Рецензия на роман «Храм Мортис-1. Хранитель Тайного Алтаря»

РЕЦЕНЗИЯ НА РОМАН ОЛЬГИ МИТЮГИНОЙ «ХРАМ МОРТИС». ТОМ 1. «ХРАНИТЕЛЬ ТАЙНОГО АЛТАРЯ».
Рецензия написана в рамках марафона «Читатель-автор».
Общее впечатление о книге и авторском мире. Если мерилом впечатления о книге может служить количество перечитываний этой книги конкретным читателем, то мною она перечитывалась уже множество раз (как и весь цикл, который «Хранитель Тайного Алтаря» открывает). И еще не раз будет перечитываться. Так что общее впечатление – я в восторге. И от глубины и масштабности авторского замысла, и от композиции цикла, и от детализации мира, и от тех проблем, в том числе морального мировоззренческого плана, которые ставит автор, и от героев, и… и… и… Не в последнюю очередь, кстати, и от неожиданности, непредсказуемости сюжетных поворотов для читателя, открывшего эту книгу впервые. Ибо, воистину, о многом мог размышлять юноша по имени Эет в долгом пути из родной деревеньки Верхние Броды, что в окрестностях Колиноса, в столицу своей страны, благословенной Атариды, где планировал поступить в университет. Чего-то опасался, на что-то надеялся, к чему-то был готов… Готов был, как оказалось, даже к встрече с Дикой Охотой, хотя охотники преследовали и не его. И всё же он рискнул сбить Охоту со следа, ибо знал, что слушаются его порой разные магические штучки… А в это время в том самом Университете девушка по имени Ларинна оставила всякую надежду понять хоть что-то из объяснений преподавателя на предэкзаменационной консультации – и думала о том, как здорово было бы отправиться завтра с друзьями на озёра. А её друзья – вампир Вирлисс и смертная девушка Фрей – в это время думали…
Впрочем, о чём бы ни думали Эет, Ларинна, Вирлисс, Фрей или многие тысячи других жителей Атариды, будь они смертными или Бессмертными, они не могли даже предположить, что ждёт их всех в самые ближайшие дни. Как не смог бы предположить и читатель, прочитавший первые страницы цикла «Храм Мортис», что ждёт его не обычная «академка», хотя и повествующая об изучении «тёмных» искусств (то есть некромантии и связанных с ней дисциплин), а грандиозное эпическое полотно о противостоянии богов…
Дело в том, что Атарида – весьма необычное государство. Оно представляет собой остров, отделённый от остального мира – нашего с вами мира, кстати, – мощнейшими магическими стенами, нерушимость которых поддерживается, как и само существование этого государства, силой и волей Мортис, богини Смерти. Поэтому абсолютно не удивительно, что население Атариды делится на Смертных и Бессмертных, а Бессмертные – на Нежить по рождению и Живых Рождённых. Именно последние и являются на Атариде, так сказать, высшей кастой. И по заслугам, ибо, оставаясь Смертным, достичь высот магического мастерства почётно и сложно. Сложно ещё и потому, что трансформация в нежить существенно облегчает жизнь, хотя и сужает, так сказать, рамки специализации. «Не получится из тебя никакого верховного вампира, – говорит Эету ещё в прологе случайный знакомый (тот самый, которого юноша спас от Дикой Охоты). – Те только о развлечениях своих думают. Гонор, выпендрёж этот их вампирский, аж тошнит... Лич из тебя будет. Первосортный лич. Это они... наукой одержимые».
Вот такая градация. А Смертные… В общем и целом, законопослушные граждане Атариды тоже вполне гордо и безо всякого заискивания перед Бессмертными называют свою страну благословенной. Конечно, Бессмертные вправе на них охотиться, но лишь ночью и в безлюдных местах, о чём Смертные, конечно же, прекрасно знают. Вот и приходится, например, вампирам частенько перебиваться консервантами. А ещё на Атариде совершается крайне мало преступлений. Догадываетесь, почему? Вот-вот…
Правда, есть на этом острове ещё одно весьма опасное для Смертных место. Университет. Это уже, конечно, немного спойлер, но без него всё равно едва ли получится обойтись, говоря о сюжете, но… Но предварительно хочется всё же сказать, что жизнь Смертных в государстве нежити не опаснее, чем в наших собственных, не магических, землях. Согласитесь, у нас тоже небезопасно прогуливаться тёмной ночью в безлюдных местах. Кровь, может, и не выпьют, но попортить тоже могут основательно. Студентам, разве что, лишение иммунитета за провал на экзамене у нас не грозит, но тут вступает в силу пункт о безлюдных местах. Да и… на Атариде ведь тоже можно попросить знакомого Бессмертного проводить тебя до дома, чтоб чего не вышло. Или не попросить, но он всё равно проводит, потому что… Тут мог быть спойлер…
А еще вампира теоретически можно попросить поохотиться в другом месте. Без гарантии, но сработать может…
Так что мир «Храма», имея в виду социально-политическое (и юридическое, в том числе) устройство Атариды, проработан очень детально и чётко, за что огромное спасибо автору. Отдельно замечу: тот факт, что Эет в прологе спасает человека от Дикой Охоты, на мой взгляд, ничуть не колеблет святой уверенности атаридцев в том, что правосудие богини не ошибается. Да, моральный облик спасённого, разглагольствовавшего о недостатках Бессмертных и пытавшегося учить Эета жизни, вызывает серьёзные сомнения. Учитывая, что архонты как раз искали остатки недобитой банды, промышлявшей в тех местах. Но, даже если он и обманул Эета, следующего преступления он, скорее всего, уже не переживёт. Или просто не совершит. Впрочем, речь здесь не об этом человеке и не о его преступлениях…
Сюжет. Выше уже говорилось, что Атарида – государство нежити, созданное богиней Смерти. А теперь вопрос: могли ли те, кто именует себя Светлыми силами, допустить и позволить существование такого государства в буквальном смысле у себя под носом? Разумеется, нет.
Только вот это противостояние богов мы видим не со стороны борцов со Злом, а со стороны тех, кого этим Злом назвали, причем безо всякого учёта «личных заслуг», что называется, огульно. Да, создательница Атариды не безгрешна, а её враги тысячелетиями искали и саму богиню (точнее, мир, в котором она скрылась с последними (на тот момент) уцелевшими последователями), и способ ей отомстить. Только вот знают эту историю очень немногие из ныне живущих атаридцев: многие тысячелетия – это и для Бессмертных огромный срок. А уж Смертным и вовсе неоткуда узнать, что не желающий стихать ветер, и прочие предвестники грядущей бури, и угасающее пламя на Алтаре в тайном святилище богини – звенья одной цепи. Впрочем, о слабеющем пламени и об отчаянных поисках мага, способного его поддержать собственной силой, высшие жрецы, правящие страной, тоже не распространяются. Разве что в отчаянной попытке воззвать… к патриотизму, наверное… внучки мага, который как раз и был на такое способен. Только вот великого дедушки давно уже нет в живых, а внучка… Ларинна не способна к некромансии настолько, что не в состоянии даже провести абсолютно элементарный для некромантов ритуал поднятия и подчинения зомби. Что в такой ситуации остаётся Иккону, верховному жрецу и старинному другу семьи Ларинны? Пожалуй, только мысленно схватиться за голову – и пообещать позаниматься с Ларинной самому, начав с того самого ритуала. Благо в подвалах Университета «материала» для проведения этого ритуала достаточно. Я же не зря говорил, что Университет – опасное место для Смертных. Команды «по отлову зазевавшихся абитуриентов на опыты» по этому учебному заведению, конечно, не циркулируют, но… Атарида всё же государство нежити, а поэтому стоит быть поосторожнее. Именно об этом предупреждает Эета профессор драконоведения Арит (который, конечно, не поверил, что этот деревенский паренёк без всякого бессмертного роду и племени смог сбить со следа Дикую Охоту, но – соответствует ли действительности заявленный уровень «выше среднего» (намного выше, замечу от себя), легко проверить на вступительном экзамене). Только вот до него ещё дожить надо.
Об этом же говорит Эету и случайно встреченный им в университетском коридоре Вирлисс. Вампир в хорошем настроении и кидаться на смертного не намерен, но всё же предупреждает об опасности.
С Виром (я тоже вслед за автором предпочитаю называть Вирлисса именно так) Эет встречается снова вечером того же дня.
«Его серебристые волосы светились в темноте, развеваясь на ветру нитями невиданной паутины. Бледная кожа испускала свет, подобный лунному, а полы чёрного огромного плаща вздымались под порывами ветра, как крылья.
Улыбка вампира завораживала.
Эет прищурился, внутренне собравшись.
"О... – прошелестел в голове бархатный голос. – Кого я вижу... Старый знакомый. Заблудился, бедолага?"
– Охотишься, Вир? – ровно осведомился Эет.
– Охочусь.
На сей раз Вирлисс заговорил нормально, не применяя телепатию, но всё равно – речь его звучала вкрадчивой музыкой, что поглощала разум и волю.
"Выпендрёж этот их вампирский, аж тошнит"... – вспомнились Эету слова вчерашнего беглеца.
– Тогда охоться в другом месте, – спокойно проговорил молодой человек. – Удачи. Приятно было тебя снова увидеть.
Плащ вампира опал, утратив всякое сходство с крыльями, а сверхъестественное свечение кожи и волос исчезло. Вирлисс схватился за живот, сложившись от хохота.
– Нет, ну ты мне нравишься! – выдохнул он наконец. – Короткий у тебя разговор с Бессмертными, нечего сказать...»
Как читатель я не уверен, что в тот вечер Вир именно охотился. Может быть, и да, если верить его же собственным словам. А может, просто решил проверить, насколько «старый знакомый» прислушался к его словам. Во всяком случае, удивление вампира было абсолютно искренним. Тогда же он и сказал Эету, что не сомневается в том, что в Университет Эет поступит, а на первом курсе, скорее всего, будет отстающим уроки давать.
Только вот там, где предполагают вампиры, располагают боги. И те боги, которые готовили надвигающиеся события, и богиня, которая отчаянно пыталась сдержать их мощь. «Не проси у неё», – сказал Эет Вирлиссу, когда тот проводил его до главного Храма столицы и собирался просить богиню помочь Фрери, которой предстоял важный экзамен. Конечно же, Вир Эета не понял. И не одобрил. У Фрей ведь в буквальном смысле решалась судьба, а тут какой-то странный парень, который во всём огромном Храме сумел увидеть одну-единственную фреску, на которой богиня Смерти оказалась изображённой почему-то с розой в руках, просит его не беспокоить богиню по пустякам, да ещё и утверждает, что ей самой нужна помощь!
Нет, Вир не вспылил, как поступили бы многие, он просто сказал Эету, что тот переучился, и вышел из Храма. Вот только ещё через день Вир увидел Эета уже безжизненно распростёртым на ступенях Университета, а рядом Ларинну, гневно доказывающую, что она была в своём праве, потому что девять утра (время начала экзамена), ещё не пробило. А тот короткий разговор в Храме оказался вдруг самым важным, что случилось на Атариде за последние полторы тысячи лет…
И с этого момента закрутилось!
Я понимаю, что если начну пересказывать сюжет дальше, то эта рецензия рискует по своему объему не уступить самой книге, поэтому скажу лишь самое главное: каждому из героев этого цикла предстоит сыграть свою роль в начинающемся великом противостоянии. Светлые боги нанесли первый удар: удар немыслимый по своей жестокости и сокрушительности. Они почти победили. Но именно почти, потому что Храм Мортис устоял. Уцелел и его Хранитель. Кто им стал, догадываетесь? Да-да, именно он, потому что в стране немёртвых смерть ещё не означает окончательной гибели. Скорее, это начало Жизни в Смерти, Подательницей которой атаридцы именуют свою богиню. Но и она не всесильна, и всё, что она могла – это…
Впрочем, молчу. Перейду лучше к рассказу о героях, возвращаясь к перипетиям сюжета по мере необходимости.
Эет. Он оказался весьма редким зомби. И даже не потому, что обладал собственной волей: такое случалось, если зомби в свою бытность человеком был очень и очень неслабым магом. Странно в нём оказалось другое: абсолютная неагрессивность по меркам нежити и не только её! Все научные труды утверждали, что такое невозможно, а новоиспечённая Госпожа уникального зомби не знала, что и делать с таким слугой. Зомби, не способный даже укусить кого-то до крови! А ведь без этого просто невозможно пробудить в нём сознание!
Строго говоря, Эет пропустил все разыгравшиеся на Атариде события. Даже то, чему он был свидетелем лично, он не мог осознать. Разум его спал, а пресловутая собственная воля до поры проявлялась лишь в том, что иногда какие-то абсолютно элементарные действия он мог совершить без прямого приказа Госпожи. Какие именно? Ну, например, подхватить стоящую на полу сумку с вещами. Вот на таком уровне – и не более того.
Поэтому по-настоящему читатель знакомится с главным героем цикла уже после того, как сознание к тому вернулось, причём сам этот момент стал одной из двух величайших трагедий в жизни Эета, потому что… Потому что такова природа зомби. И если в первые дни после обращения Эету хватило бы нескольких капель человеческой крови, чтобы вновь обрести себя, свою душу и память, то потом… Потом ему понадобилось для этого отнять человеческую жизнь. А он… В тот момент он даже не осознавал, что перед ним человек. Ребёнок…
Скажу сразу и откровенно: эта сцена – одна из самых тяжёлых в цикле вообще. И даже не столько сама сцена убийства, сколько последовавшее за ней пробуждение – и осознание произошедшего… Да, Эет понимал, что всего минуту назад не ведал, что творил, но это не стало для него самооправданием. Отныне он бессмертен – и обречён терзаться болью и виной, потому что когда-то ему было достаточно всего лишь пролить несколько капель крови Госпожи, но он этого не сделал…
«Эет сжал кулаки. Вот чем обернулась его боязнь причинять боль!
Он осторожно поднял с земли череп девочки.
– Я клянусь тебе... я клянусь, что больше никогда не побоюсь небольшого зла, дабы не случилось зло огромное, – прошептал он. – Прости меня. Прости!
...Он руками вырыл могилу на обрыве и похоронил детский череп рядом с останками собачки. Пусть хранит покой своей хозяйки.
Потом юноша смыл с себя в море кровь и, собрав тела погибших моряков в одну кучу, сложил над ними камни.
А потом медленно пошёл в лес.
Он помнил запах каждой тропинки, каждого дерева. Он помнил все прошедшие годы.
По щекам текли слёзы. И пусть. Чёрт возьми, кого ему стесняться?
Боль от совершённого сплеталась с иной болью.
Атарида...
Священная Атарида...
Чёрт возьми, лучше бы ему остаться навсегда бессмысленным хищником, чем осознать: он один на этом острове, он – последний, кто уцелел из народа Атариды!..
И он не может покинуть это место. Он прикован к Храму приказом Госпожи».
Да, последний приказ Ларины он помнил. Хранить Храм от чужаков, пока не вернётся она сама или жрецы. И Эет этот приказ выполнял. Более того, он был единственным смыслом его существования на протяжении многих лет. А в момент, когда существование, наконец, стало жизнью (хотя и в смерти), две трагедии слились для него в одну…
Людей на Атариде не осталось. Ни Смертных, ни Бессмертных. Это стало ужасающим открытием для Эета и – признаю – огромным спойлером с моей стороны для будущих читателей, но, раз уж начал спойлерить, скажу и еще одно: Эет на Атариде был всё же не одинок. Он встретил белого тигра, и это оказался очень необычный зверь…
Впрочем, это уже хоть и не совсем другая, но всё же очень спойлерная история. А мне не хочется лишать будущих читателей множества неожиданных и приятных открытий. Поэтому скажу лишь о тех чертах Эета, которые наиболее значимы для характеристики его личности. Характер нордический… Ой, это немного из другого произведения, хотя в целом верно: если под нордическим характером понимать целеустремлённость и несгибаемость, то Эет именно таков. Но при этом в нём нет эмоциональной холодности, отчуждённости. Впрочем, его враги могли бы, наверное, со мной поспорить. Эет умеет быть жёстким и принципиальным, но именно с врагами или соперниками, когда речь идёт о чём-то действительно важном. Для тех, кто заслужил его доверие и уважение – лучшего друга нельзя и представить. Для таких людей – и нелюдей тоже – он готов буквально на всё. Эет честен и до конца верен своему слову. Всегда. При этом он с огромным удовольствием постигает новое, а в науке (и не только в некромантии) для него нет ничего невозможного. А уж неожиданными вопросами и умозаключениями он способен удивить хоть демонов, хоть богов. Вопросами, услышав которые, те в восхищении воскликнут: «Ох, и варит же у тебя голова!».
Впрочем, не будем забегать вперёд…
Вирлисс. Если Эет, по изначальной своей природе, «не хищник совсем», то Вир – именно хищник, но при этом «с таким кодексом чести, что иной раз жить тяжело». Не буду уточнять здесь, кто и когда дал Вирлиссу такую характеристику, скажу лишь, что ответил на это сам Вир. Он сказал, что «хищники как никто нуждаются в кодексе чести. Иначе они станут подонками».
Этой максиме Вирлисс следует всегда, в любых обстоятельствах. Он может казаться весёлым и бесшабашным, и, более того, он может таким быть, но когда речь заходит о действительно важных вещах, Вир оказывается рядом – и готов помочь. Это он скользил почти незримой тенью или бесшумным нетопырём за своей любимой Фрери, чтобы защитить, когда та лишилась иммунитета после неудачного экзамена: скользил, рискуя, потому что девушка его боялась до дрожи, а маг она очень даже сильный – и заклинание могла сплести соответствующее. А позже – уже открыто помогал с учёбой. Это он помог Эету добраться до Храма в тот вечер, о котором выше уже упоминалось. И это он, стоя над телом Эета, бросил в лицо взбешённой Ларинне: «А о неписанных законах ты не слышала?».
«Ларинну захлестнула волной бешеная злость.
– Как ты смеешь так со мной разговаривать? – негромко отчеканила девушка. – Ты, Нежить по рождению, со мной, Живой Рождённой? Твои предки были в услужении у таких, как я. И только благодаря милости своих хозяев получили свободу. Потомок рабов не смеет повышать голос на меня, дочь хозяев Атариды!
Вирлисс побледнел и отступил на шаг. Глаза его расширились.
– Мои родители... никогда не были ни в чьём услужении... – вытолкнул он из себя, словно не веря, что всё это происходит на самом деле. – Они были Смертными... они добились Бессмертия сами... они всего добились сами, они... А такие, как ты... всё на готовеньком... Да если бы у нас была возможность не охотиться...
Ларинна усмехнулась ему в лицо.
– Ты – нежить, Вирлисс. Ты никогда не сравнишься с такими, как я.
– Да уж, до тебя мне далеко... – прошептал молодой вампир и, резко развернувшись, сбежал вниз по ступеням крыльца.
Он молча прошагал через двор, молча вскинул на плечо рюкзак и пошёл прочь.
Проходя мимо, он бросил лишь один взгляд на замершую Фрей.
"Ты с ней или со мной?"
Девушка резко развернулась и пошла рядом с вампиром.
– Я с тобой, Вир!
Юноша крепко обнял Фрери за плечи, и пара завернула за угол, скрывшись из глаз Ларинны».
Да, именно этот момент, в конечном итоге, стал переломным в отношениях Вира и Фрей. Девушка просто поняла, какое невероятное благородство скрывается за маской бесшабашности, поняла, какой Вир на самом деле. И приняла тоже – именно таким, какой он есть…
И поэтому стоит ли спрашивать, на чьей стороне симпатии читателя, когда Вирлисс, защищая Фрей, бросает и другой вызов: тому, кто назвался братом Фрей и кого Вир принял сначала за варвара – хотя и быстро понял, что это не так. А слёзы Фрей показались ему потом золотыми…
Собственно говоря, вопрос о том, кто такая Фрей, является едва ли не основным в первой части романа. И к тому же этот «странный варвар» по имени Фрейр, назвавшийся её братом… Вирлисс принял его за мага, что и естественно, но для читателя, знакомого, в отличие от атаридцев, со скандинавской мифологией, это совпадение оказывается весьма подозрительным. И станет понятно, что за сила скрывается за приближающейся бурей. Но тогда возникает и вопрос, как такое оказалось возможным?
Автор даёт на него ответ устами матери Фрей, рассказавшей историю своего попадания на Атариду. И после этой исповеди сомнений уже не остаётся. Ни у кого. И только Фрей не готова принять открывшуюся истину, потому что…
Трудно быть Богом. Это герои Ольги Митюгиной знают ничуть не хуже знаменитого Руматы Стругацких. В частности, например, попробуйте ответить на вопрос, каково это – быть богиней Любви? Не удивлюсь, если вам вспомнится Афродита, чей… по большому счёту, каприз обернулся одной из самых кровопролитных войн в истории античности. Всегда было интересно, чувствовала ли сама Афродита какую-либо ответственность за всё происходящее? Гомер об этом тактично умолчал, за исключением нескольких вмешательств Киприды в ход сражения с целью вернуть Париса… э-э… в постель Елены. Или для водворения туда самой хозяйки этой постели. Шекспир, если что, тоже изображает свою Венеру весьма легкомысленной особой. До поры, конечно…
Впрочем, я, кажется, спутал мифологии. Итак, Фрейя. Богиня Любви скандинавского пантеона. Забывшая себя – и воплотившаяся в теле смертной на Атариде. Сказать, что правда о своём происхождении её не радует, значило бы ничего не сказать:
«Фрей мчалась по улице, не разбирая дороги. Кажется, сзади что-то кричал Вирлисс, но Фрери лишь ускорила бег. Слёзы застилали глаза, и девушка то и дело смахивала их, чтобы на что-нибудь не налететь. Утешало одно: в своём нынешнем состоянии Вир не мог её догнать... и не надо! Ничего не надо!.. Его остановят. Конечно же, родители его остановят и вернут в дом... пусть он уедет без неё, пусть все спасутся...
О богиня! Вся жизнь... вся её жизнь обернулась ложью и предательством. Боги... те боги, одной из которых она, оказывается, была, заставили пройти её маму через столько мучений... Заставили человека, которого Фрей всю жизнь считала отцом, полюбить их и принять под свой кров... а теперь, получается, она сама... сама использовала Вира! Богиня, есть ли в его чувстве к ней хоть капля истинной страсти и нежности, или всё – её собственное подсознательное желание иметь надёжного защитника, желание владычицы любви?
И могло ли быть иначе?
Мать полюбила её, дитя насильника.
Отец полюбил её мать, носившую во чреве ту, что дарует любовь.
Родители Вирлисса за день прониклись к ней самыми нежными чувствами...
И Вир...
Красивый, обаятельный, богатый... сходил с ума по ней!
Девчонка, ты хотела получить ответ, почему он тебя любит? Ты его получила!..
И все эти люди... она предавала их самим своим существованием! Она предавала страну, давшую приют ей и её матери!
Фрей свернула с улицы в боковой проулок, ведущий к каналу и, перепрыгнув через перила, по узенькому парапету забежала под горбатый мостик. И там села прямо на холодный грязный камень, обхватив колени руками, сжавшись в тугой комок. Хотелось одного: поскорее умереть»…
Вот такая она, божественная сила! Фрей убеждена, что даже снующие в прозрачной воде рыбки, цветущие яблони и пока еще поющие в их ветвях птицы – тоже погибнут по её вине. Потому что именно она стала той самой взрывчаткой под стенами врага, которую так образно привёл в пример Вирлисс! Заметим здесь, что Атарида, как минимум, не отстаёт от нашего собственного мира и по уровню научно-технического развития, так что взрывчаткой там никого не удивишь. Кроме самой «взрывчатки», разумеется… И она, эта «взрывчатка», то есть Фрей, приходит к выводу, что единственное, чем она может хоть как-то искупить вину перед Атаридой, СВОЕЙ родиной, что бы там ни говорил Фрейр, и перед всеми, кого она, пусть и невольно, но обрекла на смерть – это умереть вместе с ними, во всём разделив их участь…
Об этом страшно думать и больно читать, особенно понимая, что аргументы Фрей весьма сильны… Но всё же Вирлисс находит брешь в этой аргументации, хотя и далеко не сразу. Вообще, каждый из аргументов в этом потрясающем споре, переворачивающем читательскую Душу (именно с большой буквы, потому что я говорю здесь о той самой Бессмертной Душе, которая здесь резонирует с чувствами и эмоциями героев на очень высоком уровне), достоин отдельного рассмотрения, как на психологическом, так и на философском уровне. А в чём-то – и на мировоззренческом. Не сомневаюсь, читавшие меня поймут. Но финальный аргумент в этом споре я позволю себе привести и здесь, потому что…
«Она вздохнула.
– Иди, Вир. Я не пойду. Я... только хочу сказать... что благодарна тебе. Ты снял с меня часть такой тяжести! Но всё это... не отменяет моей вины по отношению к Атариде...
Вирлисс скрипнул зубами.
– Фрей, – жёстко заговорил он. – Фрейя!
Она вздрогнула и вскинула на него испуганные глаза.
Вир безжалостно продолжал:
– Что сделано, то сделано, Светлая Госпожа. Вы полагаете, что ваша смерть искупит вину перед Атаридой? Нет, подательница жизни! Просто ваша душа вернётся в Асгард, к любящему брату. Который с удовольствием приложит все усилия, чтобы вы позабыли о мерзких немёртвых. О гнусном острове нечестивцев и о вашей греховной привязанности к некой "падали" по имени Вирлисс.
– Вир!
– Нет, Светлая Госпожа. Вы хотя бы отчасти исправите то, что случилось по вашей вине. Вы отправитесь на Крит и там под руководством Иккона и Арита продолжите изучение некромансии, а потом сами станете немёртвой. Вы выйдете за меня замуж и родите мне детей – и это хотя бы немного компенсирует те жизни, которые погибнут сегодня по вашей вине!
– Вир, но... Но если я это сделаю... я же буду счастлива, – возразила Фрери. – Разве я заслужила счастье?
– Не в этом дело. А в результате, – усмехнулся Вир, показав клыки. – К тому же... знаешь, что я думаю? Вот если начистоту? Ты будешь счастлива... моя милая девочка Фрери. Ты как никто достойна счастья. А для богини Фрейи, которая дремлет внутри тебя и которая заварила эту кашу... Для неё и в самом деле это будет искуплением! Особенно если она такая, как её брат...
– Но разве я – не она?
– Слушай, Фрей, не заморачивайся, а!.. – не выдержал Вирлисс. – Она, не она... Просто будь собой. Ты не совершила никакого преступления – ты, какая ты есть. Ты обещала стать моей женой... так и стань ею! Всё, хватит. Идём!»
О том, куда направились после этого потрясающего разговора Вир и Фрери (да-да, именно Фрери), читатели прочтут и сами. Что же касается меня, то я вернусь к вопросу о том, что трудно быть богом. Не хуже Фрей это понимает и Ларинна, в черных глазах которой может порой вспыхнуть зелёное пламя, и – кто знает, что случится тогда? Может быть, придется спасаться бегством от архонтов (стражей правопорядка Атариды), может – зажимать здоровой рукой обильно кровоточащую рану на запястье (под очень удивлённым взглядом вампира), а может, объяснять друзьям, что стакан и налитая в него вода – это разные, порой очень разные вещи. Во всяком случае, Ларинна – далеко не та заносчивая, избалованная вседозволенностью гордячка-неумеха, какой может показаться, если судить о ней по самым первым главам книги. Свойственны ей и благородные порывы души, да и вообще сюрпризов читателю она преподнесёт немало!
Локи и Силинель. Еще больше о трудностях божественного бытия могут рассказать – и рассказывают на страницах «Хранителя Тайного Алтаря» – «северянин» Локи, прибывший на Атариду сразу с несколькими важными миссиями, и собственно создательница самой Атариды. Точнее говоря, её историю в первом томе рассказывает именно Локи, и рассказывает так, что остаться равнодушным к её судьбе просто невозможно. Да и сам Локи… Многие, очень многие известные по скандинавской мифологии события воспринимаются совершенно иначе, будучи рассказанными с точки зрения сына Лаувейи. И читая, понимаешь, что у каждой стороны своя правда. Просто позиция Одина сотоварищи более успешно была некогда доведена до всеобщего сведения. Но и поведение Локи – и не только в контексте книги – становится объяснимым и логичным, если взглянуть на вещи его глазами. «У тебя есть дети, маг?» – горько спрашивает Эета рыжий мальчишка. Хранителю Храма Локи своей тайны не открыл, её узнал Белый Тигр, которого Локи поймал и посадил в клетку, исполняя поручение Одина. Но вот только приказать ему доставить пленника в Асгард владыка асов забыл. Так что Локи ограничился только последней своей сказкой и обещанием вернуться. Он и вернётся однажды, потому что…
« – Я бы тебе поверил... если бы не сидел в клетке. Ты ведь и Фрери мог обмануть...
– Мог, – кивнул Локи. – Но у меня не так много друзей, чтобы ими разбрасываться».
И этим словам веришь, как веришь и всему остальному, сказанному Локи. Потому что… Автору удаётся показать его… таким, какой он есть, наверное. Он… ершистый. И при этом чихает от излишней пушистости. И как иначе, при такой-то жизни?
Что же касается истории Силинель – и того, как она стала Мортис – то об этом можно писать целые книги: о её любви, самопожертвовании, страдании, гневе и боли – и об удивительной силе этой богини. О силе, давшей ей возможность, пережив Падение, начать долгое возвращение к себе. Можно писать трактаты, да. А можно прочитать то, что уже написано автором; прочитать и прочувствовать душой – и тогда катарсис гарантирован!
Язык и стилистика. Хотя эта книга и не о попаданцах, но нет, наверное, более точного слова для описания того, что именно происходит с читателем с самых первых строк и глав. И процесс этот – двунаправленный. Как читатель попадает на Атариду, чувствуя всё происходящее практически на физическом уровне, не говоря уж об эмоциональном, так и книга «попадает» в читателя, навсегда оставаясь в памяти – и в чём-то навсегда меняя сложившиеся, казалось бы, взгляды читателя на себя самого и мир вокруг. Надо ли говорить, что добиться такого эффекта под силу только автору, владеющему словом и стилем поистине виртуозно. А то, что эффект этот есть, проверено на себе, причём неоднократно!
Достоверность и атмосферность. Психологическая достоверность романа абсолютна. Об эмоциях героев не просто читаешь, их испытываешь сам! Что же касается достоверности исторической, то даже с поправкой на то, что речь (за стенами Атариды) идёт о временах, когда цивилизация эллинов только начинала своё восхождение к вершинам развития, а Древнего Рима не было еще и в помине, некоторые моменты уловить можно. Например, главный герой цикла, ни много ни мало, упоминается у Гомера. И это отнюдь не случайное совпадение. А в дальнейшем внимательный читатель отыщет и другие отсылки к греческой мифологии, не говоря уж о скандинавской, в которой герои цикла (причем не только боги) в буквальном смысле живут. А что касается вечного вопроса о том, можно ли приравнивать мифологию к истории, то вспомните Трою. Её у нас тоже считали мифом, пока археолог Шлиман не докопался до истины. А любителям строго исторических параллелей придётся по вкусу финикийский корабль, доплывший… Впрочем, это уже спойлер, которых выше и так хватает. Но, в самом деле, куда только ни доводилось заплывать финикийским мореплавателям!
Основная мысль текста, на мой взгляд, сводится к тому, что не всё в нашем (да и в любом другом) мире так однозначно, как мы привыкли думать. Нельзя, назвавшись Воином Света и облачившись в сверкающие доспехи, отправиться на битву во истребление тех, кто на тебя не похож или с тобой не согласен. Потому что, не зная своих врагов, полагаясь только на своё мнение, впечатления или даже память, ты рискуешь ошибиться – и стать ничем не лучше тех, кого уничтожаешь. Вот, кстати, ещё одна цитата на эту тему:
«– А почему ты Снежка мёртвым называешь? – с лестницы спросил Гимильк.
– Потому что я призрак, – коротко ответил за Локи Вир.
Гими глубоко вдохнул – и не нашёл что сказать. Наверное, вопросов было слишком много...
– Да, потому что Атарида – страна живых мертвецов и некромантов, – посмеиваясь, подтвердил Локи. – Только они, сам видишь, Гими, какие. Иные люди пострашнее...»
Да, именно так. И никого: ни людей, ни богов, ни Светлых, ни Тёмных, как бы ни относились к ним другие, нельзя судить – и карать – за их природу. Если за что-то и можно карать, то за поступки, воистину лежащие за гранью Добра и Зла. Но при этом необходимо помнить, что грань эта – тонка и почти всегда субъективна. И Судия тоже вполне может удивиться тому, какие они – те, кого он так недавно считал Злом…
А какие именно – почитаем?