Рецензия на роман «Самый лучший пионер: Том второй»

Противный пионер СССР
Как автор представляет себе любовь:
«– Чистое, невинное существо! – неподдельно восхитился я. – Как можно в такую прелесть х*й засовывать?
– Я тебя из машины сейчас выкину, – с нежной улыбкой пообещала Виталина.
– Не, – отмахнулся я и пристегнулся.»
Это, на минуточку, говорит 14-летний пацан, общаясь с приставленной к нему офицером КГБ.
А вот финал:
«– Больно? – спросил я, уложив уже голую девушку на диван, себя – сверху, а руку – на ее шрам.
– Меня можно трогать везде! – разрешила она.
Неловкая пауза на ФРГшные технологии…
– Мне было немножко больно и немножко приятно, – развела руками Виталина, чмокнула меня в губы и пошла в ванную.
Ох уж этот малолетний организм.»
Кроме того старпер, попавший в организм двенадцатилетнего пионера, пишет книги (ворует), сочиняет (ворует) песни и классическую музыку, разыскивает месторождения золота и других ценных металлов, ловит воров и сажает в тюрьму первых секретарей КПСС; мимоходом убивает Леонида Ильича Брежнева (вместе с водителем); рассыпает рестораторам уникальные рецепты тортов и салато; параллельно является сыном Андропова, которым управляет и которого воспитывает; снисходительно принимает на дому Судоплатовых, Магомаевых, Хилей и прочих сильных мира СССР. Все Зыкины в очередь выстраиваются, а Фурцева прижимает к коммунистической груди.
«…нас почтили своим коротким визитом («много дел» же) сама Фурцева, еще более «сам» Министр обороны Гречко (Судоплатов же «папа» спецназа в изрядной степени, и в армии его ух как уважают) и совершенно неожиданный для меня Гришин – все сказали по длинному тосту с пожеланиями всякого хорошего молодым, выпили-закусили и свалили, оставив нас с гостями «попроще», в виде моих знакомых деятелей культуры во главе с Полевым. Да даже Федин приперся, который глава Союза писателей – вот он мне прямо не понравился, в первую встречу-то толком не получилось пообщаться. Подлизывается, да, почти даже лебезит. Перед ребенком, мать его! Потихоньку буду думать, как его убрать и заменить, например, на Шолохова – классик умрет аж в 84 году, значит должность потянет. Если захочет, конечно.»
Причем все эти взрослые люди ведут себя так, как задумано противным пионером – дебильно:
«…Функционеры согласно побурчали, и министр поднялась на ноги:
– Пойдемте, провожу вас!
Мы с Пахмутовой подскочили, и я открыл перед дамами дверь, заслужив благожелательный взгляд самой важной советской тетеньки.
– До свидания! Буду благодарен, если вы и дальше будете мне помогать развиваться как полезной Родине творческой единице! – попрощался я с МинКультовцами и пошел за министром и композитором.
Блин, а я не перегнул? Не, в самый раз!
– Как мама? – спросила меня Фурцева.
– Говорят, что все будет хорошо, спасибо, Екатерина Алексеевна, – поблагодарил я и решил понаглеть. – А можно ее у вашего парикмахера к Новому году подстричь будет? Она всегда вашим прическам завидовала!
– Конечно можно! – умилилась министр.
– И вот еще! – хлопнул себя по лбу и полез в портфель. – Вот! Как чувствовал – пригодится! – протянул красиво завернутый в импортную подарочную бумагу берестяную шкатулку с янтарным браслетом. – Спасибо, что так быстро меня заметили и дали возможность радовать людей песнями и книжками!
– Я здесь совершенно не при чем, – с улыбкой покачала головой Фурцева, но подарок взяла и отдала материализовавшейся, кажется, прямо из пустоты тетеньке-секретарю. – Спасибо!
– А министром интересно работать? – с вполне искренним любопытством спросил я.
– Очень! – умилилась она еще сильнее и шутливо похвасталась. – Все время то писатели, то музыканты, а иногда и актеры попадаются…»
В то же время сериал написан профессионально, действия продуманы, интрига проскальзывает и читать (если надо время провести) интересно. Конечно, от обилия девичьих «ротиков», «попок», «ножек», «грудок» появляется брезгливость, но автор так себе представляет подростковое проявление сексуальности, забывая что в детском теле взрослое сознание и эти высказывания напрочь педофильские.
Да и моменты нравоучений в трактовке автора звучат важно, но комически. Вот он наставляет Андропова:
«…Андропова аж подбросило.
– Это «Голоса»?
– Это – мои мысли. Что с этим делать – я не знаю, просто больше пожаловаться некому, – вздохнул я.
– Никому не говори!
– Мех! – отмахнулся я от настолько ненужного совета и довольно потянулся. – Ух – перевалил с больной головы на здоровую, и прямо полегчало! Можно еще?
– Можно, – смиренно вздохнул дед.
– Почему при Сталине понимали, что финансовый контур – это замкнутая система, и бесконтрольно вливать в нее денежную массу чревато инфляцией, дефицитом, и, как следствие – набуханием черного рынка, поэтому даже в чудовищно тяжелые послевоенные годы постарались как можно быстрее выплатить Госбанку наделанные за время войны долги. Итог мы видим – экономика замечательно работала. А теперь долг Госбанку все время растет. Уверен – тамошние работники уже давненько бьют тревогу?
– Это – не моя сфера ответственности! – раздраженно потер ладонями щеки дед.
– Так государство в опасности, товарищ председатель! – на дал я ему слиться».
Книги в целом клевые, несмотря на множество просчетов в деталях, что свидетельствует: автор вдосталь СССР не нюхал, судит о нем из таких же бредовых книг про реставраторов коммунистического общества. (Что изначально невозможно на примере Северной Кореи и Китая). Да и непонятно, чем ему Вадим Иосифович Мулерман насолил, что он его в алкоголика безбашенного окрестил. Мулерман, на минуточку, хороший еврейский мальчик – образованный и тактичный. Его за еврейскую тему в песнях действительно на время сунули в опалу, но ломиться по-пьянке к противному пионеру за песнями он просто физически не мог бы…
Возникает вопрос – зачем? Зачем именно так грамотный и литературно одаренный человек написал такое? Что это – извращение желаний инфантильного «гуманитария» или тонкая сатира на попаданческую литературу?
Впрочем, ответить на это могут читатели, коих у автор набралось совсем не мало…