Рецензия на роман «Рождение экзекутора»
Жизнь и мнения императорского голема
Искушенный в Каббале пражский раввин Лёв бен Бецалель создал из глины чудовище Голема (некий «антиадам») для защиты еврейского народа от врагов. Искусственный монстр действует, когда это необходимо, после чего рассыпается в прах, а в нужное время возрождается вновь. И периодически восстаёт против своего создателя.
Не знаю, имела ли в виду эту мрачную легенду живущая в Чехии русскоязычная писательница и художница Марика Становая, когда задумывала свою фантастическую дилогию (потенциально – трилогию) «Экзекутор». Однако образ главной героини/героя уж очень сильно напоминает фенотип Голема.
Крошка (Хаккис, Стив, Марк, хищная инопланетная птицелошадь и так далее) – в буквальном смысле создание Джи, всемогущего императора галактического государства. Империя Джи построена на умопомрачительных технологиях, а фигура императора каким-то образом является «точкой сборки» всей этой махины. Честно говоря, не знаю, имеет ли отношение его имя к гипотетической «точке джи», якобы отвечающей за женскую сексуальность, но мне кажется, что такое толкование вполне уместно.
Не очень ясно, каким именно образом Джи обрёл такое значение. Правда, ближе к концу первого романа «Рождение Экзекутора» автор попыталась раскрыть механизм этого – ход, не слишком удачный с точки зрения структуры. Но всё равно вопросы остались, и читателю остаётся лишь принять, что без Джи империя рухнет.
К слову, сама по себе она выписана довольно скудно, что отличает «Экзекутора» от большинства антиутопий, авторы которых тщательно воссоздают окружающие героев реалии. К примеру, природа власти Бога-императора во вселенной Дюны Фрэнка Герберта предельно ясна – он монопольно производит и контролирует запасы спайса, без которого невозможны космические перелёты. Ну и практически неуязвим. Вообще, в ходе чтения «Экзекутора» не раз приходится вспоминать эпопею Герберта – параллели очевидны. Например, отношения Джи и Крошек очень напоминает связку Бог-император – клоны Дункана Айдахо. Однако в романе Становой читатель не найдёт тщательного описания социальных механизмов, политических комбинацией, религиозных движений и сложной конструкции из уравновешивающих друг друга мощных кланов, придуманных Гербертом.
В случае «Экзекутора» складывается впечатление, что автора такие скучные вопросы не очень волнуют. Просто есть межпланетная империя, она очень-очень могущественна, во главе ее стоит почти бессмертный Джи, создающий имперскую элиту – ажлисс, «сноваживущих». Это особо ценные для империи личности, которых, после того, как их тела достигли естественного фатального износа, «переселяют» в другие, молодые, да ещё и обладающие некими сверхспособностями, вроде телепатии, ускоренной регенерации и прочим. Ажлиисс поставляют кадры для имперской бюрократии, Джи использует их в качестве наместников территорий и на других административно-полицейских постах. Ещё многие из них его очень старые – на столетия – соратники и друзья, что заставляет вспомнить похожую коллизию из «Князя света» Роджера Желязны.
Но в самой идее переноса личности по Становой заключено некое мировоззренческое противоречие. Дело в том, что вселенная Джи, как и Дюны, обезбожена, никакого «мира горнего» там нет и быть не может, всем рулит чистая механика. У Герберта это допущение, возможно, молчаливо не разделяется автором, но Становая с ним, по всей видимости, спорить не собирается. Однако для производства ажлисс используется некий «кристалл ловушки души», собирающий в течение жизни «сноваживущего» всю информацию о его личности, а в момент смерти «втягивающий» в себя его душу, которая после этого вселяется в новое тело. Или не вселяется – как Джи решит.
При этом о самой природе этой «души» и о том, откуда она берётся в сугубо материалистическом мире, ничего не рассказывается.
По большому счёту и роль Джи, хоть и объясняется материалистически, в корне мистична. Его фигура воплощает представления древних культур об императоре, божественной силой заставляющего функционировать весь подвластный ему мир, причём не только социально-экономические механизмы, но и природные стихии. Так что официальная религия империи – культ божественного Джи – выглядит вполне уместно, как и культ римских цезарей или китайских ди.
Однако ажлисс императору мало – ему необходим экзекутор, то есть, главная героиня. О месте рождения Крошки известно мало – это составляет одну из интриг романа. Она усиленно ищет свои корни, но выясняет лишь, что в младенческом возрасте была взята императором с некой отдалённой планеты, причём было это настолько давно, что найти там каких-то её родных нереально. Надеюсь, в последующих книгах эта линия будет продолжена.
Крошка – тоже ажлисс, но её сверхспособности куда выше, чем у остальных. Она способна изменять своё тело, превращаясь из девушки в юношу, из юноши – в могучего мужчину или даже в хищное животное. Она может входить в сознание людей, не только сканируя их, но и управляя их поведением. Она непобедимый боец и одновременно сказочная любовница (или любовник), способная удовлетворить любую прихоть партнёра. В общем, я бы сказал, что образ этот несколько мэрисьюшный – если бы не некоторая ирония, вложенная в него автором.
К слову, авторская ирония, иногда довольно мрачная, в романе не редкость, и это составляет одну из его привлекательных черт. Скажем, основой питания для всего населения громадной империи являются… личинки мух, в гигантских количествах выращиваемые на государственных заводах-фермах. Получается, что Джи – «повелитель мух»?..
Но вот зачем ему нужна Крошка (на самом деле, Крошки – героиня романа всего лишь последнее звено этого эксперимента)? Нет, конечно, он использует её очень активно – и как выездного палача, учиняющего скорую кровавую расправу над провинившимися, и как ценный эротический подарок для заслуживших, способный по желанию одариваемого принять любую форму, и в качестве временной жены и матери детей какого-нибудь инопланетного вождя, которого намерен привязать к империи.
В общем, Крошка – инструмент весьма полезный. Но при этом и опасный, и Джи это прекрасно знает. Фактически, он создаёт единственное существо, способное покуситься на его власть – потому что экзекутор обладает способностями, сопоставимыми с императорскими.
То есть, перед нами старая история Франкенштейна, своими руками мастерящего для себя чудовище – нисколько не менее страшное от того, что предстаёт в модном нынче образе «дитя-убийцы». Трудно заподозрить, что император делает это скуки ради или вследствие подсознательной суицидальности – не такой Джи человек, он всегда тщательно планирует все мелочи и прекрасно знает, чего хочет.
Опять же ближе к концу романа автор, кажется, делает попытку разрешить это противоречие: судя по всему, Джи просто готовит своего преемника, но, на мой взгляд, это сомнительно. Конечно, можно вспомнить правило двух ситхов из киноэпопеи «Звёздные войны»: всегда есть лишь ситх-учитель и ситх-ученик, и, когда последний войдёт в полную силу, он должен убить учителя. Однако автор рисует Джи как личность рациональную и нимало не деструктивную – в отличие от какого-нибудь Палпатина, способного лишь тиранить народы, злодейски похохатывая на чёрном троне, пока не придёт джедай и не усадит его в лужу. Джи не может не понимать, что в его случае подобное правило разрушительно скажется на империи. Да он и вообще, похоже, не собирается уходить из мира ещё неопределённо долгое время. Так что, возможно, его объяснение – всего лишь хитрость, а в последующих романах читатель лучше станет понимать его мотивацию.
К слову, на мой взгляд, император – один из наиболее симпатичных персонажей романа, хоть и исполняет роль антагониста. Это не властолюбивый монстр по подобию прочих стандартных «тёмных властелинов», а умный человек, учёный, возможно, изначально альтруист. Просто он в своё время был поставлен в обстоятельства, когда должен был или возглавить империю, или погибнуть. Он предпочёл власть, и за долгое время она изменила его, сделав в чём-то больше, а в чём-то меньше, чем человек.
Его фигура олицетворяет собой пример того, как без связи с идеалом отмирает мораль и гуманизм переходит в людоедство. А происходит это, когда человечество остаётся один на один с самим собой и пытается творить мир самостоятельно, на выходе получая уродливое подобие истинного Творения – не Адама, но Голема.
Поэтому, для собственного читательского удобства я пока предпочитаю опираться на схему, возможно, далёкую от истины, согласно которой, если Джи – квазибог этого унылого мира мухожуев, то ему для равновесия необходим противник. То есть, квазисатана, каковым и является экзекутор. Но это – чисто умозрительная абстракция.
Однако экзекутор не получается прямо из «пробирки», его надо созидать, долго и кропотливо. Так что, в полном соответствии с названием романа, главная героиня на всём его протяжении, отчаянно рефлексируя, перерождается в это чудовище. Методы, которыми Джи при этом пользуется, вполне действенны и… очень жестоки. Они похожи на технологию «промывки мозгов» в тоталитарных сектах или мнемонические приёмы дзен-буддизма, когда учитель для закрепления поданного материала вдруг бьёт ученика или другим способом неожиданно вводит в его в стрессовое состояние.
Но для начала император влюбляет Крошку в себя, так, что она уже не может жить без обожаемого Джи, в каком бы виде ни пребывала. При этом Джи без зазрения совести и какой-либо жалости пользуется манипулятивными психологическим приёмами, сексом и насилием, продуманной системой поощрений и наказаний. Постоянные трансформации тела будущего экзекутора, а также чреда смертей и возрождений, призваны раздробить его личность, вызвать для вящего удобства манипулирования подобие диссоциативного расстройства. Хотя и в женском, и в мужском, и в зверином виде в глубине своего существа она остаётся той же восторженной, эмоциональной, взбалмошной и иногда раздражающе наивной девицей.
Инициация экзекутора начинается с того, что Джи заставляет Крошку прирезать её живые игрушки – биомеханических зверушек, к которым она привязана, как маленькая девочка к плюшевым игрушкам. Крошка беспрекословно исполняет приказ – словно Кристофер Робин зверски убивает Винни Пуха с Пятачком – и её перерождение начинается. Библейская ассоциация с жертвоприношением Авраама очевидна, однако руку Крошки не остановил никакой ангел. В конце книги это довольно изящно закольцовано другим императорским приказом – убить крошкиного единственного друга (а может, и больше, чем друга). Потрясённая Крошка приказ исполняет, но потом бунтует и рвётся на свободу. Но это тоже значится в иезуитском плане Джи, и вот на фоне бушующего вулкана рождается страшный экзекутор – ни дать ни взять Дарт Вейдер во всей красе является на Ородруине…
Но не стоит думать, что идея книги ограничена эпическими ужасами в далёкой-далёкой галактике. Вовсе нет. По большому счёту это роман о свободе воле, об извечной трагикомедии межгендерных отношений, сдобренной, как водится, фрейдистскими отсылками, о людских отношениях вообще, о любви, преданности, предательстве и становлении человека. И всё это облечено в упаковку «истории вещи», будь то оловянный солдатик Андерсена или золотая монета Василе Александри, или разумная удавка принца Мерлина упомянутого Желязны (история последней, правда, лишь намечена в набросках к третьей, не написанной книге о принцах Амбера, но именно это орудие убийства, на мой взгляд, ближе всего к образу Крошки-экзекутора).
Значительная часть истории посвящена исследованию границ свободы воли. Кажется, автор полагает, что она ограничена влияниями на человека его ближних, создающих для личности обстоятельства непреодолимой силы, грозящие превратить её в одушевлённую вещь. Однако суть этого проклятого вопроса лежит выше (или ниже) человеческого уровня. И абсолютно логически обоснованного ответа на него не дала ещё ни одна теология или философия. Так что убеждение, разделяемое, похоже, и Становой, что свобода воли реальна, тоже лежит в области веры. Как и прочие вопросы, выходящие за пределы нашего мира.
Остаётся лишь указать на сильные и слабые стороны романа. Во-первых, он хорош своим замыслом и честными авторскими попытками его реализовать. Во-вторых, склонность и знание автором биологии позволили ей создать очень любопытный фантастический биотриллер, что в литературе, вообще-то, редкость. Правда, другой стороной этого стали физиологизмы, иной раз довольно неприятные, даже переходящие в треш. Например, в сцене казни (вообще-то, написанной сильно), пыток Крошки, её приключений в образе кварга и так далее. Что же, иной раз фантасты (и не только) не прочь таким образом поэпатировать публику, вспомнить хотя бы «Пир потаённый» Филипа Фармера.
Лично меня порадовали тут и там разбросанные по тексту меткие и едкие авторские афоризмы: «из влюбленной дуры можно за пару секунд сделать дуру ненавидящую», «здорово, что хождение в туалет не обставили ритуалами», «я чувствую себя, как бельевой шкаф на учениях», «любовь приходит и уходит, а в жизни надо просто придерживаться правил», «из жертв получаются лучшие палачи» и так далее.
Очевидно, что автор тщательно работала с текстом, например, по довольно остроумно стилизованной речи арнов. Однако сама структура романа порядком недотянута. По большому счёту он представляет собой серию новелл, сюжетно связанных, но, по существу, отдельных. Напоминает «Королей и капусту» О. Генри, однако это произведение часто и критикуют как раз за то, что автор просто неуверенно чувствовал себя в романном формате. «Экзекутор» в этом отношении тоже нечто среднее между классическим романом и сюжетно обрамлённым сборником новелл, что явно не идёт на пользу авторскому замыслу.
Действие развивается чересчур неторопливо. При упомянутой слабой прописанности вторичного мира, в тексте много «местных» терминов, значение которых объясняется в отдельном словаре, что не очень удобно для чтения. На мой взгляд, без доброй половины этих словес можно было легко обойтись.
Встречаются длинные и маловнятные пассажи, например, прямая речь Джи, в которой он объясняет Крошке, как лечить людей – аж на четыре абзаца. Утяжеляют текст и частые флешбэки, и вычурные мутноватые фразы («разной степени обрюшенности»).
Второстепенные (да и не только) персонажи часто ярки, но неглубоки, словно двумерные, что создаёт несколько лубочное впечатление.
А иной раз наблюдается не очень приятный перехлёст с сантиментами и пафосом.
Наконец, в романе есть прямые заимствования из фантастики, к примеру, взаимозамещение кусков двух миров взято из старого романа Франсиса Карсака «Робинзоны космоса». Впрочем, в эпоху постмодерна это уже, кажется, не грех…
Однако при всех этих просчётах роман Становой остаётся ярким образчиком русскоязычной «неформатной» фантастики. Хочется пожелать автору завершения трилогии – дальнейшее развитие личности экзекутора и его отношений с Джи вызывает во мне искренний интерес.