на ладони. И всё понимаешь. Всё несказанное. Ты обладаешь всепониманием.

В отчаяньи тень открывает рот,
и кровь, пузырясь, изо рта течёт,
и пахнет пряно и терпко медь,
и слово в муках идёт на смерть,
и в нём клокочет расплавов сила.

Кричи, Аттила!

Аттила, бич божий. Он победил сотню воинов. Потом тысячу. Потом миллион. Миллион воинов! А в конце пути женщина. Он победил миллион воинов, что ему женщина? Так, прихоть, забава. Но случается то, что случается. Неизбежное. И Аттила кричит. О чём он кричит? Ты всё знаешь. Нет никакого прока от миллиона побед. Нужна всего одна. Но радикально другая. Победа над самим собой. Кричи, Аттила!

Красота спасёт мир. Мир нуждается в равновесии. Если будут одни только воины, они разнесут этот мир на миллион астероидов. Поэт своим вдохновением уравновешивает воина, обесценивая все его пирровы победы. Что такое победа? По + беда. Беда напрокат. В состоянии вдохновения ты понимаешь. Аттила, бич божий, он как ребёнок. Кричи, великий воин, кричи!

Другое стихотворение:

/…/
Тонкое литьё ограды парка,
запах влажной хвои,
дорожки, занесённые песком
и жёлуди, набрякшие томленьем;
кот, дышащий пушистым животом;
скамеечные волглые колени;
прописанные бледно облака,
прозрачный холодок седьмого неба;
и четвертинка мятого листка,
и буквами удержанная небыль;
и «сад камней»,
и бледно-жёлтый мох,
и вечер, наливающийся синью;
и сын, в глазах которого ты – бог,
верней, богиня.

Читаешь и поражаешься: а где личность автора? Со времён Лессинга мы знаем, что поэт пишет стихи для того, чтобы выразить своё мастерство. А здесь как будто мастерство выражает само себя. Ощущение полной объективности. Последние сто лет слишком много стихов забиты одним и тем же подстрочником: о, я страдаю ради вашего удовольствия; о, эта музыка с такой болью исторгнута прямо из моего сердца; о, каждая строчка пропитана моей кровью. У Ирины Валериной этого нет. Начисто. Всё циклично. Новый век, новое тысячелетие – и новые стихи. Хватит этих поэтических освенцимов с тазиками крови. Новые стихи наконец-то рождаются. А новое, как известно, есть хорошо позабытое старое. То, что проверено тысячелетиями. Вдохновение. Снова вспомнить о вдохновении, возродить вдохновение. Ведь в момент вдохновения поэт побеждает себя. То, что не удалось сделать Аттиле, удаётся поэту. И стихи текут как бы сами собой, безо всякой натуги, просто и естественно, будто веет ветер, веет где хочет.

Следующая картина. Вавилон заметает.

Разрывая одежды, стенают женщины, плачут дети,
и в гортанных, уже умирающих языках
очевидно крушение мира, в котором мы
замахнулись на небо – за что и сравнялись с глиной.
Выжигающий язвы холодный огонь зимы
входит в кости и плоть.
… Распадается мертвечина,
и уже не поймёшь, что людское тут, что – зверья:
по итогу любое мясо – червям потеха.
Никого из живых не осталось.

Эпическое полотно. Всё дело в состоянии. Слова лишь проводники. Они как бубен шамана, они делают своё дело – и око вечности зрит. Космическая игра. Вселенский танец. И просветление. Узнавание себя. Себя настоящего. Pati Deum.

Я теряю осмысленность, мысли мои пусты,
ничего не осталось, костёр пожирает дым.
А тяжёлые хлопья на город летят, летят.
Я глаза поднимаю к небу, встречаю Взгляд
и кричу, как недавно подстреленный серафим:
– Элохи-и-и-имм!!!

Мир есть стих Господа Бога. Поэт испытал вдохновение и трансформировал этот безудержный стих в конкретные слова. Красота. Грандиозность. Перехватывает дыхание. То, что, кажется, было напрочь забыто, то опять с нами. Священный дар поэзии жив! Всё циклично. И всё возвращается на круги своя.