Мастер добрых дел

Если вдруг вы не обратили внимания, я пишу и пишу проду. После годового перерыва. Текст благополучно перевалил за 40 авторских и пока не собирается заканчиваться. Если вам нужен добрый герой, который хочет, как лучше, ну... чуть по-своему, конечно, но иногда у него получается, если вам не нравятся нагибаторы, попаданцы, геймеры, ведьмочки-стервочки, удачливые мартисьюшные проходимцы и прочие распространенные в наше время персонажи, заходите и читайте. У нас все вообще не так и будет по-другому. 

https://author.today/work/16822

* * *

Илан забрал Цереца, запер сестринскую и побрел на второй этаж в кабинет. Думал, там спокойнее. Ошибся. Забыл, что наверху с бумагами работает инспектор Аранзар. А теперь к нему добавились инспектор Джениш и протрезвевший до скромного и услужливого состояния секретарь Намура.

– Ну что, – сказал Джениш Илану, едва тот появился на пороге, – прикажешь нам выметаться с твоей территории?

– Я не настаиваю, – отвечал Илан. – Знаю же, что идти вам некуда. 

– Спасибо, – сухо откликнулся Аранзар, строчивший что-то за столом. 

– Может, тебе от нас надо чего? – спросил Джениш.

– Что ты хочешь предложить?

– Вина ты не пьешь. Есть будешь?

– Что-нибудь сладкое я бы съел.

– Сладкое? – слегка растерялся Джениш. – А мы тебе колбасы принесли...

– Давайте колбасу, – вздохнул Илан и брякнул Цереца на стол рядом с поспешно сдвинутыми Аранзаром бумагами. Полезного чтения сегодня не будет. – Кто убил доктора Ирэ у нас в леднике? Поймали?

– Эк ты сразу, – отвечал Джениш. – Тпру! Будто не знаешь, как наша работа делается.

– Потому и спрашиваю, что знаю. Если сразу не поймали, теперь затянется надолго. А ждать надоело. Ты вселяешь надежду, Джениш: скажи, вдруг случилось чудо. 

– Не случилось, – все тем же сухим голосом по самое не могу занятого чиновника отозвался Аранзар, не отрываясь от скорописи. – Ешь лучше колбасу. Пока Джениш нечаянно всю не стоптал. У меня, например, нет на него никаких надежд. 

– Да, – сказал Джениш. – Ешь колбасу. 

– Как же спросить меня, не придумал ли я еще что-нибудь? – удивился Илан. 

– Запрещено, – отрезал Аранзар.

– У нас теперь все запрещено, – поддакнул Джениш. – Театр запрещен, стихи запрещены, с тобой разговоры запрещены. Ешь колбасу, займи свой рот. 

– Как ты меня достал с этим театром, – сказал Аранзар. – Как ты вообще меня достал, как мне с тобой непросто, поэт, по шее мамой огрет, сожрал чужой обед, в театре в перья одет...

– Не ной, – сказал Джениш. – Будто мне с тобой, маменькиным аристократом, легко!

– Чего в твоей-то жизни непростого? – Аранзар отстранился от бумажек. – Как свободная четверть сотой – ты сбегаешь в театр, и хвост знает, когда тебя ждать и где искать. Ты нужен, тебя нет! Без тебя обошлись, ты явился, но не можешь помолчать! – Аранзар развернулся к Илану: – Мало было мне на голову поэтического дарования, теперь еще есть актерское! Он же еще и на сцену влез! 

– Ты, вроде, образованный человек, читал классическую литературу, знаешь Юншана наизусть, а туда же, – возмутился Джениш. – Не понимаешь меня! Ничего не понимаешь!

– Не понимаю, – согласился Аранзар. – Стихи – они мысль, они в голове. Почему они должны мешать рукам и ногам работать, почему о них все время нужно спотыкаться, как о бревно поперек дороги, зачем теряться в них и пропадать, будто они дремучий лес, я не понимаю! 

– А... – Джениш безнадежно махнул рукой и повернулся к Илану, осторожно пробовавшему кусками наломанную колбасу из свертка пальмовых листьев. – Вот, например, ты. Вот ты хотел бы быть поэтом и отвечать пред белым светом за все его ошибки, вздохи, мечты, тревоги, смерть эпохи, за страсти, блуд, печаль, страданья, несбывшиеся ожиданья, жить в поэтическом бреду? Я – нет. Да ну его в... 

Тут старший инспектор Аранзар взвыл, схватил бумаги, чернильницу и бросился прочь из кабинета. А секретарь, сидевший в уголке по-козьи выпялив глаза, – за ним.

– Знаешь, Джениш, – сказал Илан, провожая их взглядом (колбаса в подношении оказалась на удивление съедобной), – спасти тебя может лишь одно. Если государя пригласить на ваш спектакль, он посмотрит, и ему понравится. В противном случае ты будешь проклят, и тобой, как царем Апатаем, станут пугать новичков, поступивших в префектуру на твое место. А пока, как я понимаю, никакого расследования по моей просьбе не было и нет?..

– Почему же не было, – пересел на место Аранзара Джениш и тоже потянулся к остаткам колбасы. – Было. Только тебе не понравится, что получилось. Ты не спрашивай у нас, что да как. Тут такие сферы затронуты, про которые мне рассказывать не положено. Я даже и не знаю целиком всего. И уже узнать не стремлюсь. 

– То есть, демоны высших сфер снова взялись за работу, как тогда в префектуре? Рубят людям руки, режут их по горлу, кормят до смерти деньгами, втыкают ножички, и прочее в том же духе?

– Нет, конечно. Демоны нынче измельчали, летают не выше помоечных ворон. Но иногда преследуют сложные цели. Которые так вдруг не объяснишь и не поймешь. 

– В городе всерьез давят крыс, – понимающе кивнул Илан. 

– Кто тебе сказал?

– Не помню. Кто-то из ваших, может быть, Намур. 

– Ну... если Намур... Короче, сам понимаешь, после того, как пропал Римерид, на берегу освободилось много места. Край здесь благодатный, на хорошей почве пусто не бывает, земля зарастает сорняками. Не высшие сферы, доктор. Но погани много и она цепкая. Задолбались мы полоть. Настолько, что, когда они сами друг друга пропалывают, мы уже не против. 

Да, подумал Илан, даже знаю одного ботаника, который из-за этих растений пострадал. Может, и не одного. А ведь и на место задавленных крыс прибегут другие. Тут не не с сорняками бороться, эти огороды застраивать надо.

– И искать не будете? – уточнил он. – Зачем тогда устроили шум с ломанием дверей?

– Ты сам сказал: сразу не поймали, значит, дело затянется. А там, молитвами Морской Хозяйки, и этого виноватого пришьет кто-нибудь. 

– Или убийство Ирэ повесят на госпиталь: столкнулись, мол, из-за богатых пациентов. Скальпель наш? Наш. Убили за нашим порогом? За нашим. То, что госпиталь бесплатный, и надо бы убивать кого-то из нас за то, что сбросили цены, не аргумент, и не волнует. В адмиралтействе, по крайней мере, пошли таким путем – простых бездоказательных объяснений. Покойник наглотался денег, значит, просто очень хотел есть. Так?..

Джениш молчал.

– Что-то я не помню, Джениш, чтоб в нашем... в вашем ведомстве когда-то работали настолько спустя рукава. Даже в худшие времена безвластия, когда вам жалование платили через раз или вовсе не платили.

– А что толку о шушеру руки марать. Их много, нас мало. Пусть с ними воюют городская стража и уличные судьи. В городе государь. Нам вменено в обязанность обеспечивать его безопасность. Это в первую очередь, это самое главное. А остальное хоть под хвост пускай уйдет. По крайней мере, пока. 

– Ты прав, мне не понравилась ваша работа, – сказал Илан. – Но я в вашем ведомстве больше не служу, не мне выбирать для вас приоритеты. Не мне требовать, чтоб вы летали выше потолка. Действуйте, как считаете правильным. 

– Думаешь я доволен? Меня тоже бьют по рукам: то делай, этого не делай, личной свободы вообще никакой, даже во внеслужебное время... – Джениш поднялся, остатки колбасы подвинул к Илану. – Пойду, – сказал он, – утешу этого нытика. Ему, видишь ли, тоже трудно и всё не нравится. Всем всё не нравится, балованные все, их сызмалу мамка не порола. А дверь я тебе выбил не со зла и не по политическим причинам. Где-то посеял свой набор отмычек. Если в госпитале, и ты найдешь или увидишь, кто взял, дай знать, пожалуйста. Чтоб я больше ничего не сломал и не вышиб. Ты уж извини, и на будущее, заранее – тоже извини. Мне приказали войти – я исполнил. Мне над приказами думать запрещено. 

– Все отлично, Джениш. Меня не пришили, я жив, следовательно, я не виноват. Все в этом убедились.

– Да, – сказал Джениш на прощание. – Я тоже верю в чудеса. В тебя, например. Что ты все понимаешь правильно. Удачи тебе. 

– Постой, – окликнул Илан. – Типографию вы на Тумбе не нашли, а голубятня там была? 

Младший инспектор приостановился на пороге. 

– Была, – сказал он, помолчав, и сразу добавил, не выслушав следующий вопрос: – И голуби не арданские.

И ушел.

Поем колбасы, думал Илан, займу свой рот. Почитаю Цереца, займу свой ум. Ответственность за расследование – не моя. Этот мертвый узел не развязать и не упростить. Может, как делают с неразрешимыми задачами в префектуре, про него забыть? И пусть те, кто в нем запутан, задохнутся сами, раз не умеют выпутаться. Но их же жалко. Они же впутались насмерть, сдохнут.