Рецензия на роман «Русская колыбельная»

«Вы думаете, что потеря веры — это причина, но это не причина, это следствие».
Очередной шедевр от Гельвича, читается на одном дыхании. 10 из 10.
Честно признаюсь, я прочел этот текст задолго до его публикации, выпросив у автора альфа-версию. Насколько поясняет сам Гельвич, текст с тех пор радикально не менялся, но, тем не менее, я мог уже забыть некоторые важные моменты. Поэтому, чтобы не попасть впросак, я буду писать рецензион по мотивам моей переписки с Гельвичем.
Минус такого подхода уже озвучен — я все же я искренне полагаю, что отзыв лучше писать под свежим впечатлением. С другой стороны, зато в этой рецензии будет эксклюзивный контент, а именно оригинальные авторские пояснения Гельвича, которых вы больше нигде в открытом доступе не найдете. Так что смело можно сказать, что это своего рода профессиональная рецензия от прошаренного критика-инсайдера, а не просто имхо, лол.
Теперь перехожу к самой повести:
Сюжет. Как наверное все согласятся, сюжет — важнейшая часть книги, собственно ради сюжета мы книги и читаем. И у Гельвича сюжет, как и всегда, на высоте. По крайней мере, лично я не представляю, как можно оторваться от «Русской колыбельной», не навернув ее от корки до корки.
Действие книги происходит в отдаленном будущем, конкретный год, насколько я помню, не упоминался. Люди, наконец, доразвивались до того момента, когда убийства полностью искоренены. Идея на самом деле интересная, лично я раньше в литературе такого не встречал. И это не только интересно, но и логично. Реально и статистически уровень преступности в мире постоянно и неуклонно снижается, уже третье тысячелетие подряд, что бы ни говорили по этому поводу консерваторы, у которых «раньше лучше было». Так что логично предположить, что рано или поздно убийства действительно полностью исчезнут, как уже исчезло рабовладение в развитых странах.
Именно в таком прекрасном новом мире и происходит действие «Русской колыбельной». И, как вы уже наверное догадались, сюжет книги основан именно на том, что убийство все же проиходит, последнее убийство на Земле — сыродел Адкинс по-хардкору вырезает собственную семью. Общественность шокирована, начинается расследование, так что книгу смело можно назвать детективом, причем формально сделанным по всем канонам жанра. Хотя, разумеется, детектив для Гельвича — просто фон, на котором можно выписать волнующие автора темы.
Никаких карательных органов в мире «Русской колыбельной», естественно, нет. Да и от самой идеи о необходимости наказывать преступников здесь давно отказались. Так что за дело берется эмпатолог Альберт, задача которого — пролезть в мозги убийцы, выяснить его мотивы, а потом исправить личность преступника, чтобы он перестал быть злодеем.
Наука эмпатология, как понятно из самого ее названия, основана на том, что эмпатолог смешивает собственное сознание с сознанием пациента и таким образом корректирует чужую психику. В принципе это классическое псайкерство, да, но здесь оно подано довольно интересно, логично, а местами даже в хорошем смысле наукообразно. В прекрасном мире будущего эмпатология постепенно заменяет собой традиционную психиатрию, которую она методологически превзошла по мощи воздействия на психику людей.
Минусом эмпатологии по сравнению с традиционной психиатрией является то, что от эмпатолога требуется максимальная и искренняя эмоциональная вовлеченность. Просто превратить больного в овощ, накачав его галей и феней, как это сейчас делают психиатры, тут не прокатит. Это уже не говоря о том, что задачей эмпатолога, в отличие от того же психиатра, является не только лечение, но и выяснение причин психического отклонения. Соответственно, работают эмпатологами только тонко чувствующие люди с развитой интуицией.
И, как вы уже снова наверняка догадались, для героя книги чувствительного эмпатолога Альберта задача проникнуть в мозги отморозка Адкинса становится на самом деле страшным испытанием.
Для выполнения поставленной задачи Альберт использует не только свои навыки эмпатолога, но и разнообразное оборудование, а еще специальное вещество, изменяющее собственное сознание эмпатолога и обостряющее интуицию. За название этого вещества — мой отдельный респект Гельвичу. Автор первым в русской литератре догадался использовать его, хотя идея-то лежала на поверхности.
Но это все уже подробности, а главное имхо в другом. Дело в том, что, читая книгу, я ни разу не смог предсказать ни одного сюжетного поворота. Что со мной бывает не просто редко, а практически никогда. Гельвич всю книгу успешно водит читателя за нос и развивает сюжет совершенно непредсказуемо, именно это и доставляет большую часть удовольствия при чтении. Финал на самом деле шокирует и допускает многочисленные и разнообразные трактовки произошедшего. У меня, например, по прочтении возникло аж четыре версии того, что на самом деле произошло в конце повести. Причем, для того, чтобы внятно аритикулировать эти версии, мне пришлось привлечь теологию, наркологию и даже философию нейросетей.
Но, как выснилось, все мои тщательно обоснованные версии промазали мимо цели, лол. После чего книга стала нравиться мне еще больше. И да — ответ, зачем же последний в мире убийца Адкинс вырезал свою семью, Гельвич в конце дает, твердо и четко.
Закончить рассуждения о сюжете «Русской колыбельной», пожалуй, следует указанием на то, что текст полон мамлеевщины, как и «Турбо Райдер», хотя и в гораздо меньшей степени. В этом смысле «Русская колыбельная» — классическая современная отечественная боллитра. И если вы такое не любите — не читайте читать все еще обязательно, но будьте готовы, что вам припечет.
Персонажи. Они правда удались. По крайней мере, верю в каждого, хотя от Гельвича я ничего другого и не ожидал. В качестве отдельного мини-шедевра стоит упомянуть Лин — жену Альберта, присутствие которой на самом деле украшает книгу. Но и остальные не хуже. Психиатр-консерватор Зильберман тоже вышел на славу, а про главного героя Альберта или загадочного убийцу Адкинса и говорить нечего.
Я вообще сначала искренне был уверен, что Адкинс срисован с мемного веселого молочника, того, который радовался запрету пармезана. По крайней мере, веселый молочник, как и Адкинс — верующий, пролайфер и сыродел, по-моему, у него даже дочки-двойняшки есть, как и у Адкинса, лол. Но выяснилось, что Гельвич ничего подобного в виду не имел. Просто он настолько точно попал в цель с образом, что литература стала неотличима от реальности.
Стиль. Как известно, можно бесконечно делать три вещи — смотреть, как горит огонь, наблюдать, как течет вода и обсуждать стиль Гельвича. Так что последним я сейчас заниматься, разумеется, не буду. Лишь скажу, что стиль превосходен и доставляет отдельное удовольствие. Да что тут говорить, текст говорит сам за себя:
Куаро-Нуво, сияющий вдали, казался огромным пирогом, над которым висела пудра-аура ночных огней.
Вот эта фраза, анонимно и без указания авторства вброшенная мною на форум писателей, породила обсуждение на пару сотен постов. Причем, пообсуждать ее пришли даже мэтры литературы и профессиональные редактора. И это обсуждение активно продолжается до сих пор, хотя вбросил я еще неделю назад.
Я не знаю, как Гельвич это делает. Настоящая магия текста, на самом деле.
Сеттинг. Он очень странный, но совершенно органичный в рамках поставленных текстом задач. В такое будущее трудно поверить, но в повести оно выглядит абсолютно цельным и непротиворечивым. Собственно, мы с автором долго срались на имиджбордах вели интеллектуальную дискуссию по этому вопросу, и резюме этой дискуссии вы можете увидеть прямо в комментариях под повестью.
В конце концов, мы сошлись на том, что сеттинг «Русской колыбельной» вполне эффективно служит и сюжету, и авторскому посылу. А больше от сеттинга ничего и не требуется, так что лично я все претензии снимаю. А еще процитирую самого Гельвича, чтобы читателю была понятнее авторская позиция:
Так я никогда не любил фантастику в стиле «Джон закурил свой нейроновый трансмеглюкатор, заварил чашку флуриония (импорт из системы Большого Очка), включил карбендер тириония и подумал:
— Вот же сволочи, опять делоргеры плохие подсунули!»
Я рассуждаю от того, что есть консервативные области, где будут использоваться привычные нам вещи и методы просто потому что это удобнее. Плодить сущности ради сущностей я не очень люблю. Тем более, что книга-то, в конечном итоге, вообще не об этом.
Думаю, что это должно снять любые вопросы и предъявы футурологического характера.
Название. Изначально книга называлась «Беспомощность», таким было ее рабочее название, насколько я помню. Но в конце концов, автор остановился на «Русской колыбельной», и я полагаю, что он попал в точку. Название действительно символизирует. И если книга вам зайдет — очень советую послушать джазовую композицию Колтрейна «Russian Lullaby», которая играет центральную роль в тексте и задает всю атмосферу. По крайней мере, именно под повесть я послушал ее с искренним удовольствием, хотя вообще джаз не перевариваю и считаю чем-то архаичным и устаревшим, вроде древнешумерских свирелей, лол.
Литературное влияние. Таки да, «Русская колыбельная», несмотря на то, что является новинкой, уже успела повлиять на русскую литературу. По крайней мере, момент со смертью одного из персонажей под синтвейв в моем крайнем ЛитРПГ был вдохновлен именно музыкальным пластом «Русской колыбельной» Гельвича. Нуфф сейд. Кто шарит — тот поймет, о чем идет речь.
За кулисами. Гельвич утверждает, что создал повесть всего за 11 дней, что на самом деле вызывает громадное уважение. Понятное дело, я сам бы мог вывалить четыре алки вообще за четыре же дня, но именно поэтому я и пишу ЛитРПГ, а не боллитру, лол. А «Русскую колыбельную» я бы не написал и за одиннадцать лет. Так что на серьезных щщах аплодирую продуктивности, целеустремленности и стальной воле автора.
Посыл. В «Русской колыбельной» замешано густейшее и мощное варево из самых разнообразных тем — начиная от религии и кончая кризисом среднего возраста. Для разбора их всех пришлось бы писать отдельную книгу, чего я бесплатно делать, разумеется, не буду, лол. А в рецку на АТ вся глубина глубин повести просто не влезет, увы.
Так что отмечу лишь главное. Одна из основных тем повести — размывание и девальвации идентичности в условиях всепоглощающего глобализма. Мир «Русской колыбельной» — это мир жижи-солянки, где все смешалось, и планета стала напоминать одну огромную транзитную зону или лагерь беженцев, где уже нельзя выделить ни одной национальной культуры и невозможно ассоциировать себя с конкретной социальной группой.
В этом слое текст несколько напоминает уэльбековщину, хотя в отличие от невротика и битарда Уэльбека, Гельвич воздерживается от прямых манифестов, безусловно владеет языком и умеет передать свой посыл читателю тонко и изящно. Это уже не говоря о том, что он умеет написать реально интересную книгу. Так что мне было вполне комфортно во время чтения даже на этом пласте текста. Хотя я, разумеется, решительно поддерживаю глобализм в самом радикальном варианте и полагаю, что он не девальвирует, а наооборот обогащает.
Закончу рецензию эксклюзивной и на самом деле красивой цитатой из Гельвича, имхо это будет лучшее резюме:
«Русская колыбельная » - это моё нытьё о том, что перед лицом всемирного глобализма мы что-то потеряли, и я надеюсь, что каждый определит для себя что.
И, если уж произойдёт самое худшее, то я, по крайней мере, уверен, что от русских останется как минимум три вещи: русская тоска, русская литература и русская колыбельная, пусть она и не совсем русская и не совсем колыбельная.