Рецензия на роман «Моя Святая Земля»

Это больше анализ, чем рецензия, поэтому самые полные впечатления получат те, кто с произведением уже знаком. Спойлеров, однако, минимум.

Моя Святая Земля.
Чья «моя»? Почему святая? Что за земля? И, наконец, для чего Автор выделил все слова заглавными буквами?

Названия в книгах Макса всегда играют важную роль, один только "Запах разума" чего стоит, но здесь, как мне кажется, самый сложный, комплексный случай, отражающий целый пласт Множества Смыслов. Попробуем разобраться:

Моя. Когда только начинаешь знакомиться с книгой, логично предположить, что название — суть выражение воли Кирилла-Эральда, паренька из нашего мира, который попал (вернулся) на Святую Землю, дабы очистить ее от Зла. И это, в общем-то, верно. Однако кто таков наш главный герой на самом деле?

Прежде, чем ответить на этот вопрос, давайте обратимся к тексту.

Этим холодным тёмным утром, в продымлённой избе, жилище нищих крестьян, рядом с их голодными ребятишками — Кирилл переставал быть Кириллом даже для себя самого. Он становился Эральдом не только на словах.

Далее:

— Не бери в голову, — улыбнулся Эральд. — Ты и так делаешь всё, что можешь. А мы с тобой ходим под Богом, раз уж у нас такая миссия. Знаешь, как в той песне: «Мне досталась в этой пьесе очень маленькая роль...»

С этого момента маска подростка-попаданца начинает спадать. Кроме того, больше имя «Кирилл» Автором не используется. Личностный рост? Дальнейшие события заставляют усомниться в столь очевидном выводе.

— Алвин, — продолжал благой король, — попробуй понять. Никто, кроме тебя, не имеет прав на твою душу. Твой отец Бриан отдал её против законов человеческих и Божьих. Ты можешь вернуть душу себе. Это очень важно. Важнее, чем вернуть мне корону. Если ты сделаешь это, то спасёшь страну.

Слова Эральда, сказанные им прямо в лицо Злому Властелину перед всем бесчестным народом оного. Воплощение идеального брата и наследника престола. Слишком хорош для человека. Значит, Благой? Не человек — Посланец Божий? В этом замысел?

Но ведь Автор прекрасно понимает, насколько идеализированный Эральд герой:

— Ты просто деревянный! — выдал Алвин презрительно. — Ты не мужчина вообще, ты — артефакт короны, ничтожество, ты не можешь...

Если Автор осознает то, как читатели воспримут образ Эральда, почему он не скрасил его чертами, присущими подростку, или пороками человеческими? Сказка? Безусловно. Но ведь другие персонажи живые в абсолют: некромант Сэдрик, принцесса Джинера, страдалец Алвин. Может, желание передать образ «Благого Короля» перевесило чашу весов достоверности? Идеализированная мечта? Этот вопрос занимал меня все время чтения.

И ближе к концу я, кажется, начал понимать:

— Ага, — сказал Эральд. — Я сам знаю, что смешно. Но, может быть, ещё наладится. В конце концов, мало кто правит страной в одиночку; я даже не уверен, что мне когда-нибудь понадобится это делать. Наверняка найдётся кто-нибудь, кто умеет править хорошо. Сейчас я не стал бы рассуждать о своих королевских способностях. Слишком многое зависит от доброй воли Алвина. Души у него нет, но соображает он неплохо. Надеюсь, у него хватит смелости. Ему сейчас должно быть очень страшно и тяжело, если подумать...

В этих рассуждениях мне начал видеться совсем другой образ. Вовсе не Эральда и уж тем более не Кирилла. Чей-то еще.

— Прав. Я ошибся. Думал, тут ещё можно что-то исправить. Нет, уже нельзя. Отлично, что все в сборе. Видимо, лучший выход — арестовать вас, мессиры. До тех пор, пока мы не решим, какая часть вашего имущества должна вернуться Святой Земле. А потом, когда у вас не будет денег на подкупы и подлости, вы разъедетесь по деревням. Я по-прежнему не хочу никого запирать или убивать.

Легчайшее признание собственной неправоты, зашкаливающий гуманизм. Еще немного, чуть-чуть, и мы увидим...

...возможно, удастся чуточку сдвинуть отношение людей к самим себе. В сущности, это и есть прогресс... и в этом смысле между Святой Землёй и той Землёй, где Эральд вырос, разницы гораздо меньше, чем можно подумать. Разве что — тут удивляются, а там придумывают рациональные объяснения чему угодно.

А обычные люди чудовищно, нестерпимо беззащитны. Везде.

И если у короля и есть какой-то особый долг — так это попытаться защитить хоть кого-то.

Переход от мыслей Эральда к словам Автора. Здесь я окончательно убедился в том, что наш «Благой Король» не просто собирательный образ идеальной мечты, а настоящий герой-аватар. Довольно неожиданно, поскольку ныне такой прием практически не используется, оставшись знаковым штандартом великовозрастной классики.
Через всю книгу с нами говорит душа Автора, названная именем Кирилл-Эральд, Макс делится личным, высказываясь об окружающей нас действительности, о людях, политике, отношении к благам цивилизации, а главное, о том, насколько в современном мире обесценилась каждая отдельно взятая человеческая жизнь.

Поэтому, возвращаясь к началу, я верю, что слово «Моя» в названии книги напрямую отсылает нас к Автору, а не герою, лишний раз подтверждая размышления выше. И это уж не говоря о том, что Кирилл вырос в Санкт-Петербурге, как и Макс.

Святая. Есть два варианта дальнейшего разбора. Если мы рассматриваем слова «Святая Земля» вместе, то на ум приходит Земля Обетованная, поиск своего места в жизни, соответственно, необходимость анализа темы религии. Она в книге весьма обширна, тема эта, потому оставлю вопрос открытым. Уверен, в будущем кто-то из коллег обязательно затронет его.

Если мы рассматриваем слова «Святая» и «Земля» отдельно друг от друга, то первое, вы, возможно, будете сильно удивлены, воплощает дух патриотизма. Для меня данная сказка прежде всего о любви к человеку, а во вторую очередь — о любви к Родине. Здесь пригодится информация из предыдущего анализа, держим в голове то, что Автор говорит с нами через Эральда, накладывая на россыпь столь знакомых образов:

Банда, мелькнуло у Эральда в голове — и вдруг вспомнился виденный в детстве фильм «Свадьба в Малиновке». Ничего себе — королевский двор...

Кажется, узнал и канцлера — этакий лощёный джентльмен с седой гривой в мелких блёстках, в чёрном с серебром костюме и белоснежных кружевах, перстни-гайки на холёных пальцах — как у нового русского в девяностые годы.

Аллюзия на относительную современность.

После жён рыдала монументальная дама в дорожном платье, седая и внушительная, как Екатерина Вторая — опальная родственница, какая-то троюродная герцогиня, с которой не ладил Бриан. Её тоже надо было утешить, а отрыдавшись, она оказалась милой тёткой и значимой силой: правила небольшой провинцией.

Щепотка Российской Империи.

Эральд с удивлением увидал, что город не просто проснулся — город поднялся, как поднимался по воздушной тревоге Ленинград военной поры. На улицах было слишком многолюдно — и слишком многие смотрели в небо.

Воспитанный в Петербурге мог бы и лучше представлять себе, что такое ад, подумал Кирилл, ощущая презрение к себе. Он помнил семейные предания приёмных родителей о прабабушке, пережившей жуткую блокадную зиму, об одном прадедушке, убитом в Невской Дубровке, и о втором, ушедшем под ладожский лёд вместе с гружённой хлебом полуторкой — но дома всё это казалось глубокой мрачной стариной, подёрнутой густым туманом прошедших благополучных лет.

Зато она была настоящая Принцесса, а не манекенщица в кринолине. Гордая. Нисколько не напоминала гламурную диву, выходящую замуж за политического деятеля. Скорее — молоденькую разведчицу в тылу врага, переодетую комсомолку, которая вот сейчас изобразит тут невесту, потому что так надо общему делу, а ночью пойдёт расклеивать листовки или взрывать штаб.

Да, объективно говоря, последние три примера самые интересные, самые мощные, создающие вполне осязаемую связь между Великой Войной двадцатого века и происходящим на Святой Земле. Однако все это аккумулируется в сознании читателя, призывая его соотнести события книги с нашей реальностью, не акцентируя внимание на конкретной эпохе.
Впрочем, это великолепно работает и как просто дополнительный штрих в теме «попаданства», повышая градус погружения в мир благодаря осмыслению событий с точки зрения знаний современного человека.

Я бы также добавил сюда тот факт, что Сэдрик у нас и был фактическим партизаном, отправившись на чужбину за своим королем. Даже иномирные богатства вкупе со множеством испытаний не сломили его дух.

Земля. С этого момента хочется предполагать совсем уж смелые вещи.

Так вот, думается мне, коли суть названия ограничивалась бы только итогами размышлений выше, не было бы смысла писать слово «Земля» с большой буквы. В чем же дело? Возможно, ответ очевиден и прост. Если Макс говорит с нами и взывает к сердцам, вряд ли он ограничит свои чаянья лишь одной страной. Люди везде остаются людьми, а души их одинаково непостижимы. Ведь не зря же архитектурный и культурный фон мира Эральда столь сумбурен, его нельзя соотнести с каким-то из наших, что подчеркивает сам Автор. Ведь не зря же в тексте столько раз упоминаются слова «брат», «товарищ», «союз», прочие их синонимы.

Любовь к Человеку и Родине не знает границ. И что, как ни планета Земля — наша общая Родина, дорогие друзья?