Рецензия на повесть «Дом чернокнижника»
Любите ли вы готические ужасы так, как люблю их я? Тень Гофмана витала надо мной, пока я читала эту небольшую повесть, и одобрительно кивала: «Хорошая жуть, правильная!»
И всё же ни Гофман, ни Бестужев, ни Вельтман так не писали. Дело не в темах, не во времени написания, но в выбранном времени действия. Это сама эпоха Петра даёт автору прекрасный стилистический ход. Внутри XVIII века вмещаются несколько стилей, и вот этот — начальный, одновременно дремучий и блестящий, кровавый и изящный, будто сам по себе наталкивает на драматические сюжеты, где сочетание чернокнижия и Просвещения не выглядит эклектикой. В каком-то смысле это две стороны одного явления: где ярче свет, там мрачнее тени.
Вот этим ощущением постоянного контраста проникнута повесть. Крепостной мальчик, у которого вроде бы и не могло быть иной судьбы, кроме дремучей беспросветности, попадает в Европу и приобщается к главному искусству тех времён — музыке. Он приближен ко двору русской царевны, его обучает блестящий европейский музыкант… И тут же рядом — густейшая готическая жуть: чернокнижник, колдовство… Как органично европейские ужасы смыкаются с российскими! Поэтому и остаётся до конца непонятным: случился ли классический поединок колдунов или всё же столкновение чёрного мракобесия со светом науки?..
Но есть и ещё одна тема, классическая для готических ужасов: оживший механизм. Конечно, у неё есть реальные основы, иначе бы это не смотрелось так пугающе. И то, что здесь механизм «оживает» не по-настоящему, а только с помощью хитроумного обмана, только усиливает впечатление: иногда нужно полностью почувствовать себя деталькой механической игрушки, чтобы пронеслись мимо чёрные замыслы, нацеленные в живых.
Для героя повести нет никакого противоречия между немцем-чернокнижником и собственной бабушкой-ведьмой. И так же в его сознании спокойно сочетаются колдовство и наука, средневековое зверство и передовой гуманизм… Он не просто живёт в эпоху контрастов — он и сам сочетает в себе этот контраст: образованный утончённый музыкант среди колдовских ритуалов…
Сюжет не пересказать — это не только нежелательно, но попросту бесполезно. Так аккуратно и хитро он подан, что не разомкнуть это хитросплетённое кольцо. Сплетаются и мотивы: здесь и ученик колдуна, и философский камень, и живой механизм (да и ещё кое-что оживает), и связь жизни колдуна с его творениями…
Да и финал характерно гофмановский: была ли победа над тьмой или это лишь отсрочка нового противостояния? Не зря ведь мелькает там и тут имя Ньютона: поразительным образом рационалист и материалист почему-то в массовом сознании представлялся мистиком, астрологом, чуть ли не гностиком. Первые легенды о причастности Ньютона к магии и мистическим течениям появились ещё при его жизни, а ведь в момент действия повести он вполне жив и здравствует…
Примечателен язык повести: без нарочитой стилизации, однако не осовремененный. Просто автор аккуратно избегает недавних заимствований, не использует новейшие синтаксические конструкции, что любят замусоривать наш письменный язык. Поэтому читается повесть легко, нигде не мешая ни глазу, ни слуху. И образность повести устроена так же: не вычурная, не избыточная — всё названо своими именами. И от этой ясности изложения картина жути только ярче.
Для любителей жанра таких вот ужасов — прекрасный новый образец, а для тех, кто ещё не знаком с этим направлением, — хорошая книга, чтобы начать.