Рецензия на роман «В поисках Света. Часть I»
...Попытка свести воедино языческий пантеон, скажем, мексиканцев, индусов, норманнов, карело-финнов и греков - задача интересная творчески, но технически, как мне казалось, почти нерешаемая. Каждый народ, и в этом главное препятствие для реализации подобной идеи, мнит свой эпос единственным и неповторимым, в результате чего Зевс никогда не затеет бой за первенство по управлению миром с Одином, да и Кетцалькоатль драться с Цербером не будет. Они друг для друга просто не существуют.
Однако здесь автор предпринимает попытку вместить в текст невместимое. При этом правильно выбирает темп речи: это медленное, неторопливое, почти хтоническое развитие повествования, в котором само описывающее всё сознание вмещает мало и не осознает самого себя. Проще говоря, это почти подсознание ребёнка, чья память отрезана моментом появления на свет. Минута речи тут равна минуте восприятия, и мы погружаемся в авторский мир на равных с героиней.
Сама личность героини явно вмещает в себя несколько «сущностей», и мы по ходу действия видим их проявления, но понять, эманации ли это языческого, народного божества, человека или нечисти нам пока трудно. Интересными рудиментами времени всплывают реалии советского быта, благодаря которым создаётся странное единство пространственно-временных связей, единой цепи бытия. Я впервые вижу советское прошлое под таким странным углом.
Из текста также становится понятно, что автор разделяет идеи буддизма и индуизма о колесе перерождений, но творит в рамках христианской доктрины. Богословски это синкретизм, а творчески задумка хоть и не без сложностей, но к концу тома оформляется в целостность и принимает чёткие эпические очертания. Это мир, населённый хтоническими существами, и люди зачастую выступают с ними на равных. В этом мире почти нет чёткого бинарного деления на добро и зло, за исключением нескольких эпизодов, вроде утопленного дедом мальца.
К несомненным достоинствам повествования отнесу манеру письма, описывающую жизнь героини и её видение своих родственников, видение слишком мудрое для ребёнка, но рисующее чёткую картину людской нечисти, погрязшей в пороках. Правда, я запуталась в бабушках и дедушках героини. Не слишком ли много родни?
Сцены мистические с Отшельником слабее: стилизация - дело тонкое, и герои этих эпизодов кажутся ненастоящими, а их речь - излишне вычурна. Против них и то, что мотивы их поступков неясны, а личности не раскрываются. Хуже всего удались сожжённые письма: тут манера письма ни средневековая, ни античная, а просто ломаная и путаная. Их лучше оформить как «мысли на ветру» и упростить по типу молитвы.
Понравился ли текст? Несмотря на войну, объявленную автором русской пунктуации, текст самобытный и интересный. Отдельно отмечу полное отсутствие клишированных эпизодов: действие ни в коей мере не является фанфиком, уныло-надоевшей «писаниной по мотивам». Здесь всё, кроме фольклорно-языческих идей, своё, выношенное, и пусть местами не до конца продуманное, но везде оригинальное, базирующееся исключительно на собственной фантазии и своих знаниях. Это весьма ценно. Сегодня вторичность сюжетов стала глобальной проблемой литературы, и приятно читать что-то, свободное от избитых и повторяющихся моментов. Непредсказуемость сюжета - большой козырь книги. Здесь принцессы не ждут принцев, все дороги ведут не в Рим, а куда угодно, и кот за спиной героини - то ли кот, то ли чёрт, то ли чёрт знает кто.
Надеюсь, к концу этой эпопеи автору удастся усадить на ствол Мирового древа Одина греческих богов с башкирскими огнёвками и финским Ильмариненом.