Рецензия на роман «Смертельная Высота»
Движение пикселей.
Сразу оговорюсь: я не игрок. И некоторые фразы пролетают мимо меня – наподобие этой:
Ганк на лесную линию противника не задался: там уже ждали с распростёртыми объятиями вражеские прокастеры…
Я не знаю ни что такое «ганк», ни кто такие «прокастеры». С другой стороны, чем это сложней «Глокая куздра штеко будланула бокра…»? Глокую куздру я разумею. Полагаю, смогу и смысл приведенной цитаты уловить. Чего там улавливать: ганк не удался, а там – ой, твою мать! – прокастеры караулят. Но в любом случае следует знать: данная рецензия написана дилетантом в области геймплея. Как видите, некоторое термины мне известны – однако, закончим с собственной персоной и перейдем к книге.
По жанру имеем литРПГ, геймлит, игролит – выберите любое из трех названий, какое больше нравится. Никаких возражений, была бы книжка увлекательной. В соответствии с жанром, один из игроков – а играет он в команде, – каким-то образом оказывается в игре, в облике дракона. А дальше…
А дальше описывается непосредственно игра. По большей части игроки ведут между собой специальные разговоры. Также описываются персонажи. И, разумеется, повествуется о сражениях одних игровых персонажей с другими (игроков с мобами, так кажется?). Да-да, я знаю, что вы сейчас восклицаете: жанр диктует. Но я-то – блин! – в текстах ищу литературы, причем хорошей. Мне от текстов хорошей литературы подавай, независимо от жанра.
Давайте посмотрим, что там по литературной части творится.
Характеры прописаны слабо: при чтении сливаются воедино. А по-хорошему, должны различаться. Грубо говоря, описания одного персонажа должны отличаться от описаний другого персонажа не только именами, а и всем прочим – в смысле, быть узнаваемыми. Здесь же обычное для игролита: ники есть, характеров за никами нет. Так, кое-где промелькивают…
Возможно, персонажи неотличимы друг от друга за счет того, что в романе повествуется по большей части об игре, а не реале. А напрасно. В главе «Early Game 3» – редкий случай! – действие на пару страниц перемещается в реал, и сразу становится интересно читать. А потом опять драконы, тролли и прочая фауна. Обидно, понимаешь.
В попытках очертить характеры, автор перемежает игровые диалоги диалогами из реала. Выходит удачно. В самом деле удачно: реал грамотно отделяется от игры курсивом. К сожалению, частная удача не спасает характеры: персонажи по-прежнему друг с другом сливаются. По крайней мере, для меня: но возможно, за счет моей игровой некомпетентности – содержание диалогов, переполненных специальными терминами, от понимания ускользает.
Что касается вселенной романа, то… У меня такое подозрение, что вселенная – в смысле, окружающая вселенная – в романе отсутствует. Потому что в романе одни герои. Не берусь судить, хорошо это или плохо, но это так. Какие-то пейзажи и ландшафты безусловно мелькают, но в голове (в моей, по крайней мере) они не задерживаются. С другой стороны, что там, в игре, описывать: пиксели справа, пиксели слева? Возможно, по этой причине автор предлагает читателю не вселенную, хотя бы упрощенную, игровую, а эмоциональные состояния.
Попытаюсь проиллюстрировать:
Пешка издаёт душераздирающий вопль, её трепыхающееся пернатое крыло заезжает по морде, заставляя вздрогнуть. Плотнее сжать когти, впивающиеся всё глубже. Держать, пока это похожее на археоптерикса существо не замрёт, всё ещё дыша, тяжело и душно, но с каждым вдохом всё тише и тише. И невольно вспоминаешь, что было с тобой. Как это больно и страшно – вырываться из чужих когтей, уже почти без надежды на спасение. Как это ощущается – когда в живот врезается клинок, медленно проворачиваясь внутри. Каково это – когда тебе рассекают крылья.
В голове мутнеет, дыхание спирает. Воняет кровью, внутренностями и чем-то ещё, не менее мерзко пахнущим. Звуки доносятся как издалека, в ушах звенит. Приходится сделать усилие; какими бы отвратительными ни были запахи – заставить себя дышать глубже, чтобы прийти в чувство.
Обратите внимание. Начинается гибелью какого-то существа (какая разница, игрового или реального?!), и вдруг – бац! – плавный переход к эмоциям.
В большей части текста описываются именно эмоциональные состояния, по принципу: почувствовал рану (недостаток пищи, нехватку патронов, обрыв связи, приближение врага и т.п.), затем ощутил боль (тоску, усталость, ностальгию, злобу, ярость и т.п.) – подставьте подходящий вариант. Причем первое дается коротенько, зато второе – в живописных подробностях. Возможно, пункты я указываю не совсем точно, но авторский метод таков. Описания эмоциональных состояний чрезвычайно пафосные, вплоть до выспренности – по приведенному отрывку заметно.
Однако, соблюдаем порядок. Для того, чтобы оценить авторский метод во всей его полноте, нужно разобраться со стилем. Стиль – в данном романе самое примечательное, можно сказать выдающееся. Некоторые попытки стилистически разнообразить текст имеют место, но для романа в целом они не характерны. Над романом довлеет единственный стиль – о нем и поговорим.
В первую очередь стоит отметить общую грамотность. Возможно, это работа корректора, но по моему интуитивному ощущению – это автор. Он безупречно грамотен. Видно хотя бы по сложным синтаксическим конструкциям, которые выстраиваются без всякой оглядки на, возможно, неподготовленного читателя. Не знаю, как для других, а для меня приемлемо: никаких возражений.
Стиль – хотя в большей степени автора – характеризует также некоторая не превалирующая, но заметная тяга к философствованию. Слово «философия» пришло мне на ум в самом начале чтения. А когда в тексте встретился термин «трансцендентальность», я уже не сомневался. Не уверен, все ли из топовых авторов сумеют такое диковинное слово выговорить.
Но более всего стиль автора характеризуется умелой работой с глагольными временами: настоящим и прошедшим. Причем не в простейшем виде, когда одна глава дается в прошедшем времени, а другая – в настоящем, а в сложнейшем виде, когда настоящее и прошедшее времена свободно чередуются. При этом никаких швов не заметно. Уверяю вас, это непросто. Я здесь ни одного автора пока не встретил, который бы данным приемом не то что владел на достойном уровне, а хотя бы использовал.
Но увы, все это великолепие разбивается об один злокачественный недостаток. Имя этому недостатку – банальность.
Возьмем два отрывка – сначала этот:
Ладонь касается забрызганной плиты. Холодного шероховатого камня
Зеленовато-голубые нечеловеческие длинные пальцы, завершающиеся некрупными когтями. Четырёхпалые тонкие руки, больше похожие на покрытые мелкой чешуёй лапы.
Знак препинания пропущен, но не суть. К данному отрывку претензий нет – он превосходно написан.
Сравните с этим:
Осознание произошедшего пришло только сейчас. Навалилась слабость, лапы подогнулись, заставив покачнуться и, бессильно привалившись к ближайшему дереву, сползти на землю, тупо смотря на перевязанное окровавленными тряпками тело рядом.
Тут тебе и слабость, и лапы подогнулись, и бессильно привалиться, и тупо смотреть! При том, что фраза выстроена абсолютно корректно.
Беда в том, что отрывков, подобных первому, в тексте слишком мало, а подобных второму – чересчур много, особенно вначале. «Острая боль», «кромешный мрак», «первобытный ужас», «шаг в пустоту», «воспаленное сознание», «туманная дымка» и проч., и проч., и проч. Чтобы такое избыть, потребуются воистину титанические усилия.
Даже название неподходящее. «Смертельная высота» – разве это название для русского романа? «Смертельное оружие» какое-то.
Из-за банальностей многое теряется и искажается. При чтении я поймал себя на мысли, что в подобном стиле автор мог описывать Великую Отечественную войну – легко проканало бы.
Вот смотрите:
Сначала была высота, сумасшедший небесный бой под самыми облаками. Вывернутое до предела напряжение, фонтанирующий адреналин от скоростной схватки. Потом был удар – и боль. Рвущая на части боль, от которой хотелось выть. А затем…
Затем было это.
С моей точки зрения, описывается воздушная схватка времен Великой Отечественной войны, однозначно. Только не говорите, что это воздушная схватка дракона! У дракона как-нибудь по-другому должно быть! Как – не знаю, но не как во времена Мересьева!
При чем здесь Мересьев? Извините, а от чьего лица ведется повествование?
Открыв глаза, не сразу понимаешь, где находишься и сколько времени так лежишь. Кажется, не пробежала даже и минута, но уже смеркается. Окружение выглядит тем же самым, но лишь на первый взгляд: по прошествии нескольких секунд, удивлённо сморгнув, замечаешь, как всё преобразилось; обнаруживая снег на облетевших мёртвых деревьях, а себя – в глубоком сугробе.
Холодно. Дыхание вырывается тяжёлыми облаками пара, медленно тающими в морозном воздухе. Вокруг возвышаются чёрные силуэты гор, подпирая обледеневший небосвод с буквально примёрзшими к нему облаками, и с замороженного неба летят пушистые хлопья снега.
Во рту стоит мерзкий привкус крови и ещё чего-то, тошнотворно-сладковатого. В памяти – странная зияющая пустота.
Ясно же: Мересьева сбили, сейчас поползет.
– Отрежем, отрежем Мересьеву ноги.
– Не надо, ребята, я буду летать!
Хоть сейчас в «Повесть о настоящем человеке» вставляй – никто не заметит.
Если бы автор сочинял такое, подхихикивая в жилетку, могло получиться забавным. Мог выйти отличный трэшак. Но, на свою беду, автор работал всерьез. Жаль, потому что писательский потенциал разбивается о единственную кочку. Как там, у классика? «Все глупости на земле делаются именно с этим выражением лица». В смысле – с серьезным.
И тут становится смешно. Понимая, что герой компьютерный, текст попросту перестаешь воспринимать. Над особо пафосными местами начинаешь откровенно ржать. Да, я помню, что один из героев изымается из реала и оказывается в игре, в драконьем облике – но смешно же! Потому что все это не по-настоящему, а понарошку. Стиль, в иных ситуациях изысканный, превращается в напыщенный. Профессиональные приемы, многими из которых автор владеет на хорошем, иногда мастерском уровне, начинают работать против него. Какая досада!
Здесь не принято переходить на личности, но составить психологический портрет автора все же рискну. Интеллигент, вельми грамотный и образованный. Склонен к философствованию (привет, коллега!). С неплохими задатками сочинителя. Если бы не банальности и не чрезмерный пафос – что, в свою очередь, обусловлено серьезным к себе отношением, – было бы совсем здорово.
И еще автор – завзятый игроман. Тут я судить не берусь – возможно, его собратья по увлечению отыщут множество не замеченных мной достоинств, искренне надеюсь на это. Но я бы, на месте автора, повествовал не о движении пикселей, а о жизни. При выходе в реал получается заметно лучше. Или движение пикселей и есть жизнь?
Здравствуй, блин, племя младое, здравствуй, незнакомое…
P.S. На момент рецензирования опубликована половина романа. Достаточно для того, чтобы составить мнение. Тем более что мнение не касается незавершенной фабулы.
О данной рецензии.
Рецензия написана по заказу, в соответствии с условиями, изложенными здесь:
https://author.today/post/62023
Читатель! Составляя мнение о произведении, прими во внимание мужество и честность автора, согласившегося на публикацию данной рецензии.