Рецензия на роман «Цветок мертвецов»

Он отметил, что пьесы Ацуёси, хоть и носят следы подражания, умело обработаны. Слог богат и красочен, он легко использовал новые словечки в контексте забытых слов и удачно обыгрывал старинные обороты, оживляя их. (с)
Итак, «Цветок мертвецов» от Ольги Михайловой. Как бы это иронично не звучало, но фраза из эпиграфа, взятая как раз из текста произведения, наиболее полно выражает мысли, возникающие при чтении. За одним небольшим исключением, но об этом чуть ниже.
Это произведение можно назвать детективом в диалогах. Чем-то оно отдает платоновским «Пиром» с переработкой на японский лад, и показывает условные нравы условного императорского двора условной эпохи Сегуната. При этом не забывает оно вскользь поморализаторствовать и осудить эти нравы.
Помимо этого в диалоговую часть вполне органично вплетается чуть ли не Фрейдистская тема противопоставления Эроса и Танатоса. Не совсем противопоставления, конечно; скорее – диалектическая борьба и единство противоположностей: без любви/жизни не будет смерти, а раз нет смерти и ее ожидания, то и не зачем любить/жить.
Ну и конечно же основная – детективная – линия подается большей частью через диалоги между принцем Наримаро и «детективом» Тодо, в которых принц Наримаро дает краткую характеристику всем подозреваемым, описывает их проблемы и возможные мотивы. Эта линия держит читателя в напряжении, уводя то в одну сторону, то в другую, подкидывая самые разные намеки на то, кто же является убийцей.
И все это переплетение рассказов о любви и смерти, нравственно-философских размышлений и детективно-психологических умозаключений действительно захватывает, из-за чего почти не замечаешь огрехов вроде упоминания «богословских доктрин» в речах потомственных буддистско-конфуцианистых японцев и, судя по всему, никак не тайных христиан.
Еще одним очень удачным элементом произведения является любовная линия между «бродячим котом» Тодо и Цунэко – нет-нет, не японским молекулярным биологом, а сестрой принца Наримаро. Она в меру чувственна и не менее эмоциональна; герои не считают количество фрикций, их линейную и угловую скорости, амплитуду погружения и направление – все подается на уровне ощущений, с некоторой доли романтичности, из-за чего возникает понимание: да, сухарь Тодо, потерявший семью, вполне может без памяти влюбиться в такую женщину и предложить ей руку, сердце и пятьдесят коку годового дохода.
Почти удачным элементом произведения является клюквенное отображение Японии эпохи Сёгуната. Оно атмосферно, особенно для тех, кто про Нихон – Страну восходящего солнца – почти ничего не знает. Я и сам из таких, если честно. Но при чтении не диалоговой части меня не покидало ощущение, что речь идет не о Японии, постепенно переваривающей последствия «Сэнгоку Джедай Дзидай», а о викторианской Англии, жирно сдобренной японскими терминами. Первая глава прям наполнена британским сплином и ощущением безраздельной аристократической тоски о том, что поля не родят, все в жизни плохо, а из-за нововведенной «санкин котай» – системы годовых командировок – жизнь Тодо, вынужденного жить в императорском дворце, пойдет псу под хвост. Нет, если вспомнить «Ветку сакуры и корни дуба» Всеволода Овчинникова, то вполне реально провести некоторые параллели между этими двумя островными государствами и мировоззренческим мироощущением их жителей. Но слова и термины – не все. Иногда требуется понимание и доверие, а некоторые несостыковки это доверие слегка приглушают.
Возьмем например «санкин котай». Все дайме и ханы должны ездить в столицу, привозить с собой солдат и присутствовать при дворе. Главный герой произведения, чиновник-землевладелец Тодо, путем хитрых манипуляций пытается упростить/удешевить себе поездку в столицу, для чего вместе со своими самураями едет на праздник в Киото. И все бы хорошо… но ханами и дайме, которым следовало явиться ко двору, являлись владельцы провинций и княжеств (ханств) собирающих минимум по 10к коку в год. А земли Тодо приносят – 50! Это при том, что в этом временном периоде кокудака – годовой доход всех Японских земель – оценивался в 24-26кк коку. Сколько таких Тодо поместится на кончике иглы? Вот зачем нужен такой мелкий землевладелец при дворе? Насчет крупных ханов и дайме-то – все понятно, их вынуждали тратить деньги на гостиницы, дороги и поездки, да оставлять жен и детей в заложниках, чтобы крепить центральную власть. А разорять всякую мелюзгу смысла не было. Вот потеряет такой самурай все, уйдет со своими вассалами на вольные хлеба, да начнет грабить крестьян, торговцев да купцов – нехорошо.
Точно так же и упоминание блюд:
Стол ломился. Рамэн, донбури с мясом, рыбой и овощами, онигири с лососем и темпура с креветками, сладким перцем и бамбуковыми побегами благоухали на всю комнату.
Во-первых, онигири не будут благоухать на всю комнату, а если они так «благоухают», то такие онигири лучше не есть.
Во-вторых, донбури появились в эпоху Мейдзи, а в тексте, судя по недавно введенному «санкин котай» (ну и упоминаний Токугава) самый расцвет Сёгуната.
В-третьих… Рамэн – это китайское блюдо, попавшее в островную Японию опять же сперва в эпоху Мейдзи, а получило основной пик распространения после второй мировой войны.
Или не совсем уместное употребление японских оригинальных идиом:
Однако сам Тодо, что скрывать, невысоко ставил такую осмотрительность. Это была не философия мудрости, но жалкая отговорка беспомощности. Скрежет зубов сушёной сардинки. Тихо просидеть за печкой серой мышью, чтобы избежать зависти ближних?
Наиболее близкое значение в русском языке: скрежетать зубами от злости. От. Зло-сти. От беспомощной злости. А в описываемом моменте злости нет, есть беспомощное принятие неизбежного: трава зеленая, вода мокрая, при императорском дворе обманывают интригуют – и с этим ничего не поделаешь.
Или использование слов «вино» и «саке» в качестве синонимов.
Но если честно, это все придирки. Никто не требует от художественного произведения исторической точности. К тому же «клюква» и «исторические несостыковки» не всегда плохи. Можно вспомнить пана Сапковского и его трусики. В смысле не его, а Фрингильи Виго, волшебницы-соблазнительницы из «Ведьмака».
Так и тут, в «Цветке мертвецов», все эти несуразности не портят общего впечатления от текста. Благо есть к чему еще попридираться. Еще в самом начале рецензии упоминалось, что эпиграф не в полной мере соответствует тексту. Что есть одно исключение. И это исключение – язык.
Он очень богат, часто использует японские термины, но… Всегда есть какое-нибудь «но». Проблема в том, что частенько путаются значения слов и правильность их употребления:
«Лежачие» и «лежавшие», «по адресу» и «в адрес», «покрыл» и «прикрыл» – последнее меня особенно поразило своей мимолетной двусмысленностью: «Принц пытался покрыть учителя?»
С учетом того, что текст еще редактируется, на это стоит обратить внимание. Точно так же стоит почистить дополнения и разъяснения, утяжеляющие текст:
«Наримаро зримо помрачнел» - а как он еще мог помрачнеть?
За его спиной стоял и кланялся ему тот самый молодой нахал-аристократ из императорского кортежа, что шутил с микадо, до того, танцуя, победил двух соперников, а ещё раньше увёл на стрельбах из-под носа его людей золотую статуэтку пляшущей на чане полуголой богини счастья. – ну зачем оно здесь?
Ну и пробежаться по всяким мелким логическим, орфографическим и пунктуационным несуразностям:
- Тодо вздохнул, его лицо напряглось и побледнело (не хватает точки);
- Умолки, Мароя.
Что еще можно сказать? Произведение «Цветок мертвецов» это в некотором роде английский салонный детектив в условно японском антураже. Здесь мало действия, почти вся информация достается читателю из диалогов. Здесь утонченные красивые люди неспешно общаются и во время общения понимают, кто виноват и что с этим, ч*рт в*зьми, делать. Здесь нет ни противостояния умов, ни криминальной серьмяги, ни постепенного нагнетания атмосферы. Здесь есть удачные визуальные образы пусть и поданные через ярлыки и термины, отчего их связь со смертью, пустотой и отчуждением не стала слабее. Здесь нет по-настоящему сильных ходов, приводящих к восторженному выкрику «Вот это поворот!». Здесь есть осуждение нравов условного японского двора с возможным переносом этого осуждения на современную читателю действительность. Здесь есть не очень удачная по построению первая глава, но есть хороший финал главы четвертой. Здесь преступление обязательно будет раскрыто, а преступник – наказан.
Ну и на этой ноте можно перейти к оценкам:
Логичность изложения - 7 баллов;
Сюжет - 8 баллов;
Тема, конфликт произведения - 8 баллов;
Диалоги - 10 баллов;
Герои - 8 баллов;
Стиль и язык автора - 7 баллов;
Острота и впечатление от текста в целом - 7 баллов.
P.S. Не забудем сказать спасибо Владимиру Иванову!