Рецензия на роман «Я, хобо: Времена смерти»
В моей жизни читателя случилось яркое событие: «Я, Хобо» Сергея Жарковского.
Слово хобо означает бродяга, отсюда хобосексуал - человек, вступающий в сексуальные отношения с целью решения жилищного вопроса. У Жарковского хобо – это что-то вроде космического зомби или вампира. Ну вы понимаете, твердую НФ сейчас не читают, если в ней нет вампиров. Протагонист, осознающий себя в качестве хобо, летит к Земле, чтоб уничтожить ее, а по дороге вспоминает, как дошел до не-жизни такой.
После такой завязки ждешь чего угодно, только не бодрого жизнеутверждающего производственного романа в духе ранних Стругацких. А там именно он. Отважные и веселые космачи героически преодолевают трудности и проявляют чудеса взаимовыручки. У них есть высокая цель, они тянут Трассу в далекий космос.
В какой-то момент начинает казаться, что для космонавтов, какими их обычно себе представляешь, реябта слишком ранимы и легкомысленны. Но этому быстро находится объяснение: никто из них не проходил никакого отбора, все они – клоны, созданные пятнадцатилетними для жизни и работы в космосе. У них свой сленг, свой синтаксис, свой культурный багаж, но при всем при том каждый – яркая индивидуальность, и все они очень человечны.
А потом появляются земляне, они говорят на хорошем литературном языке и у них близкий читателю культурный багаж, а вот в остальном все крипово. Клоны для них на одно лицо, так, расходники, и есть цели, а что до средств, сами должны понимать, не дети уже.
Очень все по-чесноку, очень до конца.
Но самое интересное не это. Самый классный герой романа – это его синтаксис, как в «Анафеме» Стивенсона. Суть не в действии, суть в погружении в мир героев через их язык, их понятийный аппарат, их культурный контекст. Место и время создания произведений различаются так, что едва ли речь может идти о каком-то заимствовании. Скорее таким будет наше пост-пост, наше мета-мета.
«Анафем» на самом деле еще относительно гуманен к читателю, там при всей навороченности структуры и синтаксиса как начинаются приключения четырех друзей с разным темпераментом, так и идут до конца. То ли дело у Жарковского. Там в самом начале появляется сет персонажей, но как только читатель привычно наметил среди них атоса-портоса-миледи, внезапно начинают действовать совсем другие герои, а из первого набора кто-то, может, появится в паре эпизодов, но это не точно. Эти тоже не занимают сцену долго, оперативно перетасовываются и сменяются кем-то совершенно иным, и так много раз. Входят табором цыгане и немедленно выходят.
Как долго я тебя искала, книжка!