Рецензия на роман «Преждевременный контакт»
Рецензия не новая, написана на предыдущий вариант романа. Возможно, с тех пор автор что-то серьезно изменил, и я вообще зря критикую (где критикую). Тем не менее по просьбе автора переношу ее к опубликованному произведению.
Самое первое впечатление от «Преждевременного контакта» у меня было такое: пахнет Стругацкими. Все эти тоталитарные общества, прогрессоры и сверхлюди, парящие во вселенной, довольно неоднозначно отсылают к Миру Полудня («Обитаемый остров», «Жук в муравейнике», «Волны гасят ветер»). Но я не хочу сказать, что Вадим Дмитриев что-то заимствует или пишет по мотивам, нет. Скорее он полемизирует с романтиками шестидесятых, подвергает критике и пересмотру их идеи, их посылы читателям, даже если почерпнул их не там, а где-то в другом месте. Он явно переосмыслил и идею прогрессорства, и гипотезу о люденах, пропустил их через себя и осознал по-новому, по-своему. Но вот подать в романе таким образом, чтобы и читатель тоже мог именно переосмыслить – думаю, не получилось. Я бы назвал «Преждевременный контакт» постройкой на руинах, такой образ мне кажется наиболее точным.
Роман посвящен преимущественно двум фантастическим идеям: мироустройству будущего и возможному контакту землян с более развитой цивилизацией. В кратком описании это выглядит так: после глобально-разрушительной третьей мировой войны, вызванной нехваткой ресурсов, остатки человечества объединяются под руководством прогрессоров. Прогрессоры, прикрываясь идеями об общем благе, развитии технологий и справедливом распределении, внедряют жесткую идеологию, проводят чистки неугодных, и, опираясь на сеть спецслужб, выстраивают хотя и экономически довольно развитое, но по сути тоталитарное государство. И вот, в таком государстве обнаруживается некий субъект, наделенный необыкновенными качествами, который называет себя представителем высшей цивилизации и вступает в контакт с людьми.
Эрик Губер, на первый взгляд простой бродяга, на деле оказывается наблюдателем цивилизации иных. Цель его пребывания среди людей – исследование ради оценки, готовы люди к контакту или нет. По стечению обстоятельств Эрик попадает в отделение полиции, и уже там вдруг узнает, что его соплеменники приняли решение: люди к контакту не готовы, миссию следует завершить. По сути он с решением согласен, но почему-то (может, жаль потраченного на людей времени, может, лично привязался) открывается полицейскому инспектору Марку Карриди. И не просто открывается, а вступает с ним в полноценный контакт, то есть переводит его на принципиально иной уровень сверхчеловека.
Поначалу Марк сбит с толку, он пытается осознать произошедшее, много болтает о своем опыте, и попадает в поле зрения Управления безопасности. Глава УБ Агата Грейс одержима властью и во что бы то ни стало желает получить сверхвозможности иных для себя. На охоту за Марком она отправляет преданного до мозга костей офицера Феликса Аристовски с бригадой оперативников и наемника-мстителя Алекса Деева.
Марку помогают скрываться однокашница по полицейской академии (впоследствии – любимая девушка) Роза и пожилой врач-судмедэксперт Яков Соломонович Лифшиц.
Вот, собственно такой расклад героев – за исключением пары-тройки эпизодических - сохраняется от начала до самого конца романа.
Но вернемся к идеям.
Первая: мир людей прогнил настолько, что как ни пытается самоорганизоваться, все время выходит одно и то же: тоталитарная тюрьма, в которой ради прогресса, сытой жизни и безопасности придется поступиться личной свободой и правом на самостоятельное мышление.
Но (и тут появляется вторая идея) выход есть, он – в принципиально ином подходе, иной направленности человечества. Не на внешнее развитие, технологии и комфорт, а на внутреннее развитие, самопознание и открытие сверхспособностей.
Человек – дитя вселенной, - говорит Губер и вместе с ним автор – ему не нужно управлять энергией, ему нужно просто стать ей. И тогда он сам станет практически всемогущим.
Идеи не новые, как видно. Но я вовсе не хочу сказать, что нет смысла возвращаться к уже существующим идеям, тем более, когда они до сих пор актуальны и в развитие можно привнести что-то свое. Как раз можно и нужно возвращаться.
Но у автора романа другая проблема, она не столько в глубине идеи – тут как раз порядок – сколько в том, что идея и сюжет крайне слабо связаны между собой. В идеале сюжет художественного произведения строится таким образом, чтобы через события заставить читателя проникнуться идеей. Здесь такого не происходит. Роман чуть не с первых строк распадается на полицейскую остросюжетку без особой смысловой нагрузки и философский манифест о судьбе человечества. Грубо говоря, это выглядит так: герои приключаются, сходятся в противостоянии, устаивают погони-перестрелки – все как в среднестатистическом боевике. А потом вдруг – ррраз! Замирают, встают друг напротив друга и начинают с пафосом убежденных ораторов вещать то, во что верят – выдавать идеи. Потом, прочтя лекцию, расходятся, и беготня со стрелялками начинается снова. Такой прием, как по мне, совершенно не оправдан. Потому что идеи сами по себе достойные не воспринимаются из-за менторской подачи, а сюжет не вызывает интереса из-за малой смысловой нагрузки.
Второе, что очень мешало мне прочесть роман быстро и с увлечением – это мелкие ляпы по матчасти, причем не из узкоспециальных областей, а из области самых что ни на есть общих знаний. Например:
1. Рассуждая об исследованиях человечества, Губер говорит, что-то в духе: Вы считаете, что изучать человеческое общество надо, исходя из того, что константа – это большинство, а остальных следует рассматривать как отклонения. Мы считаем, что за константы надо брать крайние проявления.
Почему константы? Эти величины называют не константами, а эталонами. Или же можно сказать: за начала отсчета принимается не средняя, а крайние точки. Но константа – это совершенно точно неверный термин.
2. В тексте есть фраза, вроде: Гематома с кровоподтеком.
Гематома – это и есть кровоподтек. При разрыве сосудов в мягких тканях, кровь из них подтекает, скапливается между, например, мышечных волокон, свертывается и образует гематому. По-простому – синяк. Неточность усугубляется тем, что сам термин в произведении именно врач, человек с высшим медицинским образованием, говорит так, словно не понимает, что такое гематома.
3. При задержании полицейский просит задержанного: огласите (вместо, например, назовите) свое имя и адрес проживания.
4. В тексте говорится: во время третьей мировой все бились со всеми за ресурсы. Ни пленники, ни захваченные земли никого не интересовали – только ресурсы. Позвольте узнать, что же такое «ресурсы», если не земли и не люди?
Каждая неточность вроде бы чепуха, но их количество заставляет сомневаться в компетентности автора и как следствие – рушат правдоподобие мира произведения.
И третья проблема текста – на этот раз стилистическая – это повторы смысла.
Повторы смысла есть везде, на протяжении всего произведения. Например, часто повторяются одни и те же признаки в описаниях персонажа. В описаниях Розы – что она готовила себя к тяготам службы и осень ревностно соблюдала режим тренировок тела; в описании Марка – что он был рыжим толстячком; в рассуждениях Губера – что люди не готовы к контакту и выбрали не тот путь развития; в мотивации Феликса – преданности Агате; в описаниях самой Агаты – идеальное сложение; и так далее. Думаю, если как следует поработать над повторами смысла, роман можно сократить на пару авторских листов.
Однако, не все так плохо. Я думаю, у автора хороший потенциал. В чем он? В том, что Вадим склонен не копировать, а именно осмысливать. Во-первых, это, конечно, заметно по тому, как он подает основную идеологию романа. Заметно, что позиции героев, их уверегнность, их жаркие попытки убедить оппонента (и читателя) происходят от убеждений самого автора, от той яркости, с которой знаком он сам. Только переосмысленная, даже если не новая, идея может быть столь яркой.
И второй момент я просто не могу не упомянуть – это сцена близости и любви Марка и Розы (глава 24). Можно критиковать или восхищаться, но одно там ясно: сцена написана не штампами, а с оригинальным, личностным подходом. Точно также как сцена пожара в доме Марка и сцена смерти (или почти смерти) Розы в финале.
Это стремление осмыслить, а не скопировать обнадеживает. Я думаю, не ошибусь, если предположу, что у Вадима небогатый авторский опыт и ошибки происходят в основном именно из-за неполного владения писательским ремеслом. Если я прав – все выше сказанное поправимо. Надо только больше писать, нарабатывать мастерство.