Рецензия на повесть «Интервью»

Мы склонны путать многие понятия. Веру и религию, родину и государство, справедливость и жестокость. Иногда изнутри, глазами человека, в этом сложно разобраться – слишком много противоречащих мнений и установок вбивается с детства, наслаивается друг на друга. Помогает зеркало, поднесённое извне. 

Если бы в наш мир пришло чуждое человеку существо, управляемое совершенно иными инстинктами, какими бы оно нас увидело? Это был бы холодный, предельно циничный взгляд исследователя – ведь люди ему тоже абсолютно чужие, а значит, не могут рассчитывать на снисхождение.

Самое забавное, что воссоздать подобный взгляд извне – вполне в человеческих силах. Для этого нам и нужна фантастика, рассказывающая о чужаках. Как ещё нам увидеть самих себя, если не чужими глазами?

В «Интервью» зеркалом становится вампир – создание, даже в классической своей ипостаси не-мёртвого противопоставленное человеку. Но здесь он отодвинут от человеческой природы ещё дальше: это существо, имеющее принципиально иное строение и, по всей вероятности, инопланетное или иномирное происхождение. «И мы не родственники, вообще. Ведь вы – приматы, а мы – не просто не приматы, мы, в нормальном понимании, даже не млекопитающие», - объясняет Эльфлауэр своему собеседнику. Изящное и строго функциональное устройство организма вампира, с тремя сердцами, у каждого из которых своя функция, с двумя кровеносными системами и спрятанным жалом – это отдельная песня. Оно само по себе красиво и вызывающе необычно, но вся эта красота не висит в пустоте, а подчёркивает мысль, что в вампире нет ничего человеческого, кроме внешности.

И когда это нечеловеческое существо излагает своё мнение о делах человечества, скидок оно не делает. Ему – незачем. Отражение выходит абсолютно чистым.

Человек, думая о войне, находится в контексте истории своей нации, в русле культуры, создавшей множество героических  и прекрасных книг, песен, фильмов на военную тему. Он вспоминает своих дедов, которые воевали. Наконец, ему убедительно и доходчиво объясняют, для чего нужна очередная война и какие высокие идеалы она защищает: «Ну, знаешь — древние традиции, исконные земли, свобода, родина предков, посягательства на национальные святыни...»

Чужак и одиночка Эльфлауэр окидывает все эти стройные умопостроения саркастическим взглядом и припечатывает: «Любая война идет за пастбища, корм и горючку для стада. Все прочее – человеческое враньё».

Точно так же, безо всякого снисхождения, вампир наблюдает противоречия религии, нелепые вывихи морали, беззащитность обывателя перед профессионально сделанной пропагандой, головокружительный прогресс методов уничтожения себе подобных.

На протяжении всего повествования рядом идут две линии убийств. Первая однообразна и незамысловата: вампир убивает ради еды, и даже когда он цинично экспериментирует с «правильным приготовлением» выбранной жертвы, вариантов у него не так много: напугать или соблазнить. Даже увлёкшись охотой за маньяками, Эльфлауэр брезгует мучить их физически.

Зато вторая линия, которую ведёт человечество, просто дьявольски разнообразна. Символична первая смерть, возникающая в сюжете – вампир, распятый на стальных крюках в подземелье и потом сожжённый. А дальше – сумасшедший, отправленный на костёр; расстрелянные во время гражданской войны; отравленный радиацией город; садисты-маньяки и учёные, которые по факту оказываются ничуть не лучше, просто тащат жертву в лабораторию, а не в гараж; террористы; военные и политики, организующие гибель безоружных мирных людей, чтобы получить повод для «справедливого возмездия»… Нет, вампиру такой взлёт творческой мысли недоступен. Это умеют только люди.

Вампир говорит: «Я же понимаю, что такое – больно. Не хуже, чем они». А «они» понимают не всегда.

А мне после всех этих событий совершенно не в жилу стало дорисовывать начатую добрую сказочку. Я начал рисовать мрачнющий сюжет про того, другого, пятьсот лет назад – которого прибили к дворцовой стене. Я его хорошо прорисовал, так вжился в образ, что кровь стекала в резерв – и пустело первое сердце, ныло от пустоты. Его грезы, самые лучезарные, о свободе, любви, ночном ветре, быстром движении, охоте – и его реальность. Людей, тварей мерзких, которые приходят поиздеваться, мрак, затхлость, боль, боль...

Совершенно не рассчитывал, что это будут читать и рассматривать люди, поэтому никаких скидок на стадо не делал. Его нарисовал настоящим вампиром, не фэнтезюшным. Прекрасным – как только смог. И как его лицо меняется от этой пытки, день ото дня. И нашу тихую гордость – никто из хищников на вопящее стадо внимания не обращает. И закончил все это костром. Всю силу эмоций вложил, всю душу. Назвал «Последний рассвет».

У Дью взгляд повлажнел, когда он увидел. Он этот комикс перефотографировал и носил показывать своим коллегам, чтобы они поняли. Ну так они и поняли, но иначе, чем Дью рассчитывал. Так, что мы – твари беспринципные, даже с железяками, вросшими в тело, наслаждаемся мыслями об убийствах людей – и хоть нам кол на голове теши.

Страшно знакомая картинка, вообще-то. Вывихнутое, извращённое «понимание», не принимающее чужой точки зрения, ибо нечем. Каждый судит по своей мерке – ну, так и воздастся каждому по вере его…

Но как бы неприязненно ни относился Эльфлауэр к человечеству в целом, обзывая его стадом, он не может не замечать, что кое-кто из этого стада выбивается – даже по его меркам. «Верующий до полного самозабвения» гениальный художник мэтр Бонифатио, вышедший за рамки антропоцентризма доктор Дью, Мать Нази, решившая, «что бед и зла в мире многовато», и её «справедливцы»… Иногда вампирские и человеческие ценности совпадают:

Человеческое нытье, что кругом сплошная помойка, клубок несправедливостей и прочий ужас – гадость и глупость, хоть стадо и называет это философией. Человеческая цивилизация всегда стояла на вранье, люди до сих пор сами себе врут, стараясь только, чтобы было красиво, а мы всегда считали, что красивее всего искренность и понимание сути вещей. Здравомыслие, короче говоря.

Здравомыслящих мало, адски мало – но они есть, и этой горстки людей хватает, чтобы научить чужое, нечеловеческое существо тому, что люди привыкли по умолчанию считать свойством своей природы. Человечности.

Нас подводит язык, заложенная в названии ложь. Человечность не есть неотъемлемое качество человека. Она не даётся по праву рождения в форме двуногого без перьев. Бог её знает, откуда вообще она берётся, в какие просачивается щели… Но вот же – в итоге вампир, циничный и безжалостный хищник, беспощадное зеркало, становится человечным. 

А люди – остаются собой.