Рецензия на повесть «Тупэмо»

Вроде бы и о подростках. И сюжет о типично подростковой проблеме. И язык удачно стилизован под живую речь. Но назвать книгу «янг эдалт» как-то язык не поворачивается: закрываю книгу почему-то с тягостным, тяжёлым ощущением. Как будто бы я только что сидел в маленькой и затхлой каморке, где не хватало кислорода; но вот каморка открылась — я вышел на улицу, попытался вдохнуть, а воздух всё не идёт.

С первых строк очень радует стиль, бодрый, под «поток мыслей». Поток этот иногда отвлекается, прыгает в сторону, но неизменно «живёт», а не нудит. Но с тех же самых слов нам уже говорят прямым текстом, что скоро случится что-то страшное:

Штаб появился у нас в феврале, тогда ещё Курыч живой был. В общем-то, Курыч его и «появил», это его идея. Я, конечно, понимаю, что не очень-то правильно называть его Курычем — он Саша был, Саша Виноградов. Но ведь никто его так не звал. Виноградов — поэтому Винокурыч, поэтому Курыч...

Итак, мы знаем, что Курыч скоро умрёт, и это предчувствие трагедии не даёт расслабиться ни на минуту. Подстёгивает ощущение беды и автор. Герои фотографируются — и книга напоминает, что это последняя фотография Курыча. Герои болтают, дурачатся — и книга напоминает, что это последний их разговор. Смерть садится рядом со мной, читателем, умостив рядом с собой свою косу, она молчит и не двигается, но я знаю — она ничуть не расслаблена, скоро Смерть взмахнёт косой... А этого всё не происходит.

Героине в дверь звонит подруга, говорит, «беда»... Мы напрягаемся, но дело лишь в том, что тошнит сестрёнку. За окном — скорая помощь, и снова напряжение. Но нет, это к какой-то бабушке...

О чём книга? Ксана, школьница из интеллигентной семьи, живёт в «быдлопосёлке». Автор рисует страшную, но реалистичную картину современной деревни, сонной от алкоголя. Кажется, что во всём посёлке из взрослых не пьют только родители Ксаны. Дети остальных семей расцениваются ими как «неблагополучные»; но — странная причуда — расцениваются как вакцина для дочери, чтобы та готовилась к взрослой жизни. Мать-психолог даже называет других подростков референтной группой для Ксаны; а отец только посмеивается, называя их «тупэмо».

Вообще, все герои чудо как выписаны. Детальками, случайно брошенными фразами... А уж пёс Пуфик, приведённый домой бабушкой, даёт семье раскрыться на полную. «Взвыл так, что даже папа его заметил. Оторвался от компа...»

Подростки развлекаются: катаются на льду, лазят по карьеру, строят штаб из овна и палок — в общем, ничего особенного. Не такая уж ужасная компания. Но вот родители Ксаны приходят к выводу, что «вакцинация» затянулась, запрещают ей общаться с Курычем и компанией, а мать приводит коллегу-психолога. Хочется схватиться за голову оттого, насколько несколько невинных фраз были поняты превратно:

— Как часто Курыч встречается с этим... узбеком?

— Но он...

— Оксаночка, мы ни в коем случае не должны топтаться на месте, помнишь, да?

— Но он не встречается!

— Уже нет? А где это происходило?

— Не... — пытаюсь протестовать я, но Ната тоже протестует:

— Я поняла, поняла. Поняла, что сейчас это уже не происходит. Я имею в виду, где это происходило раньше? ШТАБ — было у вас такое? Это в штабе происходило?

— Да ничего и не происходило! — возмущаюсь я. — Вы... вы не то говорите! Он не знал этого узбека! В первый раз видел!

— А ты — видела?

— Нет!

— А вообще — часто к вам взрослые приходили?

— Нет!

— Нечасто... Как ты разнервничалась! Сядь, сядь, как ты сначала сидела. Что же произошло?..

<...> Я не ребёнок, я понимаю, о чём спрашивает Ната, и мне становится страшно и обидно. Страшно — потому что я вдруг представляю тот штаб, о котором она говорит. Тот, где мы бы встречались с какими-то взрослыми и чёрт знает чем занимались бы. А обидно... обидно оттого, что я не могу объяснить: Курыч, в общем-то, о хороших вещах говорил. Как это теперь объяснишь?

Курыч уходит в карьер и отказывается выходить оттуда, если к нему не придёт Ксана. В этом даже не столько влюблённость, а бунт и бравада, ведь Ксана и сама знает, что влюблённость — больше напускная, скуку развеять.

Нельзя сказать, что Ксана страдает от родительского запрета; она общалась с тупэмо, чтобы не тухнуть психом-одиночкой. До истории с тупэмо она дружила с некоей Яной Маргулис, но та уехала... И мать задаётся вопросом — почему дочь с Яной не поддерживает связь, они ведь так дружили?

Думала, по сути, о заполнении места, о «Янозаменителях». И даже, казалось, их нашла... Я никогда не скучала по Яне, вот что я вдруг поняла. Она тоже была заполнителем места. Удачным заполнителем. Ну, или не неудачным. Сколько бы она ни знала, чем ни занималась, а мне никогда не было с ней по-настоящему интересно. Только удобно — и это всё.

Смерть Курыча, как это выглядит поначалу, не оставляет в сердце Ксаны глубокого следа. Та мечется по квартире — но, кажется, терзаясь лишь тем, насколько много в гибели друга её вины. Приходит женщина из поссовета, просит какой-то информации, и Ксану накрывает:

— А зачем вам эта информация? — спрашиваю я каким-то неожиданно звенящим, резким голосом. Он для всех оказывается неожиданным, даже для меня: ИЗПОССОВЕТА настораживается, мама и папа переглядываются, а я... я сажусь на край стола, как будто сама себя внимательно слушать собираюсь... — Может быть, эта самая информация Курыча оживит? Бывает такая информация? <...> Это мне надо было пойти — и забрать его с этого карьера, — А я не пошла — и не забрала. Вот это и есть моя самая главная информация, слышите?

Как реагирует мать, присутствующая при разговоре? «...истерика! Типичная конверсионная реакция!» — и это грустно. Грустно понимать, что профдеформация настолько сильна, что в ход идут диагнозы и обсуждение состояния дочери, вместо того, чтобы дать Ксане настоящую поддержку.

И у нас был ещё один семейный совет. На тему, что мне надо «пересмотреть свою позицию» — позицию, что это «якобы» я виновата. Это папа говорил. А мама говорила, что тут и пересматривать нечего, никакая это не позиция, обычная истерика.

Заполнители «пустого места» уходят, а само пустое место никуда не девается. С тем же остаётся и читатель. Будто бы ждал от концовки какого-то выхода, вывода... А его и не будет. Будет только тягостность и пустота.