Рецензия на роман «Чудные»
Как показывает опыт, если в названии романа прилагательное с двумя возможными (и не уточненными) вариантами ударения, а в аннотации и пояснениях очень много словесного винегрета с обещаниями юмора и спасительных трансформаций — жди беды. По крайней мере, с точки зрения стилистики, а вероятнее — и с остальных точек тоже.
Начиная говорить о мире, будем по неизбежности говорить и о героях, в первую очередь — о «потусторонних». Действие романа разворачивается в современном столичном мире, к которому прилепили аляповатой мистики из разряда «Квазибоженьке не все равно, сколько идиотов помрет от своего идиотизма, поэтому он шлет к ним вестников с того света». Вестники, отметим, не абы кто, а великие люди прошлого — от Пушкина и Моцарта до, внезапно, Довлатова и Иоанна Павла II. Куда подевались традиционно исполняющие эту функцию ангелы — непонятно, вероятно, автору хотелось уйти от классической религиозной парадигмы. Вернувшиеся к людям вестники умеют пить, участвуют в оргиях, испражняются куда ни попадя, в общем, явно обладают натуральными телами, но при этом становятся невидимыми или видимыми (в том числе после обливания водой), проходят сквозь стены, внушают мысли, могут примоститься на веточке дерева, аки птички. Такие себе «ангелы», да. Вообще выбор вестников, по тексту, идет чуть ли не наобум, и иногда приводит к провалам из-за неверного расчета квазибоженьки — например, Шуберту не помогло совсем, окончательно оскотинился и помер безблагодатно. Квазибоженька, стало быть, отнюдь не всеведущ и всемогущ, но больше напоминает директора захудалого центра психопомощи где-нибудь в ближайшем замкадье.
Героев «посюсторонних» в романе несколько, все они к моменту завязки сюжета либо медленно самоубиваются, то есть адски пьют и наркоманят, либо просто плывут по течению, пользы не принося ни себе, ни окружающим. Образы все яркие и также аляповатые, как матрешки на прилавке: продажный журналист Сергей Масловский — ценитель плюшевых мишек, показушно пропагандирующий ксенофобию и вечные ценности, композитор Евгений Вавилов — алкаш без семьи и будущего, актриса Фекла Жемчужникова (она же Танечка Просова) — изрядная распутница и жадная дура, певец Борис Кенаренко — разведенный красавец в тоске и печали, пьющий умеренно и падающий на ложа поклонниц направо и налево, поэт Илья Глуковский — невротик, бешено рвущийся к славе и бабкам, и наконец, супружеская чета — неудавшийся классик прозы, алкаш Дмитрий Борович и успешная писательница детективов Юлия, относящиеся друг к другу, как кот и собака.
По мере развития событий читатель вынужден наблюдать за копошением героев в окружающей заевшей среде: то Ольга, бывшая жена Евгения и нынешняя Сергея (в девичестве Соколовская), выкидывает новые коленца, то сосед и приятель Масловского Кенаренко распевается вечерком, то Борович под влиянием ссоры с супругой ищет у Масловского работу, то дочь Вавилова Лиза лечит подругу Феклу на пару с Одри, то сам Вавилов вспоминает о юношеском романе с Юлей Борович (Соколовской), то группа вестников драит швабрами его загаженную квартиру... Быт постепенно погребает под собой все, повествование плавно уходит к разухабистому мелодраматическому телесериалу — все друг другу родственники, свойственники и приятели, все страдают и рвутся к лучшему, но худшее все там же и не выпускает из цепких когтистых лап. Где-то между страданиями человеков Deus ex machina, он же квазибоженька толкает спич о Судьбе и о том, что каждому гению ею отмерен предел и не дай небо тот предел пережить, гений непременно кончит страшно и не прославится (новая теория в философии, нужно запомнить на будущее). Где-то мелькают тайные внебрачные дети, рак от чрезмерного курения, адюльтеры, смены профессий, смены партнеров, интриги, скандалы и расследования вперемежку с все более утомительной деятельностью вестников.
Книга едет по нервам тяжелым асфальтоукладчиком, сосредоточиться на хоть ком-то или чем-то не представляется возможным, так как все сливается в лоскутную дорожку с рваными кружавками по краям и мощным лозунгом «В Забвение все, вива мексикано сериало!», вышитым прямо по центру. В финале же ждет не просто хэппиэнд, а бешеная лавина свадеб, беременностей, найденных детей и прочего сусально-розового с примесью ванили и зефира. Богатые плачут, квазибоженька плачет, я так и вовсе рыдаю. От облегчения, что все кончилось.
Теперь о заявленном юморе, как основном стилистическом приеме. Юморить автор старается с первых же абзацев, но удается ему, к сожалению, редко. И дело не в отсутствии той самой искры таланта, а в том, что если искру предварительно замариновать в замшелом канцелярите и массе ненужных эпитетов и метафор, отбить злободневными политзаметками и поперчить концентрированным «Я», юмор умрет, не долетев до сознания реципиента. Тем более, тут замах не на простой юмор, а на ее величество сатиру. С большой буквы «С», отчеканенной золотом по мрамору. Но с сатирой-то нужно обращаться ох как умеючи, ибо это сабелька страшной силы, и при неверном взмахе она иссечет не предмет злости, а того, кто взял ее в руки. Помимо прочего, есть такое понятие, как «допустимая длина шутки». Одно дело, когда тебе рассказывают один-два анекдотика из жизни либеральной творческой интеллигенции, другое — когда много страниц подряд (15 авторских, Карл!) анекдотики пытаются выдать за худлит. Честное филологическое, для такого фокуса мастерство писателя должно быть равно божественному... А не вот такому «Припозднившиеся сотрудники мэрии в количестве трех голов» или такому «Диван, светлое будущее которого наступило и успело стать прошлым».
Кому рекомендовать это литературное творение, ума не приложу. Ну разве что рьяным любителям мексиканских мелодрам и мистики с привкусом скверной пародии.
Ах да, вот еще что — все время гадала, мужчина ли автор или дама, наконец решила, что мужик. Ежели ошиблась, смиренно прошу прощения, мозг пришибло свадьбами и летучим Моцартом.