Рецензия на роман «Грехи отцов»
Книга получилась на удивление уютной, хотя, казалось бы, сюжет к этому не располагает. Для него выбрано время перед самой границей двух эпох правления: Анна ещё у власти, но уже раздаются голоса в поддержку Елизаветы, и в воздухе витает какая-то смутная тревога. Размах романа тоже совсем не камерный. На страницах книги появляются обе императрицы и их двор, а главные герои оказываются вовлечены в заговор, ставящий целью возвести Елизавету на престол.
Все эти события в «Грехах отцов» служат не просто историческим фоном – они образуют сюжет, напрямую влияя на жизнь героев. Частная жизнь оказывается неразрывно переплетена с государственной политикой (с закономерными последствиями для тех, кто попал в эти жернова).
Кроме того, в романе хватает приключений, поединков, моментов столкновения с опасностью. Но каким-то образом, несмотря на все остросюжетные эпизоды и на масштаб «взятого в кадр» отрезка истории, книга создаёт впечатление уютного, тёплого чтения.
Рискну предположить, что дело в первую очередь в удачной стилизации под речь восемнадцатого века. Автору удалось соблюсти баланс, не переусердствовав с аутентичностью. Персонажи книги используют не только характерные для своего времени слова, но и, что менее заметно, устаревшие обороты и иной, чем сейчас, принцип построения фраз. Однако чтению это не мешает. Язык книги – живой, лёгкий, естественный, и стилизация вписана в него органично. Нет ощущения, что этот приём используется избыточно.
— Удачи тебе в твоих авантюрствах. — В глазах его прыгали искорки. — Постарайся воротиться до побудки. На самый крайний случай — к семи часам. Если молитву пропустишь, ещё, может, и не заметят, но коли не явишься к началу занятий — точно засекут. Первым часом латынь. Иогашка Цетлер всегда списки фискальные составляет. Дотошный, немчура…
При этом в романе неизменно учитывается возраст, характер, социальное положение персонажа – и речевые характеристики изменяются так, чтобы их подчеркнуть. Речь молодых людей – более живая, речь старших звучит суше и церемоннее, слуги и крестьяне говорят простонародным языком.
— Беда, батюшка… Сидят аспиды ядовитые, каркадилы вавилонские, уж второй месяц — ровно хозяева заправляют: водку пьют, лаются непотребно, в кабак меня гоняют. Тебя, голубь мой, караулят. Вот уловим, говорят, твоего барина — и на дыбу его. — Голос Акима задрожал.
Единственным словом, на котором я споткнулась, оказалась «самоволка», попавшая в книгу, как я понимаю, из-за своего разговорного оттенка – и впрямь, трудно представить, чтобы кадет-прогульщик пользовался официальным термином вроде «самовольной отлучки». Но, судя по тому, что «самоволка» была включена в словарь-справочник по материалам прессы и литературы 60-х годов, выражение это молодое, и с ним автор промахнулся. Тем не менее, других примеров неуместно использованных слов я в романе не нашла – возможно, их и нет. Видно, что автор хорошо понимает, что делает, чувствует характер эпохи и характеры персонажей, и знает, как это показать через язык текста.
При этом в моменты наибольшего эмоционального напряжения стилизация прикручивается до минимума, речь героев практически приближается к современной, и в этом тоже виден авторский расчёт: в эпизодах, которые должны захватить читателя, дистанция между ним и героями становится минимальной.
— Я хочу вас видеть! — повторил он глупо. — Простите меня, должно быть, так поступать не принято. Я всё время совершаю ошибки… Но мне очень нужно вас видеть. С тех пор как я вас встретил, я всё время о вас думаю, я мечтаю повстречать вас снова, я ищу вас даже там, где вас быть не может. Я не знаю, как это принято говорить и как принято поступать. Если этими словами я вас оскорбил или обидел, простите! Я скорее умру, нежели обижу вас намеренно! Понимаю, вам странно слышать подобное от почти незнакомого человека, ведь я даже не знаю вашего имени, — он перевёл дух, сердце стучало в горле — часто, торопливо, неровно.
Но выбор слов – это только половина той магии, которая создаёт атмосферу. Вторая половина – выбор ритма.
Сюжет романа развивается бодро, но без спешки; так же выстроен и темп отдельных эпизодов, так же выдержана скорость фраз в диалогах. Нагляднее всего ритм демонстрируют сцены сражений:
Нежданный спаситель на скаку врезался в гущу нападавших, опрокинул одного и соскочил с седла. С весёлым гиканьем он налетел на второго, и шпага, нацеленная в горло Алексею, дрогнула и пронзила плечо. В следующую секунду атакующий получил от незнакомца удар в грудь и кулём осел на землю.
События развиваются стремительно, и это достигается отсутствием лишних слов и музыкальной плавностью фраз. Но это, образно выражаясь, стремительность пущенного в галоп коня, а не стремительность гоночного автомобиля. Если описать в том же ритме поединок в современных условиях, где в ходу совсем иные скорости, он покажется неубедительно медленным, слишком плавным и сглаженным. А в антураже восемнадцатого века эпизод смотрится совершенно органично и достоверно.
Думаю, именно сочетание ритма и стиля делает книгу такой тёплой. Ведь описывается в ней вовсе не какая-нибудь идиллия. Герои – совсем ещё молодые юноши и девушки, – сталкиваются с интригами, опасностями и несправедливыми обвинениями, оказываются замешаны в политических заговорах, теряют родителей или идут против их воли. Они попадают в сложные, иногда угрожающие жизни ситуации – и выходят из них с достоинством, проявляя при этом свои лучшие качества. Им быстро начинаешь симпатизировать, а под конец – и по-настоящему переживать за их судьбу.
Характеры героев-мужчин получились достоверными, яркими и непохожими друг на друга. Сёстры Элен и Лиза менее выразительны, и это отличие бросается в глаза. Их черты начинают проявляться по мере развития сюжета, но всё-таки существенно уступают образам Алексея, Филиппа и Владимира. Девушки обладают только эмоциональными характеристиками – Элен легкомысленнее и доверчивее, Лиза более сдержанная и строгая. Личности как таковой – предпочтений, увлечений, вкусов, желаний – у них нет. Она более-менее оформляется к концу романа, причём только за счёт любви – вне этого чувства Элен и Лизы словно бы не существует. Любовь формирует у девушек характер, но та часть личности, которая не имеет отношения к вспыхнувшему чувству, так и остаётся пустым листом. Мы видим, как сёстры вышивают, читают, учатся, но понятия не имеем, нравится ли им что-то из этого, не знаем, что интересует их на самом деле. В плане проработки характера девушки уступают даже второстепенным персонажам романа.
В то же время достоверным и выразительным вышел образ служанки Сони. Мать девушек, жёсткая и прагматичная, не слишком симпатична, но её мотивы и ход мыслей понятны и по-своему логичны.
Особенно удачен образ главной злодейки, постепенно раскрывающийся и усложняющийся. Читатель видит его как бы в перспективе, в развитии – и ужасают обстоятельства, создавшие из любящей девушки хладнокровное и коварное чудовище. Но невольно закрадывается вопрос, который позже зададут ей и другие герои: одни ли обстоятельства виноваты, не сама ли она сделала такой выбор?
Наиболее же проработанным и живым, как ни странно, получился образ будущей императрицы Елизаветы Петровны, действующей, по сути, всего в паре эпизодов. Но даже в этом небольшом объёме текста её жизнь, характер, личность показаны полно и убедительно.
Что было важным лично для меня: положительные герои – действительно положительные. Не сусальные: у того же Алексея характер далеко не ангельский, да и все остальные не идеальны. Но храбрость, гордость, честь – для них не пустые слова.
Структура романа выстроена очень грамотно: любовь и чувства перемежаются опасностями и приключениями, напряжение нарастает постепенно, и за промежуточным финалом следует глава-приманка, завлекающая читателя во вторую часть.
Отдельный плюс книги – чистый и богатый язык. Описания, встречающиеся в тексте, не затянуты и фокусируются на главном. Роман украшают метафоры, встроенные в него гармонично и незаметно.
Пытаясь коснуться губами её щеки, сконфуженный Филипп вновь ощутил себя тевтонским рыцарем в железных латах. Елизавета со смехом оттолкнула его и выскользнула из заржавевших объятий.
И последнее – возможно, самое важное, что нужно сказать об этой книге. Роман работает с одной из «вечных» тем: конфликтом взрослых и очень юных людей. В узком смысле – отцов и детей, на что намекает название: Алексею и Филиппу приходится в прямом смысле отвечать за грехи своих отцов. В широком же смысле это конфликт старого и нового мира, который символизируют Анна Иоанновна и Елизавета Петровна.
Темы такого масштаба зачастую опасны для авторов: они не прощают неточности, фальши и бездарности, высвечивая слабые стороны книги. Но в случае этого романа можно уверенно сказать, что автор справился с темой и сумел, оставаясь в её русле, сказать то, что важно для него – и то, что интересно и понятно читателю.
____________________________
Рецензия написана по договору, бесплатно, как на все хорошие книги. Подробности тут: https://author.today/post/59197
«Грехи отцов» добавлены в подборку "Безымянная библиотека".