Рецензия на роман «Viva la Post Mortem, или Слава Послесмертью»
Начну с плюсов.
Книга в первую очередь интересна своим миром. В Форгерии каждый пятый – попаданец в тело младенца, причём люди из более развитых в техническом отношении миров приносят сюда свои знания и навыки. В результате техника находится на современном земном уровне – мобильные телефоны, автомобили, Интернет.
Параллельно существует некромагия, и маги, обладая максимальной властью, находятся на вершине общества. Дальнейшее социальное устройство зависит от страны, но в альтернативной Богемии (в романе интересная политическая география, существенно отличающаяся от нашей) существует общественный строй, который один из героев называет неофеодализмом.
Были некромаги, а были “все остальные”.
Некромаги делились на рода с громкими фамилиями. Обрастали связями. Полиция подчинялась некромагам напрямую, а потому не имела над ними никакой власти. По сути, стражи правопорядка следили только за тем, чтобы обычное быдло не нарушало спущенных сверху законов. Некромагов подобные мелочи не касались: им полагалось держать ответ только перед теми, кто сильней и родовитей.
Феодальные отношения, впрочем, гораздо больше напоминают уголовные «понятия», с чем автор и не спорит:
Деревни выросли, слились в мегаполисы, а по улицам всё ещё ходили банды. И разница между бандами некромагов и обычных бандюков была неочевидна. Одни вне закона, другие над законом. Теперь бандюки, а не стража и солдаты чаще всего принимали участие в феодальном разделе. Амнистия в обмен на защиту интересов сильных мира сего. Междоусобные войны никуда не делись. Они просто стали идти “как бы по правилам”.
В форгерийской Богемии соседствуют «социальные лифты», позволяющие молодым людям из любых слоёв общества пробиться в некроманты, и обязательная переработка трупов на «прах», топливо для некромагии, которая даже не обсуждается.
Я понятия не имею, насколько достоверно и осуществимо такое устройство общества, но оно как минимум выглядит интересно. Эклектичное сочетание современной техники и некромантии даёт массу свежих возможностей.
Проработка магической системы оставила неоднозначное впечатление. Не в последнюю очередь – из-за того, что описана некромагия довольно путано.
Некромагия была полна парадоксов. Забирая жизнь, ты забираешь не ту её часть, которую предстоит прожить служащему донором существу, а ту – которую оно уже прожило. Если всё упрощать до максимально понятного челяди языка, выходило, что творящий заклинание в качестве топлива использует воспоминания, навсегда изымая их из того носителя, который решил осушить. Формулировка, конечно же, неправильная в корне, однако человеку, от некромагии далёкому, так было проще понять суть процесса.
После прочтения книги я могу сформулировать примерно следующий принцип: мёртвые тела перерабатываются в прах, после чего маги используют его в качестве «топлива для заклинаний». Конкретные заклинания в романе не приводятся, но для их расчёта каким-то образом применяются формулы. Наиболее ценен «высоконасыщенный прах»:
Такой получается только если у мертвеца при жизни было очень много ярких эмоций.
Есть много разных способов обеспечить подобный эмоциональный багаж, но самый простой и дешёвый: хорошенько бедолагу попытать перед смертью. С выдумкой. Разнообразно. И очень долго. И продолжать так до тех пор, покуда разум несчастного ещё способен генерировать новые переживания: лишь когда горемыка становится овощем можно переходить к убийству и перемалыванию его тушки в костно-мышечную муку.
Существует альтернативный метод, которым пользуется героиня – извлечение силы из собственной боли. Но большинство магов пользуется прахом, пуская на него тела умерших сограждан.
У героини имеется теория о том, что такая судьба приводит к гибели душ (если я не ошибаюсь, потому что разобраться в объяснениях Брони не так-то просто):
– Я так понимаю, вашей задачей максимум является полная замена некромагии на дендромагию из-за опасности потери посмертия теми, чьи останки были использованы в качестве источника силы? – уточнил мужчина, легко обгоняя гостью.
– Я так далеко не загадываю, – студентка спустила с плеча ремень сумочки, и теперь удерживала её в руках, чтобы, добравшись до места, просто повесить на спинку, не задерживаясь. – Да я и не думаю, что использование останков гарантированно лишает посмертия. Однако, умерший человек не имеет никакой иной формы, кроме энергетической. А это означает, что использование останков “досуха” способно привести человека в такую точку, когда его прошлое уже уничтожено, будущего ещё не наступило, а инструментария для создания этого самого будущего уже не осталось.
Всё это, с одной стороны, очень интересно, а с другой – совершенно не оставляет впечатления продуманной системы. Либо я непонятлива (тогда, возможно, кто-то мне объяснит, что тут имелось в виду), либо принципы некромагии изложены в романе довольно путано.
Любопытно тут вот что: заявлено, что все воспоминания умершего человека перерабатываются в топливо-прах. Но при этом в начале книги фигурирует дух бабули, которая явно прекрасно помнит своих родственников. В финале появляется множество духов замученных людей – и они тоже помнят и пытки, и молитвы. Воспоминания явно остались с ними. Как это согласуется с теорией?
Вообще с логикой в романе ситуация обстоит не очень хорошо. К примеру, уже в начале книги мы знаем, что некромаги – высшая каста, абсолютно безнаказанная и вызывающая суеверный ужас у «челяди», то есть мирных обывателей. Это объяснялось подробно и доходчиво. И тут же читателю довольно-таки витиевато сообщают, что младшего брата героини-некромага травят в школе:
Мировоззрение брата получило серьёзный удар, когда пару лет назад старый омега класса покинул школу, и Лёве пришлось занять эту не самую завидную, но вакантную должность.
Каким образом это сочетается, непонятно. То, что Броня отказывается вступаться за братишку, дела не меняет. Зная о том, что его сестра – некромаг, никто из одноклассников, будь они вправду настолько запуганы, не позволил бы себе косого взгляда на мальчика. В конце концов, Броня в любой момент может передумать, и ей ничего не будет даже за убийство.
Чем больше подробностей автор сообщает о мире Форгерии, тем меньше они стыкуются. Например, поясняется, что попаданцам из других миров тяжело даётся пребывание в теле младенца, поскольку они сохраняют разум и память:
Именно потому, первый год в новом мире для попаданцев настолько отвратителен. Ты, фактически, оказываешься заперт в парализованном теле, способном только мочиться под себя. Без возможности понять окружающих тебя чужих людей или объяснить им хоть что-то. Мало того, что ты даже не знаешь языка, так твой речевой аппарат, в принципе, не способен ещё к эффективной коммуникации.
Многие сходят с ума в младенчестве. И тогда, приглашённый некромаг попросту стирает малышу всю доступную память, оставляя его в счастливом детском неведении.
Это, честно говоря, совершенно нелепо. Младенческое тело, конечно, не позволяет полноценно двигаться и разговаривать, но и препятствием для налаживания контакта оно стать не может. Родители Форгерии любят своих детей-попаданцев так же, как и «настоящих» младенцев, и заботятся о них. В альтернативном мире используются примерно те же языки, что и у нас, небольшие различия не в счёт. Поэтому если подумать пять минут, то становится понятно, что для «возможности понять окружающих тебя чужих людей или объяснить им хоть что-то» нужен просто переводчик, с которым даже младенец сможет коммуницировать агуканием. И если исходить из того, что папа с мамой заботятся о новорожденном, то первый год он потратит не на схождение с ума, а на обучение новому языку, причём донести свои пожелания до новых родителей попаданцу позволит простейшая компьютерная программа со звуковым интерфейсом. Технические возможности Форгерии это уже позволяют.
На фоне пассажа про безумных младенцев несколько странно выглядят эксперименты Брони, которая вселяет дух бабули в мандариновое деревце:
Способ, который я хочу применить, нетрадиционный. Мы попытаемся сделать бабулю защитницей вашей семьи. Дадим духу новое пристанище, новое тело и новый смысл существования.
Исходя из заявленных предпосылок про младенцев, можно сделать простой вывод, что бабуля в деревце свихнётся раньше, чем через год – у неё, в отличие от ребёнка, не будет никакой возможности двигаться или говорить. Правда, позднее деревце начинает дёргаться, предупреждая об опасности, но как оно это проделывает, я не поняла, а в книге не объяснено. А жаль – интересно, каким образом деревце с бабулей защищало бы своих родных.
Неоправданной кажется сцена, в которой Броня усаживается творить растительного голема на вражеской территории, дожидаясь приглашения на переговоры:
По крайней мере у Брони, вынужденной дожидаться развития событий в холле хорохорящегося своей хайтековостью небоскрёба, закрученного в спираль извращённой фантазией архитектора и сверкающего сенсорным экраном с каждой на первый взгляд не предназначенной для этого поверхности, просыпалась тяга к научным открытиям. Она не преминула воспользоваться возможностью, устроившись на уголке вычурного красного низенького диванчика рядышком с чёрным трапецеидальным цветочным горшком, вызвать на крышке приземистого прозрачного кофейного столика браузер с призывно-голубенькой строкой поиска.
Такие големы дважды сыграют решающую роль в стычках с магами противника. И очень странно, что героиня, заявленная мега-предусмотрительной занудой, не думает о том, что не стоит заранее раскрывать карты. Кроме того, в процессе ваяния голема Броня ведёт со вторым главным героем, Даркеном, отвлечённый разговор. Это сводит на нет всё ощущение эксперимента: болтовня ассоциируется скорее с рутинной работой, не требующей сосредоточения, чем с совершением научного открытия. Завершающее сцену пение Брони в холле торгового центра делает её окончательно сюрреалистичной – вообще, нужно сказать, герои то и дело что-то поют.
Описания и магии, и мироустройства оставляют ощущение какой-то сыроватости и недоработанности – местами они просто непонятны, местами противоречивы. Но то же самое можно сказать и о характере персонажей. Наиболее цельным на общем фоне кажется Дарк – беспечный пижон, в котором внезапно проснулся герой. Броня просто вгоняет меня в ступор. Конечно, то, что и ей, и Дарку приходится делать моральный выбор и выбирать верную сторону – хороший и сильный ход. Но каким образом в Броне жажда справедливости сочетается с равнодушной готовностью заниматься пытками врагов, непонятно. Боюсь, эта героиня осталась для меня загадкой.
Впрочем, другие характеры выглядят не менее странными. К примеру, персонаж второго плана и девушка главного героя, Ёлко:
Подручная уже вторую жизнь подряд проживала, как дворянка, и преклонение перед титулами пропитало её личность, как крем пропитывает корж в хорошем торте. В системе координат Ёлко статус сам по себе является чуть ли не определяющей чертой личности.
Неоднократно подчёркивается, что Ёлко гордится своей фамилией и ставит интересы шляхты на первое место. В то же время она принципиально одевается как неформалка, хотя в её кругу принят классический стиль одежды:
От природы миленькая и круглолицая, с большим глазами, она нарочно выкрасилась в цвет непроглядной тьмы, словно бы игнорирующий само понятие светотени. Макияж исключительно чёрный или фиолетовый, всегда избыточный и тяжёлый. Волосы острижены коротко и торчат во все стороны “перьями”, больше напоминающими шипы. И одежда подбиралась соответствующая. Никаких вам каблуков и прочих женственных штучек. Только тяжёлые берцы, только хардкор!
Подобный стиль одежды выражает внутренний протест – но против чего протестует Ёлко? Она предана своей семье и своему кругу. Человек, преклоняющийся перед статусом, не будет демонстрировать своей внешностью отказ от него. Скорее уж, постарается подчеркнуть. Решение нарядить Ёлко неформалкой кажется авторским произволом.
Таким же произволом выглядит основная любовная линия, бодро стартующая в начале романа и совершенно задвигаемая другими событиями к финалу. Усложняет ситуацию то, что эта линия лесбийская, и в контекст окружающего девушек общественного устройства вписывается как-то странно. В книге заявлено, что среди «челяди» царит патриархальный уклад, в то время как шляхта позволяет себе вольности. При этом в репликах шляхтичей-некромагов прослеживаются слова, имеющие отчётливый негативно-уничижительный оттенок: «лесбуха», «лесбосвиданка».
– Не знал, что ты тоже из розовых, Туна, – усмехнулся Дарк.
– Ради благого дела можно и порозоветь, – приложила руку к груди ласка. – При том, что и на внешность Бронька вполне себе, и в бою получше некоторых.
В то же время родители девушек, принадлежащие к низшему слою, спокойно и позитивно воспринимают новость об их отношениях, не проявляя особой патриархальности.
На сюжет любовная линия (как и подключающаяся позднее линия Ёлко и Дарка) практически не влияет, нося декоративный характер.
Политическая линия, введённая в роман, кажется скорее заделом на второй том – таким же, как побег главгада или матримониальные планы отца Дарка. В первых главах политике уделяется пугающе много места:
– Между Богемией и Россией есть буферное государство, а вот ЕССР отделены от нас одной лишь границей. Кроме того, войска царя во время последнего конфликта в Маньчжурии показали себя довольно отсталыми и полагающимися на устаревшие военные доктрины. За то время, пока белые мундиры будут проводить мобилизацию своей армии, красные уже до Речи Посполитой свои силы прогонят, – изложила свои мысли девушка. – А это значит, стоит брать курс на дружбу с ЕССР, и проводить реформы, которые разом встретят одобрение у них, но будут полезны нам. Перенимать один в один их строй попросту нельзя.
Но достаточно быстро фокус смещается с внешней политики Богемии на проблемы главных героев, и повествование возвращается к ней только в самом конце. Признаюсь, в интригах я не сильна. Мне кажется сомнительной идея возвысить магичку из низов, чтобы получить одобрение далёкого ЕССР на фоне осуждения и недовольства ближних кругов шляхты. Однако вполне может быть, что я просто чего-то не понимаю.
Центральное место сюжета занимает столкновение двух групп магов. С одной стороны, порадовало то, что банальная грызня за сферы влияния переросла в какой-то момент в битву с несправедливостью и спасение мирных жителей. Герои получили возможность сделать моральный выбор и проявить себя. С другой стороны, не стоит забывать, что после завершения битвы добра со злом сферы влияния будут-таки переделены в пользу победившего добра. При всей моей меркантильности, не могу не отметить, что эта война была начата всё-таки не за принципы, а за власть.
Боевые сцены доминируют в сюжете. Но я бы не назвала их захватывающими. События сражений излагаются приблизительно так:
Именно этот щит удостоился права стать рампой для “вдохновляюще восхитительного” прыжка. Хорошенько разогнавшись в вертикальном беге вверх по столбу, некромаг упёр большой палец в тактильный элемент закреплённой в патронташе одноразовой державы, вдавливая защитный механизм, открывающий створку, закрывающую костяной капсюль. В одну секунду, ценой полного разрушения упомянутого элемента, весь запас раритетных дорогостоящих воспоминаний умершего от пыток военопленного был преобразован в магическую формулу, переданную телу через удар рукоятью оружия о бедро.
Даже если проигнорировать открывающуюся закрывающую створку, очевиден контраст между описанием резкого быстрого действия и тяжеловесными, перенасыщенными лишними деталями и определениями фразами, которыми оно выражено. Собственно говоря, в подобном стиле выдержана вся книга, но если в спокойных бытовых сценах он совпадает с ритмом происходящего и не вызывает диссонанса, то в боевых сценах создаёт эффект замедленной съёмки – не в ключевых моментах, а на всём протяжении эпизода. Это проигрышная стратегия, поскольку роман ощутимо теряет в эмоциональности.
В целом же про язык книги можно сказать, что он избыточен. Роман написан относительно грамотно, однако перегружен канцеляритом и пошловатыми уменьшительно-ласкательными словечками, ненужными отступлениями и рассуждениями, юмором определённого типа, который к месту не во всех сценах, и отсылками к земной культуре, сохранённой в воспоминаниях попаданцев. До глубины души потрясло меня выражение «Год разницы в их возрасте был эссенциален». Создаётся впечатление, что автора больше интересует возможность продемонстрировать своё умение лихо закручивать фразы, чем точная и достоверная передача происходящих событий.
В результате, опять же, снижается убедительность текста. Читатель всё время видит перед собой не мир книги, а автора, демонстрирующего своё отношение к этому миру и возникающие по поводу него мысли. Естественно, погружения в текст не происходит.
Это усугубляется тем, что мир романа довольно условен. Действие происходит в иномирной Праге, что, казалось бы, сильный ход: есть возможность сыграть на экзотике и на репутации города. Однако в результате читатель видит перед собой стандартный подъезд, стандартную бургерную, стандартный парк развлечений… Интерьер жилища местной знати описывается так:
Гостевые покои поражали размерами, однако комфорт и гигантомания, с точки зрения временной обитательницы, являлись понятиями антагонистичными. На излишне большой кровати с алым балдахином могло бы уместиться человек пять, а в расстояние от неё же до шкафа при желании получилось бы впихнуть комнатку, в которой обычно доводилось проводить свои ночи синеглазке. Никоим образом нельзя было отрицать красоты и шика местных интерьеров в стиле рококо, однако красота и чувство безопасности, порождающее уют, – не синонимы.
Из этого абзаца можно сделать вывод, что героине неуютно в комнате, однако визуальные образы в нем крайне скудны. Всё, что видит читатель – в большой комнате стоят шкаф и кровать с алым балдахином. Остальное, видимо, следует додумать самостоятельно.
Окончательно добивают достоверность романа регулярные заигрывания с читателем:
– Да плевать мне, как ты машину водишь, – небрежно отмахнулся “номер один”. – Меня книга бесит!
– Так, в чём проблема? Не читай.
– Так в том и проблема, – не унимался Дарк. – Вот представь ты себе, погружаешься ты в книгу. Там напряжённая ситуация. Главная героиня замечает следящих за ней злоумышленников. Она готовится к бою. Хитрит. Заметает следы. И ты уже предвкушаешь сцену столкновения, весь напряжённый, беспокоишься, что же будет дальше…
– Ну и? – последовал очередной ленивый вопрос.
– И ничего! Повествование переключается на какого-то левого персонажа, который просто читает книгу, а затем ни с того ни с сего начинает высказывать недовольство прочитанным!
Герои то и дело напоминают друг другу, что они книжные персонажи, и обсуждают читателя. Наверное, не зря всё-таки этот приём считается устаревшим и пользоваться им обычно не рекомендуется. В умелых руках он может быть использован и изящно, и уместно, но в данном случае этого не произошло – все эти сцены оставляют ощущение нарочитости.
Каждый из недостатков книги по отдельности мог бы и затеряться, компенсируясь интересной идеей и необычным миром. Однако все вместе они слишком бросаются в глаза. В итоге ощущения живого, достоверного и продуманного произведения книга не оставляет, а многословие и лишние подробности делают чтение утомительным.
__________________
Рецензия написана на платной основе, подробности тут: https://author.today/post/59197