Рецензия на повесть «Любовь»
Рассказ Юлии Пучковой «Любовь» можно рассматривать с разных сторон, и с каждой он будет выглядеть иначе. Я рассмотрю его с точки зрения агностика-скептика — моё прочтение станет неожиданным для автора, потому что в каждой строке я вижу человека верующего и всепрощающего. Я тут ближе к Богу Ветхого Завета, чем Нового. В отзыве будут спойлеры, но я не вижу, как можно разобрать эту историю иначе. С другой стороны, «Любовь» Юлии Пучковой — рассказ из тех, где любителям горячих тропов и стремительных сюжетов делать нечего. На протяжении всех его страниц разворачивается простая человеческая драма, в которой сталкиваются любовь суррогатная с любовью истинной, и тот, кто любит истинно, жертвует своей жизнью ради той, кто воспринимает его суррогатом умершего любимого, при том венец мученика к макушке примеряет совсем не жертва. Лихо закручено, правда? Но обо всём по порядку.
Итак, у нас есть мать Ольга, её сын Сева. есть ещё его бабушка по матери, которая настолько ничего не сделала в этой истории, что её можно не упоминать. Душевный комфорт дочери она поставила выше свободы внука — от меня она прощения грехов не заслужила. Когда-то давно Сева был на периферии маминого внимания — вся её любовь принадлежала мужу, Севиному отцу. Материнскую ласку Сева получал по остаточному принципу. Севиного отца автор рисует скупыми мазками, но этого достаточно, чтобы увидеть человека с большой харизмой. Счастье Ольги было недолгим, он умер от болезни.
Оставшись одна, Ольга всю нерастраченную любовь обрушивает на сына. Он, раньше не шибко нужный, становится заменителем покойного мужа. Играет роль и его кровь, и внешнее сходство. Потеряв одного глубоко любимого человека, Ольга твёрдо намерена не упустить другого, спешно возлюбленного. С этого момента Сева становится узником маминой любви, перенесённой с отца на сына.
Как часто бывает в таких случаях, фиксация на объекте исключает любые другие возможные привязанности. Как всегда случается при такой фиксации, мать воспринимает себя жертвой, чьё мученичество, должно быть оценено и вознаграждено. Всё, что она делает для себя, декларируется сделанным во благо ребёнка, потому что она-то точно знает, что для сына лучше. Наилучшим для сына, и самым безопасным, по её мнению, оказывается полная его изоляция. Севу переводят на домашнее образование, до нуля сокращают общение со сверстниками. Единственным доступным развлечением современной «Железной маски» становятся книги и вечерние разговоры с матерью. Идут годы, жизнь матери настолько «сыноцентрична», что она совершенно не развивается сама, и наступает момент, за который мне хочется стоя аплодировать автору: эти беседы перестают быть сыну интересны. Его интеллект, начитанность, образованность, превысили материнский уровень развития.
Наступило время, когда то, что он читал, было уже за пределами её понимания
Очень показательный момент. Мать настолько заигралась в Пигмалиона, что, развивая сына, перестала развиваться сама. Пришёл день, когда ему стало не о чем с ней говорить. Об этом стоит знать всем "посвящательницам и жертвовательницам жизни" своим отпрыскам. Обычно под этими высокопарными словами кроется банальный каннибализм.
Когда мать предъявила сыну претензию о том, что он перестал вечерами с ней обсуждать прочитанное — а чтение осталось единственным видом эскапизма, который мать ему милосердно оставила — сын ответил:
У меня много всего в голове, мама. Прости, но я не всегда понимаю, как этим делиться.
Прекрасный ответ, далеко не самый очевидный, но очень ёмкий и обескураживающий.
Читая это, я вспомнил «Жестяной барабан» Гюнтера Грасса, где герой в знак протеста отказался расти. Здесь герой рад был бы вырасти, только мать такие расклады не устраивают — могла б, запретила бы. Как до лоботомии не додумалась, чтоб полностью исключить даже теоретическую возможность побега — удивляюсь.
…она всегда была сильной, и она останется сильной для сына…
Типичная ошибка мучениц от воспитания. Сын должен видеть нормальные модели поведения, а не натужные маски, тем более с элементами показушной жертвенности.
После такой эскапады неблагодарного заключённого
Где-то в глубине, под сердцем, тоненьким червячком точила надежда, что он вот-вот придёт и попросит у неё прощения, и всё будет так, как было прежде.
Потеря абсолютной власти над сыном — вот причина ее слёз. Это не любовь, это власть, кайф обладания. Верю, что какое-то время сын мог испытывать Стокгольмский синдром к женщине, укравшей его жизнь и свободу, но гормональная перестройка организма вымыла со временем и его. За свою маниакальную жажду власти, которую героиня цинично называет материнской любовью, она хотела получить настоящую любовь сына, но так не бывает. Любовь не может быть ответом, она не бывает за что-то. За что-то — это благодарность. Но тут и благодарить не за что, за такое лишать материнских прав надо и изолировать от общества.
…она вложила в него всё...
Обидно, понимаю — вложение, которое не дало отдачи. А должно было? Причина обиды какая? Слепота матери поражает, но она совершенно естественна. Таким матерям имя легион, к сожалению, и исковерканных ими людей как минимум не меньше.
Больше всего ее бесит безразличие, спокойный голос. Ей-то хочется эмоций, слёз, боли. Любимому человеку хочется причинить боль? А она хочет. Она жаждет его страданий. Самое удивительное, и самое опять-таки естественное, что она не понимает причину, не хочет понимать, не хочет признавать, что совершила чудовищную ошибку: сожрала детство своего ребёнка и уже допивает юность. Я этот рассказ читал как настоящий бескровный хоррор.
Автор использует образ беды, как тяжёлого колючего одеяла, он очень яркий, но фигура матери у меня ни грана сочувствия не вызывает. Как реагирует мать? Она строит "планы мести" — такие эмоции больше подходят отвергнутой любовнице. Вывернутый наизнанку, и потому ещё более отвратительный эдипов комплекс. "Страшная несправедливость", "вина" — вот какие чувства она испытывает, только вина не ее, вина сына перед ней, его несправедливость к ней. Классические реакции, но она упрямо продолжает называть любовью чувство беспомощной ярости хозяина к сбежавшему рабу
В разговоре с матерью очень хорошо показана разница в интеллектуальной и эмоциональной зрелости Севы и матери. Мать так и осталась примитивным манипулятором, лепившим из сына суррогат умершего мужа, а Сева стал умным, рано повзрослевшим мужчиной. К сожалению, так случается редко. В реальном мире, гораздо вероятней, через много лет обрюзгший, пузатый, неряшливый Сева в брюках под мышками ходил бы под ручку с властной постаревшей вампиршей Ольгой, пил втихаря в своей пыльной комнате и тосковал о жизни, которой никогда не видел. Это не украденный смех — это украденная жизнь.
У Севы хватило сил, скажу за это спасибо автору. Он вырвался на свободу, чтобы… уйти в монастырь. Почему?
Я не буду рассматривать вариант, что он обрёл истинную веру — не хочу рассуждать о том, чего не понимаю. Я здесь вижу агорафобию домашнего кота, впервые вынесенного во двор, когда он, пришибленный небом, на согнутых лапах ползёт в ближайшее укрытие. Он вырос в тюрьме среди тюремщиков, игнорировавших его запросы и желания. Он не научился обращаться со свободой. Он не умеет взаимодействовать с другими людьми. Фактически он меняет одну тюрьму на другую, но из монастыря вырваться на свободу намного проще, чем освободиться от материнской гиперопеки. Безусловно, воцерковлённые люди увидят в этом что-то другое.
Очень показательной мне кажется фраза:
…ты бы мог дождаться совершеннолетия, и тогда это, конечно, было бы так же бессовестно и безжалостно, но всё же ты бы сделал это сам.
Здесь прорывается правда о том, какую судьбу она готовила своему сыну, я писал о таких семьях выше. Она не собиралась его выпускать. Эта тюрьма — пожизненная.
…лишив меня всего — семьи, любви, внуков, спокойной старости!
А здесь она врёт. Врёт намеренно, и ярость ее холодная. Никакую женщину рядом со своим сыном она не потерпит, но ей отчаянно надо придумать причину, по которой сын мог бы изменить своё решение. Попробовала сыграть на подавленном её же стараниями половом влечении. Не сработало.
Понимаешь ты, что лишаешь меня смысла жить дальше?
Прекрасный смысл жизни — высасывать жизнь собственного сына. Мать опытный манипулятор, она бьёт по комплексу вины. Воспитание комплекса вины — залог послушания детей и удобства родителей. Запишите, пригодится, когда захотите исковеркать кому-нибудь психику.
Бабушка объяснит ему, какой чёрной неблагодарностью он решил отплатить матери за её любовь
Новый виток манипуляций, новая попытка привязать сына его несуществующей виной, теперь через другого родного человека.
— Я его уже теряю, а потому, как это ни глупо звучит, мне нечего терять. Он не уйдёт в монастырь, пока я могу на это повлиять.
Карандышевское «так не доставайся же ты никому!»
Да, мама, я сама во всём виновата! Но я ведь не за этим приходила к тебе! Я приходила за поддержкой!
Снова манипуляция: ну скажи, ну скажи же, что я не виновата.
Что сказать? Давить на жалость, на её будущую одинокую старость?
Ничего, кроме примитивных манипуляций в ней нет, ей и в голову не приходит, что можно действовать иначе, и, вишенкой на торте:
На что рассчитывать ей — не любовнице, а матери?
А ведь есть у неё подспудное осознание извращенной природы собственных чувств, тут само сравнение с героиней "Поющих в Терновнике" говорит об этом больше, чем сказанное прямым текстом ниже, в приведённой фразе. В ней есть... Сожаление.
— Мама, но ведь если бы я остался в миру, я бы всё рано раньше или позже ушёл от тебя.
— говорит ей Сева
— Но ты не секретный агент. Ты не подневолен
Правда? Лицемерие Ольги пробило дно.
Потекли дни. И каждый уходил в прошлое, отрывая кусочек от ещё остававшейся у неё надежды. И каждый умерший месяц утверждал её в неотвратимости расставания с сыном, потому что ничего не менялось
Этот отрывок я привёл с единственной целью, чтобы вы оценили образность текста.
Ещё было стыдно оттого, что ей нет-нет и приходили в голову мысли о том, как придётся признаться друзьям, что сын оставил её
Ольга в общении с друзьями (удивительно, что они у неё были) выставляла себя эталоном правильной матери. Решение сына поставило крест на её репутации непогрешимого воспитателя удобного человека, и вдруг оказалось, что этот прискорбный факт настолько значителен, что вызывает у неё переживания даже во время всепоглощающего, казалось бы, горя. Постепенно к Ольге приходит осознание, что важно, а что нет. Хоть стыд начала испытывать, уже хорошо, правда очень поздно.
Автор пишет символично, незначимых деталей в повести нет. К примеру, то, что Ольга ездит к сыну не весной, а осенью — отличный символ того, что весну своему сыну она загубила
В сцене прощания я не испытал ни малейшего сочувствия к Ольге. Сева мог ей простить, я не стану. То, что сделала эта женщина — преступление против детства. Когда маньяк похищает ребёнка и держит его взаперти, его сажают. Когда так поступает мать со своим ребёнком — всем плевать.
У него было счастливое детство. Он никогда не жалел, что не пошёл в школу
— конечно же, это слова матери. Ей виднее. Разрешите не поверить. У него было единственное известное ему детство с максимально ограниченной свободой, Севе просто не с чем сравнивать.
Просуммирую впечатления.
Как писал выше, мои впечатления могут и будут отличаться от впечатлений воцерковлённых читателей. Что я вижу здесь?
Женщину, укравшую у сына детство и часть юности и не испытывающую угрызений совести по этому поводу. Для того, чтобы она так и не осознала свою вину, сын в конце великодушно выписывает ей индульгенцию, рассказывая про свое "счастливое детство". Если оно на самом деле счастливое, то можно выкинуть в мусорку все идеи вроде "осчастливить насильно невозможно".
Я вижу иначе. Уход в книги Севы — это эскапизм вроде наркомании. Когда ты не живёшь реальной жизнью, остаётся жить воображаемой. То, что в пятнадцать лет подросток, переживающий бурную гормональную перестройку организма, решает уйти в монастырь — признак того, что болезненная нездоровая фиксация матери воспринимается им, как (я писал об этом выше) вывернутый наизнанку эдипов комплекс. Такое "обёртывание собой" может сделать саму мысль о сексе с женщиной, или вообще о сексе отвратительной. На такой основе хорошо взрастает тяга к религиозному аскетизму как к чему-то чистому и непорочному. В такие причины ухода в монастырь я готов поверить.
Он освободился от душной опеки матери, оказался в дружелюбном окружении, снова в изоляции, но без психологического насилия. Жизнь его подчинена распорядку, она спокойна и предсказуема, и в ней достаточно времени для книг и размышлений. Он вполне может быть счастлив. Могла ли его жизнь сложиться иначе? Да могла. Был бы он в ней счастлив? Вполне возможно, но мы об этом уже не узнаем.
Автор великодушно, как истинно верующий человек, отпустила матери все грехи, я бы ратовал за земное возмездие — ядовитый плющ надо выкорчёвывать. Спасибо за умеренный хэппи-энд. Наверное, старею, но от анхэппи-эндов я подустал. Умеренный он потому, что автор мудро не стала расписывать продолжение отношений Ольги и Артёма. Перспективы счастливых отношений мне кажутся сомнительными — так просто объект фиксации не замещается. Сам Артём схематичен. Он не герой, он персонаж-функция, фактов про то, что он веселый и Ольгин бывший одноклассник, достаточно. Что раньше о нем не говорилось — так он во время действия рассказа в стране и не появлялся.
Про стилистику. Мне очень нравится, как пишет автор. Это красивый литературный и, что важно, современный русский язык. Автор пишет смело, не боится сложных конструкций, умело играет ритмом, создаёт атмосферу и настроение. Я благодарен автору за глубоко и безжалостно раскрытую тему воспитания "удобных людей". Финальную часть романа можно рассматривать с мистическим флёром христианского чуда, а можно читать как грубый реализм с самообманом и, если не симуляцией, то, по крайней мере психосоматикой, ну и обман во благо со стороны Севы плюсом — чего не сделаешь, чтобы облегчить матери ношу. Само то, что рассказ у разных людей может рождать разные мысли, говорит о его глубине.
Психологизм и достоверность. Я верю и в образ матери, и сына, и бабушки, и в привлекательность бывшего мужа — в короткой сцене, буквально одной фразой выписана его спокойная уверенность в себе, большего для портрета единственной Ольгиной любви не требуется. Это ещё одна проблема, которая может помешать новым отношениям: Ольга будет постоянно сравнивать Артёма не с Сергеем, а с идеализированным образом, сохранившимся в памяти. Такую конкуренцию выдержать почти невозможно, а Артём, как посторонний человек, в отличие от сына, на роль суррогата покойного не подходит.
Единственная серьёзная претензия, которая возникла у меня к рассказу: он написан для читателя уровня Севы, но автора постоянно заботит, что читатель уровня Ольги может что-то не понять, и нужно обязательно разжевать помельче. Автор пишет интеллектуальную психологическую прозу. Разжёвывая для привыкших читать по диагонали можно вызвать раздражение у тех, кто привык читать вдумчиво. Я сам переживал по этому поводу, но каждый раз, как начинал задумываться о тех, до кого не дойдёт, писал шлак. Автор, выкиньте читателя из головы, он вам мешает. Вспомните о нём при редактуре.
Ну и если искать архетипические параллели, сюжет укладывается в освобождение иудеев из египетского плена — посланные в погоню колесницы благополучно утонули, Моисей вышел из Чермного моря сухим, а фараон пока утешился новой наложницей.
Всем отважным, дочитавшим эту простыню до конца, скажу: время, потраченное на этот рассказ не будет потерянным. Здесь важная тема, прекрасная стилистика, психологическая достоверность и неоднозначность. Уверен, что у большинства из вас после прочтения появится острое несогласие с моей точкой зрения, может даже до желания за горло рецензента подержаться — это знак, что история получилась намного обширнее потраченных на неё слов. Так и выглядит настоящая литература.
На этой ноте завершаю свою первую рецензию здесь.
С уважением, Сергей Мельников