Рецензия на сборник рассказов «Песни Азатота»

И снова лавкрафтовский ужас, в который, как в саван, завёрнуты тексты песен группы Nautilus Pompilius. Тексты и так были самодостаточными произведениями, но Анатолий Фёдоров попробовал увидеть в них нечто другое, более страшное и необъяснимое.

Я попробую собрать все мысли воедино и отрецензировать сразу три рассказа как единое прочтение (со спойлерами).

Все три рассказа посвящены, в сути, потерянности людей среди необъяснимого и непознаваемого. Но, как мне показалось, главный герой в каждом из рассказов встречается с этим неизведанным совершенно по-разному.

"Дыхание". Герой оказывается заперт на дне океана вместе с любимой. И для него нет пути обратно в мир нормальный, он не видит возможности вернуться (и даже не пытается её найти, обречённо ожидая смерти). Его сознание потрясают видения существ, что живут глубоко под водой. Но больше его страшит то, что скоро закончится кислород для дыхания и придётся выбирать между собой и любимой.

Немыслимым образом дом наш, еще недавно казавшийся несокрушимой твердыней, ныне покоился на океанском дне, погребенный под неизмеримой толщей студеных вод. Мы же вдвоем, по неведомой прихоти безжалостного рока, оказались заточены в тесной темнице, со всех сторон окруженной безмолвным царством Левиафана.

В смрадной пучине безраздельно царили исполинские твари, порождения древних эпох - синеватые киты, чьи громады своими яростными плясками сотрясали неприступный панцирь вод.

Всякий раз, когда я пытался сдержать дыхание, дабы сохранить драгоценные крупицы воздуха для подруги, перед глазами моими вспыхивали багровые круги, а в ушах нарастал зловещий гул, словно исторгаемый неведомым зверем, притаившимся в безднах.

Внезапное осознание героя, что их мучения будут продолжаться вечно, толкает его на единственно верное решение: провести остаток невероятно ужасной и долгой жизни в объятиях любимой. И в этом он видит единственное спасение.

И все же даже сейчас, спустя немыслимые эоны, я продолжаю лелеять в глубине своего обезумевшего духа слабую надежду, что однажды этот ужасный морок развеется, и я вновь обрету утраченную человеческую суть. Что я очнусь от этого беспросветного кошмара и вновь увижу лицо моей возлюбленной, услышу ее голос, прикоснусь к ее теплой коже. Увы, я слишком хорошо понимаю, сколь наивны и тщетны эти упования.

"Князь Тишины". Герой бежит от жуткого создания и самостоятельно заходит в мрачный заброшенный особняк недалеко от кладбища, где оказывается заперт навсегда. 

Впереди замаячили очертания старого заброшенного особняка, и я инстинктивно направился к нему, словно ища убежища от невыразимого ужаса, что по-прежнему владел мной. Добравшись до покосившейся двери, я без сил рухнул на пороге и забылся тяжелым сном, больше похожим на беспамятство.

Герой пытается выбраться, но нигде нет пути домой. Он вынужден пасть ниц перед Князем Тишины, Азатотом, и смириться со своей судьбой потерянной вне времени души. В отличии от "Дыхания" мне видится здесь скорее принятие своего заключения, своей тюрьмы и окончания нормальной жизни. Здесь нет того страха за себя и любимую, нет какого-то сопротивления, нет силы воли. Герой сам идёт в этот замок и сам становится его пленником.

"Летучий фрегат". Если в "Дыхании" и "Князе" я видела, как героя поглощает нечто извне, то здесь героя влекут собственные наблюдения и мысли. Он видит в небе знамения и принимает их как нечто важное для себя. 

Два прекрасных корабля - один, рассекающий морскую гладь, другой, парящий в небесной выси - сия невероятная картина повергла меня в трепетный ужас. Ибо я прозревал, что узрел некое чудовищное знамение, исполненное потаенного смысла, сокрытого от неподготовленного разума.

Герой "Фрегата" уходит в измышления, трактовки и понимания видимого и из-за этого сторонится людей. Становится отшельником и изгоем. По сути, тем же пленником, только по собственной воле. И в этом его отличие от первых двух героев. Если в "Дыхании" и "Князе" мы видим, как ничтожен человек перед силой внешних сил -- Богов ли, Стихии ли, Чудовищ ли, то во "Фрегате" герой самолично загоняет себя в инакомыслие, которое является для него клеткой. И ему, в отличии от первых двух героев, даже нравится.

Стиль выдержан. Текст витиеват, иногда липок и сложен, но в этом есть что-то такое же заключающее читающего в клетку, как и героев. Иногда с этим перебор, и тогда текст для превращается в воду, которую льют из пустого в порожнее, но опять же: Лавкрафт этим постоянно пользовался, поэтому для воссоздания стиля этот приём более чем применим.

Итог: если хочется быстро погрузиться на дно Лавкрафтовщины поближе к Р'льеху - это то, что нужно.