Рецензия на повесть «Жаркое лето. Повесть о трех потоках, рассказанная вожатым»
Добрый день, уважаемые читатели! Мы продолжаем аттракцион рецензий на ваши произведения, и сегодня это отзыв на книгу Натальи Болдыревой «Жаркое лето. Повесть о трех потоках, рассказанная вожатым».
Общее впечатление от книги.
«Жаркое лето» оставляет впечатление черновика потенциально хорошего романа. Целостного впечатления составить не получилось по причинам, которые, в меру сил и возможностей, раскроем ниже. Пока же, говоря о произведении в общем, хочется отметить солнечное и улыбчатое послевкусие с тонкими нотками ностальгии. Это как «Добро пожаловать, или посторонним вход воспрещен» с фантдопом для антуража.
Сюжет заявлен уже в аннотации: главная героиня, студентка Татьяна Камнева, прилетает на планету Акварис, чтобы выяснить обстоятельства гибели ее родителей. Но не просто так, на Акварис она прилетает в качестве вожатой в детском лагере. Отсюда и «три потока» в подзаголовке. Нет, речь не о тех потоках, которые вода, а о тех, которые дети. И вот это уже сходу настораживает.
Настораживает почему? Потому что ясно, что у нас будут трое различных наборов детей, сменяющих друг друга. Это неплохо для сериала, но для ван-шота — сомнительно. Читатель привыкает к героям, а их потом — бац! — и меняют на других. Так оно по итогу и получается, и это одна из причин, по которым целостного впечатления составить не получилось. Но не главная.
Глубокое недоумение вызвали действия Татьяны по расследованию обстоятельств смерти родителей. А вернее — отсутствие этих действий. У нас три потока. В первом Татьяна увидела фотографию родителей, во втором поговорила о них с директором лагеря, в третьем — с человеком, который действительно что-то знает. В промежутках же героиня с заявленной целью никаких действий для достижения этой цели не осуществляет. Она полностью погружена в выполнение служебных обязанностей. О ее отношениях с детьми и коллегами книга и повествует.
Вот и получается, что у нас формально идет расследование тайны, а по факту — то, что в аниме называется «повседневность». И, видит бог, в повседневности нет ничего плохого, взять хоть великолепные романы Фэнни Флэгг. Но в нашем случае «зрительская масса требует разъяснений». Если для Татьяны так важно это расследование, то почему она им не занимается? Если не так уж важно, то зачем оно заявлено аж в аннотации? Получается, что обещают нам детектив, если не триллер, а подают повседневность, лишь изредка вставляя эпизодик, связанный с расследованием.
Кстати, впечатление именно такое: будто сначала была написана простая и светлая история о детском лагере, потом возникла кульминация, а уже после этого к ней пристроили откровенно непослушную подводку с изначальной мотивацией Татьяны.
Сам по себе элемент триллера/детектива, как можно догадаться из вышенаписанного, крайне слаб. Татьяну ведет череда случайностей, а в финале спасают третьи силы. Но на этом не хочется акцентироваться, потому что элемент этот, в процентном соотношении, будет весьма невелик. А повесть о другом, она — о трех потоках.
И вот этот сюжет автор раскрывает отлично. Складывается впечатление, будто автор не понаслышке знает, что такое работа с детьми в лагере. Во всяком случае, погружение при чтении идет полное, как будто фильм смотришь. Ну, тот самый, вроде «Добро пожаловать, или посторонним в…».
Мы узнаем самых разных детей, мы проникаемся их проблемами, нам становятся близки и мальчик, который плачет, потому что соскучился по маме, и девочка, безответно влюбившаяся в вожатого, и детдомовские ребятишки.
Однако шлепнем ложку дегтя, не все так гладко, как хотелось бы. В грамотно выстроенном сюжете все элементы так или иначе работают на этот сюжет, все линии постепенно стягиваются в тугой канат и — бабах! Так вот, здесь подобного не происходит. Потому что заявленная магистральная сюжетная линия идет урывками и в параллель, а в лагере, такое чувство, автор просто отдыхает душой. В результате все элементы, связанные с детьми, никуда не встраиваются, а сюжетные линии безвольно повисают.
В свете этого печально смотрятся попытки исправить дело формальным следованием структуре. Особенно ярко это заметно на примере астматика из третьего потока. В начале потока нам заявили, что он астматик, и у него есть вундервафля для спасения его во время приступа. Ну и, раз вундервафлю повесили на стену, в конце из нее таки выстрелили: у мальчика случился приступ, и его спасли. Но зачем был этот мальчик? Зачем ему астма? Зачем вундервафля?.. Он ровным счетом ничего не изменил в истории.
Подводя итог по сюжету, повторим: впечатление — как от черновика хорошего романа, который требует серьезной доработки. Пока непонятно, что мы читаем: детектив? триллер? дневник вожатой Тани? любовный роман?.. Можно сделать смесь всего названного, но то, что есть, этой смесью не является. Оно разделено на слои, которые очень неохотно вступают в диффузию.
Героям хочется поставить десять баллов из десяти. Хорошие, жизненные, их видишь, им веришь, им сопереживаешь. Главное — они простые и понятные, не обременены какими-то мировыми скорбями. Помимо основной Татьяны, можно отметить Артура, который проделывает серьезный путь от здоровенного маменькиного сынка, который только бесит, до настоящего мужика, которого уважаешь. Не то чтобы он меняется таким образом, нет, это он так раскрывается перед читателем.
Замдиректора, Любовь Викторовна, тоже порадовала. Строгая, но справедливая. Особой погоды не делает, но образ вырисовался четкий. Ильсур, Ваня, Костик и Зевс также оставляют влажный след в морщине старого утеса. Все разные, все узнаваемые, со всеми по-своему интересно
Из детей запомнились Мамонтенок, девочка Марина, которая делала Татьяне макияж, Руслан (паровозик, который смог!!!), ну и парень с вундервафлей, куда ж без него.
Кто расстроил? Макс, бывший парень Татьяны, и злодеи уровня космических пиратов из приключений Алисы Селезневой. Макс поначалу был неплох, ой как неплох, когда пробил Татьяне с локтя. Но в конце… Вообще, это надо бы в графе «сюжет» прописать, но там уже достаточно ругались. Короче: кульминационная сцена «Жаркого лета» безжалостно слита. Герои кричат друг на друга шаблонами, действуют как в глупых голливудских подростковых фильмах. Макс не постеснялся даже на полном серьезе выдать: «Вернись, и я все прощу».
Контраст с лагерной жизнью настолько разителен, что вызывает недоумение. Как будто топором кто помахал, наскоро нарубив какой-никакой финал.
Опять же, нельзя не отметить читерство в проработке Макса. Лишь после той его выходки на матче мы внезапно узнаем, что «да он всегда таким был». Оказывается, Макс — опасный психопат с комплексом бога. И он таким получился сразу: бах, и всё.
Тут хочется привести контрпример — бывший муж Сэйди из «11.22.63» Стивена Кинга. Сюжетный элемент идентичен: девушка строит отношения с парнем, которого любит, но тут на горизонте возникает ее бывший и заявляет свои права, будучи опасным психопатом. Но. Обратите внимание, задолго до его появления Сэйди во всех подробностях рассказывает главному герою о том, что за тварь ее бывший, и как она от него ушла, и почему она его боится. И еще до этого мы имели возможность наблюдать психотравму, которую бывший ей нанес, и мы гадали, что же не так с этой девушкой. Тут все было сделано гладко, ровно, комар носа не подточит. А история Макса и Татьяны — увы.
И еще момент. Татьяна. Да, то, что она студентка, было известно сразу. Но все же, когда где-то в середине прозвучало, что ей восемнадцать лет, у меня случился разрыв мозга. Всем своим поведением девушка производит впечатление двадцати пятилетней, не меньше. Она предельно собрана, ответственна, не склонна к авантюрам, ставит на место старших по возрасту и положению. Кажется, будто она уже давно по лагерям мотается и легко справляется даже с самыми серьезными неприятностями.
Язык и стилистика. В целом, неплохо, стабильный нарративный уровень. Блохи присутствуют, но мы их ловить не стали. Вычитка тексту, конечно, не помешает, однако то, что есть, читать очень даже можно. Глаз не вязнет и не спотыкается. Почти.
Ближе к концу стали напрягать лишь два момента. Героев постоянно то колотит, то трясет дрожью, а в минуту удивления они с завидным постоянством изгибают брови.
Фантдопущение. Есть мнение, что без фантдопа при большом желании можно было бы и обойтись. Вон, создатели «Каникул строгого режима» тоже сделали прекрасную комедийную драму о детском лагере, без всяких космолетов. Но все-таки в «Жарком лете» есть некая своя атмосфера. И возникает она на стыке советско-пионерской реальности и фантастического антуража. Тут голосуем за фантдоп, мотивация: «Мне нра».
Психология отношений. Если не смотреть в сторону Макса, то психология отношений в основном выглядит весьма аутентично. И зарождающаяся любовь, и любовь умирающая, и прочие социальные мосты.
Но. Да, такие мы вредные, опять у нас «но». Может, конечно, это и не к психологии отношений вопрос, а скорее к построению конфликтов. Так как претензии имеются именно к конфликтным ситуациям. Некоторые из них представляются несообразно раздутыми.
Например, мальчик покрасил себе волосы в зеленый цвет, чтобы играть репку в спектакле. Ну покрасил и покрасил, посмеялись, да забыли. Однако реакция Татьяны выглядит так, будто мальчик отрезал себе палец, положил его в ведерко со льдом и попросил подержать до конца спектакля.
Другого рода претензия — это невнятность и даже непонятность иных конфликтных ситуаций и их разрешения в особенности. Тут возьмем на себя смелость привести обширную цитату из текста:
Взявшись за ручку двери, задержалась на минуту, пытаясь унять колотье в боку и выровнять сбившееся дыхание. Не следовало входить туда вот так, запыхавшись.
Ни Паши, ни Маргариты Михайловны не было слышно. Только гневные Любочкины слова:
– Мы не просто немедленно вышлем тебя обратно, – говорила она, постукивая карандашом по столу, – о твоем поведении мы сообщим в школу. Я сама провожу тебя вплоть до орбитальной станции, а оттуда свяжусь с твоими родителями. У меня будет к ним очень, очень непростой разговор.
Я распрямилась, отнимая руку от все так же невыносимо колющего бока и, стукнув в дверь раз, вошла, кивнув присутствовавшим. Ведь я еще не видела с утра Маргариту Михайловну, а воспитанные люди здороваются при встрече.
Она сидела на вчерашнем своем месте, у дальней стены, будто продолжая вчерашнее разбирательство, вот только теперь Любочка выговаривала мне. Это был безусловный реванш, я ясно читала это в её бледно-голубых глазах. Паша сидел через стол, напротив. Я видела лишь его согбенную спину и судорожно вздрагивавшие плечи. Он тихо-тихо, безостановочно плакал.
Любовь Викторовна, грозно возвышаясь за своим столом, замыкала этот треугольник.
– А, вот и вы, отлично, – кивнула она мне в ответ на мой кивок, и продолжила, обращаясь к Паше, – ты понимаешь, чем это тебе грозит?
– Я прошу прощения, – сказала я, садясь на соседний с Пашей стул так, чтобы он почувствовал мое присутствие, какую-то поддержку рядом, но одновременно и так, чтобы не закрывать его от взгляда Любовь Викторовны. Как ни хотелось мне уволочь пацана отсюда подальше, я не могла этого сделать. И в этой игре были свои негласные правила. – Я прошу прощения, – повторила я, – но я не в курсе событий. Что произошло?
Паша всхлипнул надрывно и, закусив вдруг руку, принялся тихонько покачиваться.
– Вы не знаете, что творится в вашем отряде? – спросила Любовь Викторовна, изгибая бровь. – Великолепно!
– И все-таки, – я не стала оправдываться, понимая, что пришла сюда не за этим. – Что случилось?
– Этим утром Паша Выставной помочился на меня и грязно обругал, – произнесла Маргарита Михайловна громко, чеканя каждое слово.
– Что?! – слова эти никак не хотели укладываться у меня в голове.
– Мне повторить? – спросила Маргарита Михайловна ледяным тоном.
– Извините, извините, – смешалась я, опуская взгляд.
В голове крутилось только одно: «Господи, Паша, зачем ты это сделал?».
– Паша, зачем ты это сделал? – эхом повторила Любовь Викторовна, нагибаясь через стол. – Паша, посмотри на меня. Паша…
Паша сидел, кусая руку, отчаянно мотая головой и всхлипывая.
За спиной вдруг открылась дверь.
Я обернулась.
На пороге стоял повар, угостивший меня вчера соком с булочкой. Его поварской колпак, аккуратно свернутый, торчал из кармана передника.
– Здравствуйте, – сказал он, переступая порог. – Любовь Викторовна, вас можно?
– Мы скоро закончим, – сказала Любовь Викторовна, распрямляясь и придвигая к себе какие-то бумажки. – Маргарита Михайловна, передайте, пожалуйста, вашу докладную… Так, Паша, мы тебя слушаем. Зачем ты это сделал?
Маргарита Михайловна толкнула по столешнице лежавший перед ней лист.
Шагнув вдруг к столу, повар сел по другую сторону от Паши, разом скрыв того от взгляда замдиректора, и, подхватив докладную, передал её Любовь Викторовне, скользнув по строчкам бегло.
– Благодарю, – ответила та, не поднимая головы от документов. – Паша? Мы не закончим, пока ты не скажешь нам хоть что-нибудь. Объясни свои действия, будь так любезен.
Повар бросил взгляд на мальчика, потом посмотрел на Маргариту Михайловну. Та сидела, задыхаясь от возмущения. Его маневры с докладной не ускользнули от её внимания. Я приобняла Пашу, принялась гладить по судорожно вздрагивавшей спине, шептать что-то успокаивающее.
– Я не буду говорить, не буду говорить, не буду говорить, – повторял Паша еле слышно.
– Передайте, пожалуйста, воды, – попросила я повара, глазами указывая на стоявший на Любочкином столе графин.
– Минутку, – ответил тот, поднимаясь, чтобы налить воды в стакан, и когда он встал, на моем браслете сработал вдруг сигнал вызова. Виброзвонок ударил подобно электрическому разряду, пробежавшись от запястья к локтю.
Я вздрогнула от неожиданности. Сжала кулак, принимая входящий вызов. Оказалось, я привыкла уже к отсутствию связи. В ухо мне едва слышно шепнули: «Выпытывай, что случилось, у нее» – и прежде чем я смогла сообразить что-либо, послышался короткий сигнал отключившегося абонента. Я уставилась в спину поднявшегося повара, а тот, налив полный стакан, развернулся и, подмигнув мне, сказал:
– Давай я его напою.
– Спасибо, – ответила я, снимая руку с Пашиной спины.
Сцепив пальцы над столом, я уперлась подбородком в грудь, собираясь с духом, а потом подняла взгляд, посмотрев в бледно-голубые глаза воспитателя.
– Маргарита Михайловна, – начала я, – я прошу прощения, но я все-таки не понимаю, как такое могло произойти. У меня просто в голове не укладывается…
– Представьте себе, у меня тоже, – отрезала Маргарита Михайловна, леденея взглядом еще сильней.
– Простите меня, пожалуйста, – я должна была гнуть до конца, – я понимаю, что эта тема вам неприятна…
– Очевидно, не понимаете, – снова перебила меня Маргарита Михайловна, чуть повышая тон. В голосе её вдруг прорезались истеричные нотки.
– И все-таки, – я с трудом выдерживала её взгляд, – все-таки как же все случилось?
– Да, – Любовь Викторовна, наконец, закончив писать, подняла голову, – Маргарита Михайловна, время идет, – она бросила быстрый взгляд на запястье, – Паша молчит… Если вас не затруднит.
Сложив руки на столе, Любовь Викторовна смотрела на свою подругу в упор, а я, наконец, смогла чуть-чуть отдышаться от этой жутковатой игры в гляделки. От напряжения у меня затекла шея, ныли плечи. Но я боялась даже пошелохнуться.
– Когда я принимала корпус, – начала Маргарита Михайловна, и голос её стал вдруг деревянным, – техничка, убирающая на этаже, жаловалась мне на безобразное состояние туалетов по утрам. – Любовь Викторовна вопрошающе изогнула бровь. Я тоже слушала, не понимая, к чему ведет Маргарита Михайловна. – Этим утром, – она запнулась, поперхнувшись вдруг. Любовь Викторовна смотрела со все возрастающим интересом, я сидела, не смея вздохнуть, – этим утром, – продолжила Маргарита Михайловна, откашлявшись, – я прошлась по туалетам, чтобы проверить это.
Выражение лица Любовь Викторовны неуловимо изменилось. Она вновь опустила взгляд к бумагам на столе. Нашла и вынула докладную.
– Маргарита Михайловна, – сказала она, протягивая документ через стол, – вы понимаете, что вам придется либо переписать докладную, либо забрать её? – Повар приподнялся, и, вынув листок из пальцев замдиректора, положил его на столешницу перед воспитателем. – Вы будете переписывать?
– Нет, – ответила Маргарита Михайловна, беря бумажку и медленно разрывая её на части.
– Полагаю, на этом вопрос можно считать закрытым, – в голосе Любовь Викторовны звенела едва сдерживаемая ярость. – Жаль только, что вы, Маргарита Михайловна, потратили столько моего времени зря. Семён Михайлович, – поднявшись, она обернулась к повару, – что у вас?
– Мне не к спеху, – сказал повар, махнув рукой, – не буду вас задерживать.
– Благодарю, – ответила Любовь Викторовна, выходя.
Проводив её взглядом, повар обернулся к Маргарите Михайловне. Та минуту смотрела на него в упор, а потом вскочила, опрокинув стул на пол, и, обойдя весь длинный стол по периметру, вышла, наконец, вон, громко хлопнув дверью.
– Спасибо, – сказала я, оборачиваясь к повару.
– Пустяки, – отмахнулся он, и, встав, подхватил Пашу под мышки, будто тот был совсем маленьким, посадил его на стол перед собой. Снова налил и дал в руки полный стакан воды. – Пей. Давай, пей и успокаивайся.
– Я п-просто об-бернулся к-к ней, к-когда она открыла д-дверь, – Паша говорил между глотками, его зубы стучали о край стакана.
– Пей, – повторил повар, чуть подтолкнув стакан снизу, и повернулся ко мне, – а я смотрю, вы у столов сгрудились всем отрядом, потом подходит ко мне Ильсур… Пойду, думаю, гляну, что тут стряслось.
– Так вы приходили только из-за нас?! – спросила я, не веря.
– Конечно, – ответил он, улыбнувшись. – Я ведь предлагал тебе, обращайся, если что.
– Семён Михайлович, – я замолчала, не находя нужных слов, – …спасибо!
Жирным шрифтом выделены фрагменты, которые вызвали озадаченность. Что такого сделал повар? Ситуация видится следующим образом. ММ хотела подставить Пашу, и случайный инцидент представила, как злоумышленное действие, читай — солгала. Входит Татьяна. Перед ней Паша, который боится слово сказать в свою защиту, перед ней замдиректора, которая уверена в виновности Паши, перед ней ММ, которая практически торжествует победу.
Входит Семен, подает Татьяне светлую мысль, что надо бы расспросить ММ, дает Паше воды. Плюс, он бегло СМОТРИТ на докладную, а ММ из-за этого ЗАДЫХАЕТСЯ ОТ ВОЗМУЩЕНИЯ. Вот тут якобы идет некий перелом, после которого ММ вынуждена рассказать, как все было на самом деле. Но где этот перелом? Что изменилось? Она постеснялась повторить свою ложь при Семене? Но ведь он уже прочитал эту ложь в докладной. Или подумала, что теперь, когда Семен закрыл от нее Пашу, Паша перестанет бояться и расскажет свою версию? Но тогда не логичнее ли было бы и вправду дать слово Паше? Или ММ просто пришла на пресс-конференцию неподготовленной и внезапно поняла, что импровизация зашла в тупик? Но тогда при чем тут Семен, за что его благодарит Татьяна? Очень невнятная сцена. Итог понятен, предпосылки не ясны.
Это наиболее яркий пример. По мелочи в повести немало моментов, где необходимых логических связок ощутимо не хватает.
Основная мысль текста. В силу всего вышесказанного о структурном раздрае романа, сложно выделить основную мысль. Наверное, это просто история о том, как важно найти настоящую любовь. Причем, любовь тут не только к противоположному полу, но и к друзьям, к коллегам, к детям, к работе. Мысль, несомненно, этична и учит читателя правильному и доброму. За оригинальностью, надо полагать, автор не гналась, так что тут и придираться не будем.
Подведем итог. Исходя из проведенного разбора повести «Жаркое лето», можно сказать следующее:
- ударной силой произведения является описание жизни в лагере, история строится на череде микроконфликтов, жестко не связанных между собой;
- все, что не относится к лагерному быту, во-первых, выглядит инородным элементом, во-вторых, крайне посредственно воплощено;
- наличествуют определенные некритические недочеты в проработке строения сцен и развитии некоторых характеров.
Вердикт: как уже было сказано, это — черновик, заготовка для хорошего романа. В этой связи сложно рекомендовать для прочтения широкому кругу читателей. Историю в том виде, в котором она есть, оценят либо наименее взыскательные читатели, либо те, у кого хватит компетенции увидеть потенциал произведения и сосредоточиться на нем, а не на конкретном воплощении.
С уважением
Аристарх Главный
=========================================================================
Хотите рецензию от Лезвия Слова? Следуйте за белым кроликом: https://author.today/post/23603