Рецензия на роман «Краски и пыль»
Попаданец верхом на цветке
Произведение можно было бы определить, как тёмное фэнтези с некоторыми признаками бояр-аниме, однако на самом деле ни тем, ни другим оно не является. Даже несмотря на наличие многих традиционных для обоих поджанров тем: архаического мира с борьбой кланов и различными «магическими» проявлениями и попаданца туда из мира нашего, который выступает в местных интригах в роли некоего джокера.
Впрочем, по поводу магии автор предупреждает сразу в аннотации:
«Магии нет! Даже там, где кажется, что это она!»
Формально он прав, однако на деле несколько кривит душой, ибо в его мире всё-таки есть магия — того же рода, что в третьем законе Артура Кларка:
«Любая достаточно развитая технология неотличима от магии».
…Каскадёр и паркурщик Евгений Микулин, катаясь на снегоходе во время отдыха с друзьями в зимнем лесу, проваливается под лёд, но в последнюю секунду перед гибелью вдруг переносится в аристократический замок чужого мира, причём обнаруживает себя стоящим над окровавленным телом его хозяина…
Процесс «попадания» достаточно стандартен для такого рода литературы, однако уже с самого начала роман обещает не быть заурядной историей о крутом «марти стю» в волшебном мире. По крайней мере поведение главгера в столь необычных на самом деле обстоятельствах вызывает доверие. Автор описывает стадии осмысления ГГ ситуации: панику, отрицание и в конце концов приятие и начало действия. Хотя Евгений (или, как называют его местные, Евгень-ий), на мой взгляд, адаптируется к новым реалиям слишком быстро, это можно списать на его привычку к экстриму, обусловленную его профессией. Он делает некоторые обычные для литературных попаданцев не слишком логичные вещи, но сам же над этим и иронизирует:
«Я сам не заметил, как задремал. Конечно, первое правило любого выживальщика — попасть в незнакомый мир и прикорнуть на дикой природе. Ведь что такого может случиться в незнакомом мире? Ничего. Именно этому нас учат голливудские фильмы».
Но вот мир, в который он попал, никак нельзя назвать «стандартно-фэнтезийным». В его конструировании автор проявляет выдающуюся фантазию. Чего стоят одни только «ездовые цветы» — мобильные растения с интеллектом животных, которые местные обитатели используют в качестве средств передвижения. Да ещё цветы эти похожи на гигантских насекомых — то ли пауков, то ли богомолов. А люди, которые их выращивают, считаются в этом мире весьма ценными специалистами, тем более что умения садоводов врождённые, что делает их очень ценным товаром. Да, здесь процветает торговля людьми.
«Уметь приручать и дрессировать цветы — это особый дар, генетическая аномалия, которая выпадает крайне редко сама по себе, и еще реже проявляется у членов знатных домов».
Растения используют здесь и другими способами, к примеру, как светильники. Мне даже трудно вспомнить фантастический мир, в котором растения играли бы роль основного ресурса цивилизации, на ум приходит разве что повесть Джека Вэнса «Изсмийские жилища».
Продают тут и художников, которые тоже исполняют не совсем те функции, что их собратья в нашем мире. Написанные ими картины являются порталами — и не только в разные места этого мира, но в другие миры.«Каждый человек по-своему преломляет свет, пронизывающий мир, — медленно произнес Остилья. — Добавляет свои цвета, создавая присущую только ему палитру, разбивает на блики, отражающие его мысли и чувства. — Портретисты видят этот преломленный свет и могут воссоздать его…»
Сама идея приводит на ум художника Дворкина и других персонажей «Хроник Амбера» Роджера Желязны, живописные работы которых являются порталами для путешествия по Отражениям. Ассоциация, похоже, не случайна: в «Хрониках» при помощи портретов на картах тоже можно связаться с отдельными людьми из королевского семейства Амбера, а коллизия со слепым художником Максимиллианом в романе Волкова напоминает обстоятельства побега ослеплённого Корвина из тюрьмы в первой книге амберского цикла. Да и процесс перемещений по мирам похож на описания Желязны походов по Отражениям.
Однако, как выше сказано, автор постарался подвести под этот фантдоп наукообразный «обоснуй» — картины приобретают свойства порталов вследствие действия порошка из особых минеральных друз, имеющихся в этом мире.
Другие реалии этого мира не менее удивительны, к примеру, создающий вредный утренний туман «воздушный планктон». А поскольку местные жители легко способны проникать в иные миры, то покупают там или же попросту воруют самые разные вещи. Потому в мире «Красок и пыли» средневековое холодное оружие соседствует с лазерными винтовками, ездовые цветы с внедорожниками-багги, кланово-аристократический способ правления — с компьютерными технологиями, применяемыми, впрочем, довольно неумело.
На самом деле читателю, по большому счёту, всё равно, магией объясняются реалии вторичного мира или наукой. Однако последнее придаёт ему дополнительную оригинальную черту, а сам роман переводит в разряд жанрового микса фэнтези и НФ.
Что касается собственно сюжета, развивается он тоже вполне традиционно, однако очень динамично, с хорошим экшеном, множеством лихих твистов, а практически каждая глава заканчивается клиффхэнгером. ГГ с места в карьер попадает в центр сложной кланово-династической интриги, в которой важную роль играет художница Лючи, предсказуемо становящаяся предметом его романтического интереса.
«Башня есть, принцесса, заточенная в ней, теперь тоже есть. И уж коль скоро мне в этой сказке странным образом выпала роль рыцаря, негоже идти искать другую принцессу, отягощенную меньшим количеством проблем».
Более того: он постоянно размышляет о смысле своего попаданства и статусе героя, и мысли эти, в общем, не слишком распространены в фэнтезийных романах. Что-то подобное я встречал, разве что, в отдельных вещах Майкла Муркока:
«Знаешь, герои из нас как-то не очень получились, — вздохнув, я снова отпил из мешка, проигнорировав еду. — Негероические совершенно».
Марьятта отвечает Евгению:
«…Героизм, это знаешь что? Это поступок, требующий личного самопожертвования. Вот то, как мужественно ты, получив рану в живот, спасал нас от потопа — это героизм».
В конце концов в очередной опасной ситуации на Евгения срывается из-за таких рефлексий Остилья:
«Знаешь, с удовольствием бы поговорил, про философию, судьбу, то, что предопределено каждому из нас, где начинается и заканчивается свобода воли… За настойкой, сидя в удобных креслах. Но не сейчас!»
Не меньше вопросов вызывает и право ГГ нести этические нормы своего мира в чужой, исправляя его недостатки в соответствие со своими понятиям и о морали:
«Что за… Что все это такое, а? Художники, творчество, картины и вот такое варварство по отношению друг к другу».
Это вызывает протест у некоторых здешних обитателей:
«…Бегать по нашему миру за справедливостью, которую ты придумал себе сам, бессмысленно. Наш мир в равновесии… Это ДРУГОЙ мир. А ты приволок свою мораль и размахиваешь ей, как флагом».
Всё же Евгений приходит к мысли, что, возможно, имеет в этом мире некую миссию:
Впрочем, всё это не мешает ГГ заниматься своим природным делом — баламутить ситуацию в чужом мире. Получается это у него обычно удачно,«Может, я и оказался тут, потому что этому миру не хватало каких-то смыслов, и только я их мог принести? Знать бы еще, что это за смыслы такие».
Вообще, старания автора логично обосновать действия ГГ и его удачу составляют одну из наиболее симпатичных черт произведения. Например, психологически и сюжетно обоснована помощь, которую оказывают ему некоторые местные обитатели. Или то, что Евгений, даже со своими навыками паркурщика, удивительно легко водит за нос замковую охрану, объясняется тем, что в этом мире давно не было настоящих войн, лишь мелкие стычки кланов:
Случаются, конечно, и малоправдоподобные эпизоды,«Мы действительно не умеем ни воевать, ни охранять».
Помимо отлично выписанного главгера, другие персонажи тоже выглядят яркими и многомерными. Рассудительная и умная Лючи, неоднозначный Остилья, который при первом появлении кажется неприятным высокомерным антагонистом, но в дальнейшем становится верным другом и соратником Евгения. Положительный и преданный садовник Бруно, порывистая и острая на язык Марьятта, и многие другие…
Слог отличный — без излишних словесных изысков, простой, но ясно передающий мысль автора и очень легкий при чтении. При этом имеются и интересные метафоры:
«Гнев, презрение, ненависть создали на его лице такую маску, что казалось, она сейчас затвердеет, а позже ее можно будет снять и просто носить в руке».
В общем, произведение вызывает искреннюю симпатию. Финал его промежуточен:
«Шикарные тетки оказались куклами, которых просто использовали, чтобы пустить пыль в глаза. Вот всегда так…»
При этом ещё возникает неожиданная, но приятная аллюзия на «Снежную королеву» Андерсена.
Имею возможность, способности и желание написать за разумную плату рецензию на Ваше произведение.