Рецензия на роман «Пасифик»
Не совсем tot
Альтернативно-исторические и шпионские декорации отпадают, как шелуха, когда мы вникаем в смысл романа «Пасифик» от автора с псевдонимом reinmaster.
Действие разворачивается в тоталитарном Райхе, достигшем высот технического развития. Здесь есть и компьютеры, и лазерные приборы, и оборудование для сканирования мозга. Но во главе государства по-прежнему стоит бесноватый лидер, речи которого оказывают гипнотическое воздействие…
После прочтения первых страниц романа можно подумать, что перед нами — альтернативный мир, антиутопия в духе «Человека в высоком замке». На самом деле, однако, всё гораздо сложнее. Роман представляет собой мистическую фантасмагорию, удушливо-жуткую и построенную на иносказаниях.
Здешняя ойкумена чётко разделена на три части. К северу от Райха находится государство Пасифик, отделённое неприступной стеной, к югу — дикая Территория, где гнездятся странные аномалии. Промышленность Райха предельно милитаризована, экология загублена безвозвратно. Сельское хозяйство отсутствует, и еду приходится импортировать из Пасифика — эшелоны с продуктами идут оттуда непрерывным потоком. Но Райху этого мало, он намерен взять всё и сразу — и готовит войну против северного соседа.
Чтобы узнать подробности, из Пасифика засылают на юг шпиона. Его зовут Юрген Хаген, он имеет университетское образование и должен внедриться в научные круги Райха, причастные к военным проектам. Поначалу всё складывается удачно — его берут на работу в секретнейшую лабораторию, дают высокий допуск…
Но дальше начинается мистика. Юрген помнит о своём шпионском задании лишь в самых общих чертах, а конкретные детали забылись. Да и сам Пасифик почти стёрся из его памяти — осталось лишь ощущение чего-то светлого и невообразимо далёкого. Разведчик связывается по рации с центром — но вместо чётких инструкции получает расплывчатые увещевания.
Райх между тем являет ему свою кошмарную суть — нечеловеческую в буквальном смысле этого слова. Здесь не рождаются дети. Граждане выходят из инкубатора уже взрослыми — с инстинктами и зачатками разума, но без памяти. Их сразу отправляют в специальные заведения, где формируется примитивные личности, способные выполнить нужные роли в социуме. И лишь если гражданин забредает в аномальную зону, на Территорию, у него вдруг проблёскивает ложная память, как её принято называть. В голове вдруг всплывают непонятные слова — Силезия, Дрезден…
Пока Юрген пытается разобраться с этим феноменом, у читателя возникают свои вопросы. Почему, скажем, ключевые события всякий раз происходят, когда часы показывают без четверти шесть? И почему мироустройство в романе имеет столь чётко-лаконичную схему — Пасифик, Райх, Территория?
Зная склонность автора к символизму (см. мою рецензию на повесть «Конечная станция — Эдем»), я подбирал возможное толкование. Намёков в тексте было довольно много, а ближе к финалу появились и прямые ответы на некоторые вопросы.
Подсказка, кстати, есть даже в аннотации — автор ссылается на «Подозрение» Дюрренматта. Но ту книгу я, увы, не читал, поэтому мою попытку анализа нельзя считать полноценной. И всё же поделюсь своими догадками, спрятав их под спойлер. Итак…
В реальной гитлеровской Германии Юрген, работавший на нацистов, гибнет незадолго до конца Второй мировой войны. На часах в момент гибели — без пятнадцати шесть. Мир романа — это либо посмертие Юргена, либо предсмертный морок, фантом угасающего сознания. Поэтому в тексте настойчиво повторяется немецкое слово «tot» («мёртвый») в разных вариациях — тотенмастер, фрау Тоте и так далее. Даже встретится фраза: «Всё в мире начинается на Т». А тамошний инкубатор не случайно называется Саркофагом.
То есть Райх — это нечто в буквальном смысле мертворождённое. Тут символический смысл вроде бы понятен. Но что такое тогда Пасифик?
Дополним схему. Райх — царство мертвенного беспамятства, в которое погружены граждане и которое устраивает вождей. Территория — место, где реальная память всё-таки пробуждается и люди осознают творимые мерзости. А Пасифик — утраченное пространство нормальности, где память глушить не надо.
Но, повторюсь, моё толкование может оказаться ошибочным. Оставлю его здесь, чтобы проиллюстрировать, на какие мысли этот текст может натолкнуть не самого подготовленного читателя.
В предыдущей рецензии я уже отмечал, что автор отлично владеет словом. Тут это умение проявляется ещё ярче — даже иногда с перебором. Цитата для примера: «Позже, прокручивая в памяти осколки вдребезги разнесённых минут, вертя их так и сяк в надежде сложить целочисленную версию прошлого, Хаген обнаружил, что настоящее слишком буйно вторгается в постройку, замещая её части своими, отчего линия событий пошла зигзагом, нахлёстом, ощетинилась кольями дробей».
Сам по себе пассаж весьма выразителен, но если в подобном стиле написано несколько абзацев подряд, то это начинает утомлять — постепенно, исподволь. А ведь чем ближе к финалу, чем чаще автор прибегает к такой стилистике. Это, с одной стороны, оправданно — вокруг героя сгущается тягуче-липкий кошмар. С другой, однако, от читателя потребуется изрядная выдержка.
На мой взгляд, главный недостаток романа — это его объём. Двадцать три авторских листа — такое может и отпугнуть. Зато читатели, которые сумеют настроиться на авторскую волну, получат порцию сильного, эмоционально вибрирующего текста на крайне сложную тему.
Да, роман не из тех, что читаются просто для развлечения. Но это именно роман, а не абстрактно-философский трактат. Автор показывает отвратительность Райха не только на глобальном, но и на бытовом, почти физиологическом уровне. Там даже в писсуары вмонтированы химические анализаторы, чтобы проконтролировать, в каком тонусе находится гражданин. И подобных деталей много по всему тексту.
Поиск литературных аллюзий в этом романе — задача для тех читателей, кто лучше меня знаком с немецкоязычной прозой. Но кое-что уловил и я. Один из персонажей второго плана носит, например, фамилию Ленц и называет себя последним романтиком. Кто он? Искажённое, изуродованное Райхом отражение парня из «Трёх товарищей»? В любом случае, здесь мы видим отсылку к классике, традиции которой старается продолжить автор «Пасифика».