Рецензия на роман «Зов Дикой Охоты»
История начинается тем, что героиню, принцессу Риану, выдают замуж за короля. Вообще, в сказках принято этим заканчивать, а не начинать; но кто сказал, что здесь обычная сказка?
И вскоре становится понятно, почему сказки стараются не показывать то, что случается в жизни героев после свадьбы — потому что приглядного там не слишком много. В случае с Рианой, например, король любил другую женщину, которую напомнила ему героиня — и теперь она разочаровывает его каждым мгновением совестной жизни. Попросишь её спеть — фальшивит, поведёшь в танец — у неё ноги подгибаются.
В итоге, обескураженный король, который успел напроецировать на Риану образ погибшей возлюбленной, теперь всё время пропадает где-то за кадром, а героиня сидит одиноко в замке, изредка проезжая по безмерно унылым окрестностям («люди вроде бы и жили, и вместе с тем маялись неясной им самим тоской»), ещё и будучи постоянно под прицелом местной инквизиции жрецов Бога-Отца.
Жрецы присматриваются не зря: всё чаще Риана «ходит» колдовскими дорогами, которые я сравнил бы с осознанными сновидениями. В одном из таких снов она видит, будто бы на границе миров стоит Древо, из которого утекает жизнь — и одновременно из Кемрана (страны, в которую привезли Риану) уходит волшебство. Так вырисовывается цель героини — спасти Древо, королевство и магию.
Несмотря на указанный жанр «Любовное фэнтези», я бы выделил главенствующим конфликтом не любовный (примет ли Вальтен свою жену такой, какая она есть, поймёт ли её?), а именно идиологический, о котором подробнее ниже.
Что мне однозначно нравится: Бог-Отец и Богиня-Мать здесь не некие мужик и тётка (как это обычно бывает в фэнтезийных романах), отличающиеся от простых смертных только бессмертием и великой силой, а архетипы.
Солнечный Отец даёт силы в борьбе, освещает путь, но вместе с тем способен ослепить и обжечь. Справедливый и смелый король Вальтен воплощает положительный аспект Отца, а нетерпимый, навязывающий свою волю верховный жрец Сотар — отрицательный аспект.
Исцеляющая и рождающая Мать, за чьей вуалью творится настоящее колдовство, прядёт ночь и ткёт тень, в которой погибают храбрецы и витают страхи. Здесь на одной чаше Риана, Тиллард, Морна, на другой — фейри Дома Оживших Кошмаров, которых мы знаем только по рассказам других героев.
И хотя отрицательное и положительное в этом мире относительно, мне всё-таки не хватило второго полюса Матери. Скажем так, на уровне символов в романе шла битва одной ипостаси Отца с другой, а Мать была статична.
То же самое относится к героям. Они однозначны, без «второго дна». Жрец — злодейский злодей; все остальные — хорошие, как верный менестрель Тиллард, например. Неоднозначность демонстрирует только Илса, поставленная перед выбором между большим и малым злом. С другой стороны, для сказки такой типаж героев оправдан.
И незаметно пролетает время, за которое эти персонажи приводят читателя к прекрасной кульминации, когда публично раскрывается секрет Рианы, а жрец требует суда поединком, в котором он, кажется, выиграет при любом исходе...
Некоторое время посомневался над тем, можно ли называть роман викканским на основе этой двуединости и кельтских корней; но потом решил, что интерпретация есть интерпретация, и она должна идти через душу и чувствование, это мы здесь и видим. Красивый, поэтический язык помогает это ощутить в полной мере.