Рецензия на роман «Русские двести лет назад, или Очень старая история»

Несмотря на относительно скромный размер в 350 страниц, перед нами полноценный классический многожанровый роман. Старый добрый романтизм легко уживается в нём с элементами прозы времён русского классицизма, авторский стиль позволяет также провести параллели с европейской литературой эпохи Просвещения.
Очевидно, что подчёркнуто скромный дизайн обложки, умело стилизованный под издания XIX века, рассчитан в первую очередь на ценителей русской старины. Следует отметить, что оформление обложки более чем соответствует содержанию книги.
Роман заявлен как исторический, но при этом в нём практически отсутствуют реальные исторические личности, а хрестоматийным событиям уделено совсем немного места. Любопытно, что поданы они не с позиции стороннего наблюдателя, а буквально изнутри, так, как их могли наблюдать обычные люди, коим не повезло оказаться в самом эпицентре происходящего.
Вместо пространных описаний, посвящённых политическим и военным аспектам «войны Двенадцатого года» читателям предложена мозаика из десятков эпизодов, сюжеты которых удивительно разнообразны: одни сделали бы честь приключенческому, другие — социальному, психологическому, любовному и даже плутовскому (!) роману.
Все эти части объединены «голосом» безымянного рассказчика, чья образная речь заслуживает отдельного внимания. Уже через десяток страниц складывается твёрдое убеждение, что подобную манеру речи автор впитал с молоком матери. Очаровательно старомодный, редкой красоты русский язык, давно покинувший страницы современных книг!
Тех читателей, кто до сих пор зачарован фокусами постмодернистской литературы, придётся разочаровать: ни заумного фьюжн-сюжета с кривыми вывертами и ещё более кривыми подвывертами, ни высасывания заскорузлых мозгов из древних костей подозрительной формы, ни расхристанного стёба над всем и вся, ни нарцисс-упражнений в словесности здесь не будет. Вместо очередного непреходящего «шедевра» в кислотных тонах от мастеров молекулярной литкухни нам предложено отменное блюдо, приготовленное по классическому рецепту. Ингредиенты его просты и общедоступны, но их набор, пропорции и способ подачи весьма оригинальны.
Аннотация обещает многое и почти не обманывает. Правда, всё, что написано в ней «под грифом 18+» — чистой воды преувеличение: никакими салтычихами здесь не пахнет, а тень леди Макбет Мценского уезда если и присутствует, то в виде полного своего антипода. Основной сюжет, по большому счёту, незамысловат: «товарищи поневоле», собранные Его Величеством Случаем с разных концов Европейского континента в одной точке на карте, вынуждены сосуществовать и выживать в суровую годину. Однако камерная, ограниченная парой захолустных деревень в Богом забытом М-ском уезде Калужской губернии, локация незаметно разрастается до всеевропейских масштабов, а скромный сюжет оборачивается настоящей эпопеей. Персонажи, коих в романе немало, при этом за редким исключением пребывают в одном и том же месте. Там кипят настоящие страсти, но куда больше их творится в сознании персонажей, и это страсти едва не вселенского размаха, если подразумевать под этим известную максиму Нины Берберовой: «Каждый человек — целая вселенная и потому больше, чем планета, на которой живёт».
***
Тот, кто пишет о 1812-м, разумеется, не может обойтись без упоминания главных вех этого трагического года. Данный текст не исключение, и читатель в очередной раз узнает о кровавом Бородинском сражении, Московском пожаре, дерзких партизанах Дениса Давыдова, причём не просто узнает, а увидит эти события глазами непосредственных участников, простых людей, что называется, «от земли». Присутствуют в сюжете и пресловутая «дубина народной войны», и позорный исход некогда Великой армии, показанные откровенно и без пафоса.
Исторические главы этого поистине многопланового романа отнюдь не производят впечатления чего-то инородного; вместе с приключенческими элементами, психологическими переживаниями, лирическими и любовными сценами (таковых несколько, и каждая сродни жемчужине на фоне современных стандартов ЛР) они образуют цельное, мастерски сшитое полотно. В нём есть жизнь и смерть, любовь и ненависть, подвиг и предательство, благородство и коварство — всего не перечислить. Гнусное преступление и заслуженное воздаяние, чудесное спасение и роковая случайность... Остаётся только удивляться мастерству, с каким все эти фрагменты вплетены в ткань единого повествования. Цитировать текст романа можно много и со вкусом, но я сознательно от этого воздержусь: не хочу лишать читателей ни малейшей крупицы удовольствия!
Все щедро развешенные автором «ружья» в нужный момент «выстрелят», некоторые в рамках незаметной, но весьма оригинальной детективной линии. Более того, в сюжете появится даже самый настоящий клад, и это не будет выглядеть большой натяжкой, ибо клад тот плоть от плоти суровой российской действительности и никак не тянет на чудесную награду, без которой не обходится ни один роман со счастливым концом. Вот и здесь: хэппи-энд присутствует, но он скуден, как сама земля, которой порождён, и на всех персонажей его попросту не хватает.
Персонажей же в романе с избытком, как «своих», так и «чужих» — и среди них ни одного «картонного». Даже третьестепенные выписаны пусть несколькими штрихами, но столь выразительно, что их не просто представляешь: им сопереживаешь, почти всем, за малым исключением. Русские и французы, немцы и поляки, итальянец, хорват... Крохотный срез грандиозной картины, капля в море, но в ней — отражение великого бедствия под названием «Нашествие двунадесяти языков» и подвиг нашего народа, вставшего грудью на пути чужеземной лавины и обратившего её вспять.
Именно русский народ и является главным героем романа. Помещики и крепостные, военные и гражданские, мужчины и женщины, старики и дети. Все со своими заботами и горестями, надеждами и разочарованиями, представители разных сословий не самого справедливого общества, нашедшие в себе силы объединиться перед лицом общей для всех смертельной угрозы.
***
К концу повествования ясно понимаешь, что роман являет собой нечто большее, чем казалось вначале. Гораздо большее! Для себя я сформулировал это открытие следующим образом: прочитана Книга (именно так, с большой буквы). Книга-Игра, Книга-Наука, Книга-Напоминание, Книга-Откровение.
Игра в смыслы слов. Начиная с кальки названия забытого ныне произведения Михаила Николаевича Загоскина и заканчивая именами и даже образами некоторых персонажей (где-то тонкий намёк, где-то творческая переработка, оставившая от прототипа одну лишь тень), не говоря уже о жемчужных россыпях чистого, без примесей, языка повествования, о чём было сказано выше. Русского языка -- французский в тексте тоже присутствует, но исключительно для антуража.
Наука о жизни и смерти. В прямом и переносном смыслах, чаще образно, иногда в форме прямого назидания от рассказчика или же короткой притчи о Вечном — таковы, на мой взгляд, некоторые эпизоды.
Напоминание о том, какими мы были. Забытое ныне слово «соборность» в тексте не встречается (в 1812-м его ещё не придумали), однако смысл его шествует по страницам романа, вселяя робкую надежду на то, что и с нами нынешними ещё не всё потеряно.
Откровение — буквально по Бердяеву, то, которое «совершается в человеке и человечестве, ...откровение антропологическое, раскрытие христологии человека». И это несмотря на то, что вопросы христианской веры автор по возможности обходит стороной, видимо, опасаясь досужих обвинений в «мракобесии». На мой взгляд, совершенно зря. Покаяние и исповедь для наших предков были далеко не пустыми словами. Впрочем, сама Книга как бы говорит: «Имеющий уши да услышит». Нужно лишь прислушаться.
***
По мере чтения из головы не выходило хрестоматийное:
«Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей...»
Думалось и о тех, что «перенимают чёрт знает какие бусурманские обычаи; гнушаются языком своим; свой с своим не хочет говорить; свой своего продает, как продают бездушную тварь на торговом рынке». И ещё о многом другом из бессмертного произведения Николая Васильевича.
Между романами Гоголя и Лисичкина пропасть в без малого два столетия, они совершенно разные, но написаны об одном и том же. О русском характере. О русской душе, способной «любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал бог, что ни есть в тебе», так, как «любить никто не может!»
Если кому-то предыдущий абзац напомнил кусочек сочинения «на тему», так тому и быть. Книга А.Я. Лисичкина, на мой взгляд, достойна того, чтобы занять место в школьной программе наравне с великими произведениями нашей классики. Достойна того, чтобы наши дети учились на её примере лучшим чертам национального характера.
Мечтать, как говорится, не вредно, но прочитать этот роман стоит каждому, кто считает себя русским человеком. Равно как и тем нашим соотечественникам, кого коробит от самого слова "русский": подобно гоголевскому персонажу, я всё ещё верю, что и в «последнем подлюке», «каков он ни есть, хоть весь извалялся он в саже и в поклонничестве, есть и у того ...крупица русского чувства.» И в то, что чувство это способно однажды проснуться, тоже верю. Главное, чтобы не было поздно.
***
P.S. Ставить, как это водится, баллы по разным пунктам, не стану. Книга настолько хороша, что придираться вообще не хочется, да и не к чему: две-три опечатки, пара не до конца прописанных персонажей — сущая мелочь на фоне массы достоинств. Единственная оценка, которую, по моему мнению, заслуживает эта книга — 10 из 10. Возможно, кому-то покажутся несколько сухими диалоги, но они более чем достоверны: те люди и в тех обстоятельствах соловьями не разливались. Мне же сделать это ничто не мешало: результат перед вами. Литературный текст давно не вызывал в моём сердце столь восторженного отклика, а прочитал я немало, в том числе и отмеченных самыми высоколобыми экспертами и увенчанных престижнейшими премиями произведений. И да, если у кого-то сложилось впечатление, что рецензия эта куплена или написана «по знакомству», уверяю, что это не так. Уважаемый автор мне не сват и не брат (хотя иметь такой ум и талант в своей родне я бы не отказался), а всё, что вы имели удовольствие или неудовольствие прочитать, написано бескорыстно, в трезвой памяти и здравом рассудке. По велению «загадочной русской души».