Оценка потерь войск Орлова в битве за Муром.

Местность вокруг Мурома обороне города отчасти способствовала. С севера территория застройки упиралась в длинный и глубокий овраг с заболоченным дном и густо заросшими склонами. Атаки с этой стороны можно было не опасаться. Но вот с двух других сторон, западной и южной, никаких препятствий для наступающих не было. Чистые ровные поля и луга, постепенно переходящие в одноэтажную деревянную застройку. Два наезженных тракта входили в город со сторон Владимира и Касимова и сходились к наплавной переправе под развалившимися стенами кремля. От него же отходили и прочие кривые улочки города, образуя своим рисунком некий веер, перечеркнутый только одной крупной поперечной улицей.

В этот рисунок улиц типичного старинного русского города неумолимая воля командира полка внесла коррективы. Широкими полосами застройка была разрушена, а дерево домов пошло на  несколько параллельных линий завалов и траншей.

Все радиальные дороги были перекопаны глубокими рвами, что сделало их недоступными для кавалерии. Изъятая земля была использована под строительство пушечных редутов. И таких редутов на каждой дороге было последовательно сделано десяток штук.

Ближе к центру города линии укреплений становились гуще. Впрочем, не приходилось всерьез говорить о какой-либо неприступности позиции. Цель была только одна: неожиданными оборонительными мерами резко затормозить наступление до прихода вечера, чтобы по темноте уйти из города по наплавному мосту и, разрушив его, избежать преследования. Но до вечера было ещё далеко, а пока Преображенский, Измайловский  и Ингерманландский полки, выстроенные в полубатальонные колонны, двинулись в атаку по линиям касимовского и владимирского трактов. Кавалерия, как и ожидал Крылов, пошла по дуге с намерением атаковать вдоль Оки со стороны села Карачарова.

Первой огонь в этом сражении открыла артиллерия. Десять пушек, установленных в трех редутах, начали стрелять, когда дистанция была еще с версту. В подзорную трубу было видно, как ядра делают два отскока от земли, прежде чем нырнуть в строй противника. На расстоянии в четыреста саженей пушки перешли на стрельбу гранатами, а когда противник прошел половину этого пути, в ход пошла дальняя картечь. И тут к обстрелу присоединилась пехота. 

Противник тоже открыл огонь - артиллерия Орлова начала досаждать порядкам Крылова.

На этот раз полковник не стал изображать малочисленность и все его полторы тысячи солдат, выстроенные в разреженную линию, открыли с двухсот саженей регулярный залповый огонь. Для столь дальней стрельбы на всех ружьях ещё в Казани пришлось придумывать прицельные планки, ибо ствол приходилось задирать довольно высоко. Но по таким большим целям, как плотная колонна пехоты, промахнуться было сложно. Знай себе слушай значение дальности в приказе командира и пали в сторону врага. А командиру тоже не составляло труда определить дальность, ибо она была определена заранее и размечена столбами прямо на поле.

Одновременно с началом ружейной стрельбы команды арапчат бросились поджигать первый вал из веток, досок и бревен от разобранных окраинных строений. Древесина, политая местами смолой и обложенная соломой, занялась дружно. И вскоре перед избиваемой ружейным и артиллерийским огнем пехотой Орлова, уже жаждущей перейти в штыковую, встала непроходимая, жаркая стена пламени.

Такая же стена пламени преградила путь и кавалерии Орлова, остановив её обходной маневр без единого выстрела. На юге у Крылова солдат не было. Только сотня калмыков, выполнявших роль поджигателей, присматривала за конницей противника, готовясь вовремя запалить второй заградительный вал.

А тем временем, в соответствии с уставом 1763 года, полки Орлова развернулись в плотную линию в три шеренги на расстоянии в пятьдесят шагов от линии Крылова и открыли, наконец, ответный огонь. Но увы. Их противник мало того что стоял в очень разреженном построении, так ещё и спрятался, спрыгнув в заранее вырытые траншеи.

Диспозиция была неравноценной. Одна сторона стояла в чистом поле в плотных шеренгах, не имея возможности перейти в штыковую, пока не прогорит баррикада. А вторая сторона укрылась в полевых укреплениях, едва торчащих над землей, и методично расстреливает первую. Причем стрелки, вооруженные штуцерами, прицельно истребляют офицеров гвардии. Самый цвет дворянства империи валился на землю с пробитыми телами. Единственное, что спасало гвардию от полного истребления, это малочисленность противника.

Безжалостная мясорубка работала почти четверть часа, пока идиотизм ситуации не дошел наконец до Орлова. Пехота получила команду отступать, что и выполнила почти бегом. Сопровождаемые огнем, гвардейцы отошли на полверсты, а вместо них в дело вновь вступили пушки.

Двадцать четыре орудия, собранные в шесть батарей, принялись ядрами разбивать редуты и баррикаду. Но безнаказанно им это делать не позволили. Не только ответные ядра полетели со стороны обороняющихся, но и пули. Один за одним начали падать рядом с орудиями комендоры и прислуга. Но тем не менее, спустя час огонь пушек обороняющихся прекратился, а пламя в ряде мест начало спадать.

Спустя ещё один час гвардия снова пошла в атаку. На этот раз построение было сразу линейным, а темп движения максимально высоким. Без всякого противодействия со стороны противника пехота добралась до костровища, и героическим рывком преодолела дымящуюся трехметровую полосу раскаленных головешек.

Потеряв несколько десятков человек из тех, кому не повезло споткнуться в дыму и упасть прямо на багровые угли, гвардия опять попала под свинцовый дождь. Их враг отнюдь не бежал, а занял новую линию укреплений. А самое главное очередная стена пламени разгоралась впереди.

На этот раз Орлов сообразил быстрее и отвел своих солдат на полверсты назад. И снова потянулось время ожидания, наполненное его бессильным бешенством. Солнце ещё не добралось до полудня, а потери уже были чудовищными.  

Второй огненный вал уже прогорел, но противник не торопился переть в лобовую атаку в очередной раз. Наблюдатели докладывали о передвижениях пехоты и конницы, о подвозе досок от Ковардиц и Карачарова.

Крылов разглядывал эту суету и размышлял, все ли он предусмотрел. Ситуацию с штурмом Мурома они с государем проигрывали долго и на большом песчаном макете, сделанном со слов хорошо знавших город людей. Время от времени меняясь ролями они штурмовали и защищали город.

Огневые завесы с траншеями, так славно сработавшие в дебюте, были идеей царя. Но теперь вступал в силу план обходного маневра. “Играя” за Орлова сам Крылов предложил атаковать по воде и через овраг - и им тогда пришлось изрядно подумать прежде чем родилось что то похожее на решение. Вот и настало время проверить на своей шкуре эффективность их, по словам государя: «мозгового штурма».

В два часа пополудни началось. Снова заиграли трубы, забили барабаны. Взлетели в небо дымные ракеты. Развернутые цепи пехоты пошли в атаку на дымящуюся линию прогоревших заграждений. С высоты колокольни Вознесенской церкви было заметно, что наступающих на этот раз меньше. Линии идут не в три шеренги, а только в две и интервалы между солдатами увеличены.

Третий огненный вал, вдвое короче первых двух за счет сокращения протяженности фронта был подожжен незамедлительно. Но за линией огня практически никого не было. Только арапчата Павлония и три десятка солдат семоновского полка, переметнувшихся на сторону Пугачева, изображали интенсивный огонь, разряжая в наступающих многочисленные трофейные ружья. Результативность этой стрельбы значения не имела поскольку атака была демонстративной.

Полковник спустился с колокольни и направился к стыку берега и оврага проверить готовность своих войск, ибо главные события должны были развернуться именно у реки. И действительно спустя четверть часа после начала атаки с фронта, с севера и с юга, по воде, в наступление пошла кавалерия, а в огромный овраг хлынула масса пехоты.

Северный берег был защищен вкопанными рогатками. Они в несколько рядов тянулись по кромке оврага перпендикулярно реке и загибаясь, на полсотни саженей вдоль нее. Никакой другой фортификации видно не было. Поэтому, загнав лошадей в воду по самые седла, кирасиры и гусары двинулись в обход. Поток конницы шел вдоль берега мимо церкви Николы Мокрого в сторону каких то сараев и навесов с рыболовецкими сетями.

И вот когда конница приблизилась к краю заграждений, стены сараев рухнули на землю вместе с сетями и гвардейцы увидели перед собой небольшой, но полноценный редут. С него картечью хлестнули пушки. Первый ряд кирасирова выкосило целиком, но оставшиеся в живых стиснув зубы и матерясь, пришпорили лошадей, заставляя тех выбраться на берег. Увы, твердая почва не дала преимущества коннице. Не суждено им было вырваться из под обстрела, обойти редут и атаковать его с тыла. Одна за другой лошади начали проваливаться в глубокие, замаскированные конусообразные ямы, с вкопанными в стенки кольями, не позволяющими выдернуть ногу безболезненно.

На берегу образовалась свалка. Кони бились в агонии от картечных пуль и переломанных ног. В них уперлись те, кто ещё не выбрался из реки и, повинуясь приказам, начали движение дальше вдоль берега, в попытке обойти зону ловушек. Но через сотню саженей дорогу им преградил шипастый плот из бревен выдающийся в реку до глубокой воды. Он удерживался поперек течения на канатах. А лунки были накопаны как раз до самого плота. 

Изначально Крылов предлагал наглухо загородить берег  рогатками, но государь возразил, что видя заграждения, конница не станет рисковать и таким образом не удастся устроить ловушку. Нужно было, чтобы всадники видели обманчиво безопасный берег. И вот тут то и была высказана идея волчьих ям. Правда идея кольев не на дне ямы, а в стенке, да еще и с обратным уклоном была новинкой для Крылова.

Практически такая же система обороны была и на южном участке берега со стороны села Карачарово. За исключением того, что огненный вал почти доходил до реки по дну оврага огибающего «Богатырскую горку» на которой  стоял Спасский монастырь. Но вдоль воды точно так же было вкопано заграждение из кольев и рогаток, защищенное от пламени глубоким рвом.

Все больше и больше лошадиных и человеческих тел устилали берег. Но упрямая гвардия перла вперед. Мокрые лошади и их седоки объезжали или  перепрыгивали лежащие тела и через несколько шагов так же проваливались в очередную яму. Гусары и кирасиры лишившиеся коней, с саблями в руках упрямо бежали в сторону редута, также поминутно проваливаясь в ловушки и замирали на месте силясь высвободить ногу. И все это под ураганным обстрелом.

Раскаленные орудия палили на переделе скорострельности. Стрелки из редута и с высокого речного берега вели беглый огонь по столпившейся толпе конных. Пороховым дымом почти заволокло берег, но водная гладь оттягивала на себя эту завесу и атакующих она не скрывала.

Зато длинные полосы густого дыма отрезали творящееся на берегу от наблюдателей и, самое главное, от артиллеристов Орлова. Те было пытались сосредоточенным огнем подавить редуты, но дымовая завеса закрыла видимость. Впрочем, маскировочная роль была не единственной у вонючих серно-селитренных снарядов изготовленных по рецепту государя.

Одновременно с кавалерией, три тысячи солдат, с ружьями наперевес устремились вниз по стенкам оврага. А навстречу им покатились многочисленные  дымящиеся боченки. В течении четверти часа весь овраг от края до края заполнился едким белым непроглядным дымом. Солдаты Крылова поспешно повязали на лица тряпичные повязки, в которых между простроченными слоями ткани был засыпан лечебный уголь.  Эти повязки были сделаны по слову государя после того как была придумана эта часть плана.  Крылов позже сам провел испытание и убедился, что повязки действительно позволяют худо-бедно дышать в серном дыму.

А вот у гвардейцев Орлова никакой защиты не было и из оврага доносился многоголосый удушливый кашель и звуки рвоты. На край оврага стали выбираться сотни атакующих, но большая часть из них была даже без ружей. Солдаты, судорожно дыша, спотыкаясь, бежали прочь. Со стен Благовещенского монастыря бойцы Крылова весело орали орловским: «Сдавайтесь дураки, пока всех не поубивали!» И большинство выбравшихся действительно поднимали руки. Только с десяток самых глупых или устойчивых к серному дыму попытались изобразить атаку и полегли в один миг. Больше героев не нашлось.

Наступление захлебнулось. Даже попытка преодолеть огненный вал по деревянным щитам и мосткам привела только к тому, что был зажжен следующий вал, а защитники, собрав ружья в охапку,  просто отступили, без какого либо героизма. Второго комплекта щитов и помостов у атакующих не оказалось и им пришлось бежать назад, по уже занявшимся от жара проходам.

И вот в момент, когда победа уже стала очевидной, с колокольни Богородицкого собора зазвонил одинокий колокол и в проеме звонницы мальчишка сигнальщик замахал своими флажками. Второй из сигнальщиков Васьки Каина тут же стал переводить сообщение на обычный язык:

- На реке много лодок с солдатами.

Крылов пришпорил коня и вылетел на береговой откос. Без всякой подзорной трубы было видно, как по реке сплавляется множество судов. Часть из них выгребала к правому берегу, а часть направлялась как раз к ним.

- Сигнальщик! Труби отступление – Закричал полковник, повернулся к вестовым, что горячили коней рядом – Ты! Скачи к южному редуту пусть готовятся открывать огонь по лодкам. Они их ещё не видят из-за дыма но скоро узрят. А ты!  К северному редуту, пусть пушки перекатывают к мосту.

Не успел он договорить, как захлопали выстрелы за стенами Благовещенского монастыря. Перестрелка нарастала и, лишившийся вестовых Крылов сам направил коня на звуки боя. Навстречу ему, из за угла монастырской стены, выскочила группа солдат. Капрал, увидев начальство, остановился и гаркнул:

– Господин полковник, там из подвалов орловские лезут. Много! Нам со стен кричали.

В подтверждение его слов в распахнутых воротах показалась группа преображенцев, которые тут же выстроились в линию и сделали дружный залп в их сторону.  Пуля ударила коня в лоб, и тот завалился как подкошенный, придавив ногу седока. Парочка солдат бросились вытаскивать командира, а остальные, по команде капрала дали залп в ответ. После чего с криком «коли гвардейских» капрал бросился в атаку, увлекая свое отделение.

«А про подземные ходы мы не подумали» - промелькнула мысль, тут же заслоненная болью в ноге. Падение оказалось неудачным. Повиснув на плечах солдат, Крылов поспешил прочь от монастыря.

На берег уже сбегались солдаты со всех участков обороны. Кто то их офицеров сообразил и отступая были подожжены все оставшиеся две линии. Это прикроет на несколько часов спину, но безопасной переправы больше не было. К хромающему командиру подскакал порутчик Чекальский.

– Пан полковник, берите моего коня!

Поляк спрыгнул на землю и протянул повод полковнику.

– Какой уж теперь конь, Казимир. Скакать то уже некуда.

Он махнул рукой на правый берег Оки. Там уже высаживались солдаты, а на подходящих к берегу баржах блестела бронза пушечных стволов.

– Какие будут распоряжения? – спросил Чекальский.

Крылов потер подбородок, ощущая выросшую щетину и ответил:

– В Благовещенский монастырь проникли гвардейцы. Скорее всего им кто то из местных подземный ход показал. Надо их выбить и ход закрыть. Но если быстро это сделать не получится надо выручить тех наших, кто за стеной монастыря остался и отходить к переправе.

– Так точно пан полковник! - по-новому, по уставному ответил поляк

Чекальский взлетел в седло и ринулся выполнять задачу. А Крылов, все с теми же солдатами осторожно начал спускаться с высокого склона к воде. Захлопали пушки южного редута. Ядра подняли столбики воды рядом с лодками десанта, но попаданий пока не было. Пушки северного редута уже катили к мосту. Туда же подтягивались группами и пехотинцы.

Обгоняя полковника к мосту устало шагала группа арапчат Павлония и солдат семеновского полка. Плечи каждого оттягивало по пять ружей без штыков. Несколько бойцов толкали ручные тачки заваленные ружьями. Неудивительно, поскольку на полторы сотни человек приходилась уже под тысячу трофейных  стволов. Прапорщик из бывших унтеров нижегородского гарнизона вытянулся перед Крыловым и отрапортовал:

– Ваше благородие, господин полковник! Отдельный стрелковый отряд по вашему приказанию оставил позицию. Потерь в людях и ружьях нет.

– Молодцы. Разгружайтесь у моста и быстро организуйте передвижной щит из досок или бруса, на колесах. Можно на телегу водрузить. Чтоб его по мосту толкать. Да заготовьте длинных шестов побольше.

– Слушаюсь!

Прапорщик выдернул из колонны десяток бойцов, сбросивших свою ношу на перегруженные тачки, и бодро побежал выполнять приказ.

Поддерживаемый парой солдат полковник доковылял до начала моста и окликнул старшину киргизов.

– Акиев! Поди сюда.

Всадник подскакал на своей малорослой лошадке.

– Слушаю бачка полковник!

– Арстанбек! Спешивай своих. Лошадей придется бросить.

– Как бросить! – Потрясенно переспросил киргиз. – Нельзя бросить!

– Арстанбек, – тяжело вздохнул полковник, – нам больше некуда скакать. И прорваться через мост нам не дадут. Видишь, там уже пушки разворачивают. Мы отсюда можем только уплыть. А лошади твои нам будут помехой. Начнут метаться, людей в воду посшибают.

– Полковник, наши лошади не будут метаться. Мы их заставим лежать. Слово даю.

Крылов вздохнул.

– Ладно. Посмотрим как у вас это получится.

Тем временем артиллеристы с редута и с батареи развернувшейся у начала моста добились попаданий. Несколько посудин получили заряды дальней картечи, а несколько лодок было разбито ядрами.  Деревянные обломки с уцепивщимися за них солдатами дрейфовали к мосту. Прочие баркасы и ялы внезапно поменяли свои намерения, и стали отгребать к берегу занятому войсками Орлова. Их можно было понять. Десяток орудий и почти тысяча пехотинцев у кромки воды делали высадку невозможной.

Неожиданно заговорила гвардейская артиллерия, дождавшаяся наконец появления прорех в дымовой завесе. Ядра дюжины орудий стали вспахивать земляную стенку редута, обдавая защитников мелкими камнями и песком. Крылов недовольно покачал головой. При таком обстреле фортеция долго не простоит. Стенки не отличались большой толщиной и не были утрамбованы как следует.

«Сейчас ветер снесет дым из оврага и Орлов снова погонит гвардию по склонам, справедливо полагая, что наши запасы сюрпризов не бесконечны» – подумал Крылов и скомандовал построение и готовность к маршу по мосту. Но тут его озадачил поручик Касатонов, вопросом, что делать с пленными. Три сотни гвардейцев выбравшихся на их край оврага уже давно отдышались и находились в обширном сарае под охраной как раз бойцов поручика.

С одной стороны оставлять их Орлову это усиливать врага. Не годится. С другой стороны - перерезать безоружных пленных рука не поднимется. 

Крылов сам не заметил, как озвучил дилемму вслух. 

Услышавший этот вопрос один из польских офицеров предложил всем выбить передние зубы и отрубить указательный палец - мол, так пленники больше не смогут надкусывать патрон и стрелять из ружей. За что был матерно послан Касатоновым. Это чуть не привело к серьезному конфликту - военные уже схватились за сабли. Полковнику с трудом удалось утихомирить офицеров.

– Возьмем с собой, – решился Крылов. –  Вяжи им руки и выдвигай на мост. Там уложишь их на настил вдоль перил. Да к стойкам привяжи, чтобы не дергались и не мешали бойцам.

Выдвигаться на мост пришлось под усиливающимся ружейным обстрелом с берега. Чекальский и его отряд так и не вернулись от стен монастыря, но было понятно, что они там потерпели поражение, коль скоро берег стал наводняться фигурками солдат в форме преображенского полка.

Впереди полковой колонны, группа саперов толкала телегу с водруженной на неё воротиной. За ними с интервалом в два десятка саженей шагали пехотинцы вперемешку с киргизами. Своих коней те вели в поводу, накинув на морды плотные мешки. Пять пушек северного редута тоже взяли с собой, катя руками по настилу. А вот орудия южного редута пришлось бросить, заклепав предварительно затравочные отверстия. Замыкали колонну саперы.

Когда все втянулись, арапчтата обрубили канаты, удерживающие разводную часть наплавного моста, что была устроена  со стороны Мурома, как раз над фарватером. В это же самое время, укрываясь от обстрела с берега за передвижным щитом, саперы первого отряда рубили конструкцию моста. Благо, что он был собран без единого гвоздя на одних только просмоленных пеньковых веревках. Так что вскорости бревна разошлись, и образовалась щель.

Все это время по мосту с берега палила артиллерия. Пара ядер крайне неудачно попали в строй солдат выбив три десятка человек. Ещё одно ядро снесло за борт лошадку вместе с киргизом. Пули солдат Екатерины опасности особой не представляли, поскольку долетали только до головы полковой колонны и до отряда саперов. Ширина Оки в районе переправы была в полверсты, а до самого берега полковник велел не доходить.

Чтобы уменьшить потери Крылов приказал всем лечь на настил и сам тоже лег, осторожно пристраивая больную ногу.

Наконец, были дружно перерублены канаты, удерживающие наплавной мост на месте и он, покачиваясь, поплыл медленно разворачиваясь по течению. Саперы помогали движению гигантского плота отталкиваясь от дна шестами. Глубина дна в полную воду в этом месте была чуть больше полутора саженей.

Видя, что противник ускользает, солдаты Орлова бросились в погоню. Переполненные людьми лодки вспенили воду ударами весел. Никто из судовой рати, так грубо поломавшей планы Крылова, не знал ничего о дальнобойности оружия беглецов. Так что для них стало неприятным сюрпризом, когда с плота загрохотали залпы с запредельной дистанции и в экипажах лодок появились убитые и раненые.

Чем ближе лодки подходили к плоту тем эффективнее был огонь беглецов. Свою лепту вносили и стрелки из штуцеров. Они привычно выцеливали фигурки офицеров и методично отправляли их на корм рыбам.

Через час погоня прекратилась. Понеся серьезные потери, особенно в офицерах, екатерининские солдаты погребли обратно к Мурому. А плот с поредевшим полком Крылова поплыл дальше, вниз по течению. Навстречу армии Петра Третьего.