Рецензия на роман «Вдоль берега Стикса»

Когда играешь в прятки с Дьяволом, не забывай о том, что где-то наверху есть соглядатай, который всегда может подсказывать твоему партнеру по игре.
Барон Гведе Семитьер
— Я слышал, что роман «Вдоль берега Стикса» — это своеобразная игра. Амбициозный квест, замешанный на мифологии, философии и, даже, с подачами в сторону эпической фантастики. Разве может аттракцион быть привлекательным? — инженер-сыщик бросил вопросительный взгляд на собеседника.
Гведе Семитьер отложил сигару на хрустальную пепельницу и потянулся к книге. Задумчиво перелистал страницы, остановившись недалеко от начала:
— Может, друг мой. Ты никогда не задумывался о том, что именно нас привлекает в путешествии?
— Каждое путешествие имеет цель, Барон.
— Но кроме цели, к которой стремится путешественник, есть еще этапы из которых состоит дорога. Каждый из них — отдельная глава, составляющая цельную историю. Фентезийный триллер, написанный в формате путешествия заранее обречен на то, чтобы быть динамичным.
— Динамичным хаосом?
Барон кивнул:
— Именно. А, как известно, хаос может быть намного более созидающим, нежели упорядоченность. Особенно, если этот хаос обладает глубоким философским контекстом. Да, начало романа классическое: главный герой Алька, уличный музыкант с амнезией, попадает в яму с прикованным монстром Азраилом (который оказывается дьяволом). Они заключают союз, и дальше разворачивается эпическое путешествие через параллельные миры, омываемые рекой Стикс — символом проклятия и отверженности. Цель ясна — помочь Азраилу вернуть утраченные силы. Но обратите внимание на метафоричность пути к этой цели!
— Ты хочешь сказать, что животные, в которых эти силы заточены…
— Именно, — кивнул Барон. — Битвы с ангелами, демонами и богами, ритуалы и даже столкновение с Первопричиной, питающей своими слезами Стикс — это внешнее. Намного важнее то, что скрывается в глубине всей этой метафизики! Вот смотри: роман состоит из двух частей. Первая фокусирует читателя на идее выживания и дружбы. Вторая же демонстрирует причины эскалации в виде войны с богами и апокалипсиса. Это очень свежая интерпретация мифа с сильным эмоциональным подтекстом, повествующем об отверженных.
— Но зачем автор настолько перегрузил этот миф? Слишком много всего — существ, миров, артефактов. Это запутывает историю. Но запутывает не так, как делает это Конан Дойль, а топорно, грубо! В итоге концовка кажется поспешной, а философия подается в лоб!
— К сожалению, да. Может именно поэтому я считаю эту книгу добротным экспериментом, а не кричу о том, что это безоговорочно шедевр? Однако, вместе с тем, я хочу отметить работу писателя над персонажами. Разве ты не обратил внимание, насколько они архетипичны?
— О да. Это, бесспорно, плюс. Да, герои книги это смесь архетипов, взятых из мифологии и фентези. Но все они живые и умеют говорить!
— Точно подметил, — хохотнул Барон. — Сегодня, среди обилия картонных диалогов картонных же персонажей, речь героев выглядит поистине вкусной. Да и эволюция персонажей заслуживает уважения. Пройти внутренний путь от трусливого пленника до человека, готового на самопожертвование вместе с Алькой — это одно удовольствие.
— Но, опять же, не могу не придраться: протагонист пассивен! Не он тащит за собой события романа, а они его!
— Что ж… Стоит признать, ты прав. Он пассивен. И, несмотря на это, очень хорошо прописан: со своими слабостями и убедительными чертами характера.
— В этом отношении мне больше понравился Азраил. Трагический бэкграунд, харизма, сарказм — все это делает его звездой.
— Согласен. Да и его трансформация от монструозности до менторства и даже дружбы весьма интересна. Хотя его отношения с лярвой Луарой, демонессой, меняющей формы, слишком попсова. Впрочем, мотивы жадности и мести в ее характере очень важны для сюжета и интересны.
— Ну да. Кто еще не использовал троп отношений между старыми врагами/любовниками?
— Ты еще придерись к Шекспиру!
— Ладно, согласен. Ничто не ново под луной. Главное, как это подает автор.
— И, все же, согласись: Луара вышла категорически плоской femme fatale.
— Тогда, к минусам, стоит отнести и упрощенную мотивацию всех вокруг. Боги — злобные тираны. Как удивительно!
— Знаешь, сейчас, после разговора с тобой, я немного пересмотрел свое отношение к этому роману. Он хорош. Но как насчет того, что автора можно легко упрекнуть в заимствованиях?
— Ерунда. Ты сейчас намекаешь на «Потерянный рай» Мильтона и «Американских богов» Геймана? Да, роман содержит прямые отсылки к библейским мотивам. Да, финал, демонстрирующий бунт против тирании перекликается с Мильтоновским. Да, эгоизм богов, борьба старых и новых мифов можно назвать эхом Геймана. Но! Заимствования — это не плагиат. Автор творит свой, уникальный миф, добавляя местный колорит. Единственный нюанс: для начитанных фанатов заимствования покажутся слишком очевидными, а текст — предсказуемым.
— Знаешь, единственное, что меня зацепило сразу — это язык, которым написан роман. Живой язык, архаизмы занятные и в тему. Юмор спасает от пафоса. Здесь все, прямо-таки, великолепно.
Барон усмехнулся:
— Ну, раз уж на то пошло, то я с тобой полностью соглашусь. За исключением слишком длинных и не всегда точных описаний, конечно. Тем не менее, перечитай книгу еще раз. Пусть роман не идеален, но он искренний и эмоциональный. В качестве философского фентези с темным уклоном эта книга именно то, что нужно. А уж если читатель любит ревизионизм мифов — и подавно.