Рецензия на роман «Пасифик»

Вот книга, которая сон, но не бред...

Что такое Пасифик? – спрашивают рецензенты. Я тоже, конечно же, задала себе этот вопрос.

Что такое Пасифик?  

Потерянная земля или рай? Галлюцинация? Обнесенный берлинской техно-стеной чудесный город или просто коллективная мечта человечества? Хорошо там, где нас нет, а там, где мы есть, начинает строиться ад, потому что ад – это другие люди, мы назовём это «Райх», вскинем руку к солнцу и крикнем «хайль!» 

Так неужели автор об этом?

Если бы роман был только об этом, я бы его закрыла, несмотря на всю гениальность. Потому что гениальность в таких случаях вдвойне опасна. К счастью, «Пасифик» совсем о другом.

Об истории и человеческой памяти. О двойственности нашего «я». О  веке «механическом» и «электронном». О желании жить и сохранить «чистые руки», когда общественное устройство приказывает: «убей инакомыслящих, инакочувствующих, иноземных, инородных, слабых, всех-всех иных...»

Для меня же «Пасифик», в первую очередь, о любви.

И это странно, ведь напрямую любви в стандартном понимании вы не найдёте. Но этой темной материей пронизано полифоничное пространство романа: любовь к жизни, любовь-жестокость, любовь-обучение, любовь-диктат, тирания, любовь-вожделение, любовь к родине... Персонажи сцеплены в такой накаленный комок чувств, что единственным выходом становится отсечь по живому.

Только дочитав до конца, понимаешь, как много отрезал от себя главный герой этой книги, расколотый Юрген-Йорген.

 — Это ужасно, — тихо сказал Инженер. Фоновый шум съедал звуки, но смысл был понятен и без них. — Мы многого не знали. Что-то недооценивали. Я жалею, что послал вас.

 — Я жалею, что согласился. 

 — Простите. 

 — Ничего, — сказал Хаген. — Я ведь знал, что шёл на войну. Я просто не знал, что такое война. Можно ли считать, что меня обманули?

Композиционно роман построен хитро. Но не стоит пугаться, сюжетная линия – именно линия. Она сделает зигзаг только ближе к концу. И не просто зигзаг, а

излом, ветвление...

Ветвление до того крутое, что неподготовленный человек может сломать себе шею. Но автор предусмотрителен. Уже первые главы представляют собой отсекающий барьер, и неподходящий читатель отсеивается сразу. Разведчик Хаген медленно делает пробные шаги... и вдруг набирает в грудь воздуха и гибкой пулей срывается в ночь! Его ловят. Его вот-вот настигнут. За его спиной железный и ледяной Фатерлянд, а ещё тот, кого главный герой знает лучше, чем самого себя. 

Доктор Зима. 

Тик-так.

Доктор Зима рассекал пространство как ракетный крейсер, не интересуясь, поспевают ли за ним конвоиры, бултыхающиеся в кильватере.

Вступив в комнату, он небрежно кивнул собравшимся и встал, скрестив руки на груди. Тусклая полоса магнитного наручника пролегла как раз между браслетом и часами, туго обхватывающими запястье. Раздражённо прищуренные льдисто-серые глаза проехались по лицам присутствующих, отметив каждого остро заточенной галочкой.

— А вот и мой доктор! Мы отлично прогулялись, — приветливо сказал лидер. — Успели отдохнуть? Если вам необходима передышка, мы можем подождать.

— Кворум есть, давайте начинать, — нетерпеливо предложил Кальт. — Время не ждёт. Мне будет позволено присесть или…

— Будет лучше, если вы останетесь на ногах, Айзек. Чтобы мы не забыли, кто кого судит.

Он делает операции без наркоза, но прежде всего, на собственном сердце. Он циник с хирургическим чувством юмора. Он хороший руководитель. Нацистский палач, кромсающий заключенных. На одной ладони у него руна жизни, на другой клеммы электрошокера. 

— Я не закончил, — с тоской произнёс доктор Зима.

Башню качало.

Хаген закрыл глаза и всё равно чувствовал, как над головой, этаж за этажом, набирает размах гигантский маятник, обращенный грузилом к небу. Небо представлялось далёким и условным, отгороженным чередой сводчатых перекрытий. Пасифик был опять недоступен, его зов не пробивался сюда ни точкой-тире, ни созвучием. Как страшно погибать в подвале! Хаген прислушался к плещущему шуму, создаваемому током крови, напряг мышцы — мы здесь, мы здесь! — нырнул в ухающую пустоту желудка и ниже, вдоль каждого изгиба, каждой косточки. Всё исправно, всё в готовности, всё с затаённым трепетом ожидало последнего сигнала от остывающего каменного сердца.

Умрём в один день… 

— Сойдите с эшафота, Йорген! — с досадой бросил Кальт. — Не видите — здесь уже занято. Впечатлительный техник! Я снял терминальную синхронизацию. Твою тоже, Франц. Станцуете, как придётся. Стукаясь деревянными лбами всем на потеху.

Этот персонаж  заставил меня буквально влюбиться в Пасифик. Вообще персонажи  здесь это нечто, они реальнее нас, читающих. Их можно пощупать. Они вламываются в мозг и оккупируют его. Когда Хаген начинает разрушать этот мир, становится физически больно, до самого последнего надеешься, что герой остановится, передумает. Все передумают, раскаются и наступит... Новое Время.

И знаете что? 

Оно действительно наступает! 

Вот книга, которая сон, но не бред,

Книга, которую рубит сюжет,

Книга, в которой живые страницы,

Страшная книга...

Но пусть вам приснится

Мир, который построил 

Рейнмастер!