Рецензия на роман «Столкновение миров»
Без «первой директивы»
В последнее время мне везёт на оригинальную фантастику. Таковы и первые два романа из цикла Евсея Рылова «Четвёрка». Хоть оригинальность их и относительна: раньше авторы тоже неоднократно отрабатывали тему вторжения пришельцев «с другой стороны» — когда в роли вторженцев выступают земляне, а менее развитые инопланетяне воспринимают это с потрясением и страхом. Тут можно вспомнить, например, великолепный роман Вернора Винджа «Глубина в небе», где космический флот землян появляется на орбите планеты с чуждой цивилизацией. Отличие от романов Рылова в том, что на его планете тоже живут люди, а не арахниды, как у Винджа. Это чётко не проговаривается, но, по всей видимости, планета эта — Земля альтернативного мира, с отличной от «нашей» Земли культурой, обществом и даже географией.
Как и в романе Винджа, фокал попеременно смещается с землян на инопланетян: с главгера Андрея Лихова — пилота грузового космолёта, оказавшегося у неведомой планеты, на главгероиню — Лалфи, юную девушку (на её планете взрослеют быстрее). Иногда, правда, вместо неё фокал занимают другие инопланетяне. Такое чёткое чередование позволяет рассмотреть происходящее с двух противоположных точек зрения, получив при этом более объёмное видение. Хотя порой возникнет и эффект «ненадёжного рассказчика».
Но вот другая черта эпопеи в корне отличает её от многих образцов космической фантастики, что зарубежной, что отечественной: жёстко прагматичная мотивации героев — и землян, и инопланетян. Что до последних, то у них наблюдается глобальное геополитическое противостояние, похожее на то, что в реальности имеет место у нас. Однако на этой планете всё гораздо проще и однозначнее: есть два материка с двумя враждующими государствами. Их научно-техническое развитие и культура напоминает стимпанковские миры на уровне XIX — начала XX веков. Однако по крайней мере на восточном материке имеются артефакты куда более развитой древней цивилизации. Западное государство технологичнее, зато в восточном распространено то, что у нас называется магией: «искатели» и «знающие» — телепаты и ясновидящие — объединены в некий Орден, и их дарования используются в разных целях, прежде всего полицейских и военных. У западян людей с такими способностями нет, но, как выяснилось в ходе повествования, они иногда используют менталистов противника.
Что до землян, то, как сказано, их обычный транспортник с небольшим экипажем занесло на орбиту чужой населённой планеты совершенно случайно (на самом деле нет, но сначала они этого не знали). Люди впервые обнаруживают планету с разумной жизнью, это их потрясает, но антиномии по этому поводу не разводят. Нет и никакого «Стар трека» с его космическим «соплежуйством» и «первой директивой» о невмешательстве в дела менее развитых цивилизаций. Неведомым образом попав сюда и изучив с помощью своих технологий инопланетян и их общество, экипаж принимает рациональное решение высаживаться, обустраивать колонию и выживать любыми способами.
Другое дело, что и их «попаданство», и решение о высадке спровоцированы и режиссированы злокозненными интеллектуальными программами — «призраками». Резоны искинов пока непонятны, но в последующих романах, несомненно, станут яснее.
Однако основной фактор, обуславливающий поведение экипажа — то, что все его члены прошли через бушевавшую много лет назад на Земле и других планетах великую войну. Похоже, она шла по существующим у нас и сегодня векторам — прежде всего между США и Россией. И хотя экипаж транспортника интернационален, он российский. У этих людей психология солдат, все происходящее рассматривающих с точки зрения суровой военной необходимости. Как характеризуется один из самых молодых членов экипажа:
«…Он треть сознательной жизни воевал и оттого не видел особых проблем в уничтожении себе подобных».
Отсюда и их прагматичное прогрессорство — не ради развития чуждой цивилизации, как у коммунаров Полудня АБС, а в целях собственного выживания. Ну и для пользы своей планеты и страны:
«Нам нужна армия и как можно раньше, а чтобы эту армию содержать и обеспечивать, потребуется развитая экономика. Чтобы ты там себе не воображал — это просто эволюция, ничего личного!»
Но при том, что земные космонавты имеют в виду колонизацию планеты, с местными жителями они намерены поступать по справедливости — как они её понимают:
«Что толку с города, если в нём нет жителей? Дом, в котором нет женщины и ребёнка, не дом, а просто стены, что проку с них? Зачем нужна улица, если по ней никто не идёт к храму, и зачем храм, в котором не молятся Богу?»
И это отличает людей от злокозненных искинов, которые тоже нацелились на колонизацию, но она не исключает любых мер, вплоть до геноцида местных.
Земляне, не задумываясь, вмешиваются в местные разборки на стороне восточников — тем более, что западяне предстают жестокими завоевателями, творящими геноцид и наслаждающимися массовым насилием. Хотя, возможно, это выглядит так в преломлении сознанием «ненадёжного рассказчика» — главгера, ветерана войны, до сих пор ненавидящего бывших врагов, земных «западян»:
«я что, пиндос какой, нарушать договоры и считать людей пешками», «я не пиндос какой-нибудь, чтобы предавать не задумываясь».
Андрей Лихов «простой пилот заштатного космического транспортника. Ну, ещё на полставки офицер службы безопасности». Опытный воин и мастер на все руки, обладает грубоватым чувством юмора — типичный герой для этого автора. Отличие Андрея в том, что из-за постоянных погружений в анабиоз объективно ему больше двухсот лет.
На Земле его никто не ждёт — да и не ждал бы, так как жена рассталась с ним из-за повреждения его психики, вызванного принятием боевых наркотиков на войне:
«Сначала были письма, от сестры, затем от племянниц, даже разок от бывшей и одно от дочери. А потом, примерно шестьдесят объективных лет спустя, наступила тишина, и капитану Лихову никто больше не писал, как, впрочем, и всем остальным».
Война вообще прошлась по его жизни асфальтовым катком:
«Мой отец погиб на войне, мою мать убили в тылу враги, сестра уехала и со мной не общалась, а женат я был только ради рождения детей — вот и весь род».
Теперь космос — вся жизнь Андрея. Он, собственно, только его и знает — его земная жизнь была слишком давно. Раненный физически и душевно, несколько раз буквально по кусочкам собранный с помощью передовой военной медицины, теперь он пилотирует корабли, чинит их механизмы и защищает экипажи. И никакой стартрековской романтики странствий по вселенной. Он уверен, что так и будет жить в чёрной бездне — без семьи и дома.
Андрей несколько напоминает главгера упомянутого романа Винджа — тот тоже вследствие анабиозов обрёл некое «квазибессмертие». Однако Фам Нювен выглядит куда более загадочным и многомерным существом. А Андрей Лихов, в сущности, прост. И, наверное, несчастен — он ведь вовсе не полубожественная личность, а вполне обычный русский парень:
«Лихов жаждал стать среднестатистическим человеком, не космодесантником, не героем-космонавтом, не грёбаным шпионом. Он хотел обычную скучную жизнь. Возвращаясь с работы, чинить протёкшие краны, а не заделывать трубопроводы, из которых вытекает радиоактивная жижа. А ещё чтобы ждала семья».
Может быть, поэтому, а может, из-за того, что он много десятилетий не видел женщин, он так заинтересовался главной героиней романа Лалфи. Эта молодая красавица — значительная фигура в своём обществе, сильнейшая искательница, талантом которой широко пользуются тамошние спецслужбы и армия. Она учитель в орденской школе — готовит таких же искательниц. При этом среди простых людей уважение к ней смешивается со страхом, а у кого-то и с подозрением. «Ведьм» не любят и на этой планете.
Бэкграунд её не менее тяжёл, чем у Андрея: в детстве она пережила нашествие западян, видела их жестокость, потеряла близких. Теперь она не менее прагматична и опасна, чем земляне, во всяком случае, убивает врагов умело и без раздумий. И модус операнди её и её людей тоже схож с земным:
«Всякое государство, в первую очередь, должно заботиться о безопасности своих граждан, безжалостно карая, тех кто на них напал».
Она напоминает по сюжетной функции одного из героев романа Винджа — арахнида Шерканера: с помощью своих сверхспособностей первой понимает, что к ним прибыли чужаки. Правда, принимает их за «древних», построивших могучую цивилизацию, чьи следы ещё находят на планете. Андрей следит за ней и другими местными с помощью летучих дронов, пытаясь уяснить, что тут происходит. А Лалфи знает, что чужаки следят за ними.
Дело осложняется тем, что против восточного государства тайно действуют западяне, пользуясь предателями из Ордена, имеющими способность брать под контроль и манипулировать людьми.
И вот в этот замес попадает прибывшая на планету маленькая группка земных космонавтов. Они оснащены передовой техникой и оружием, которые местными воспринимаются волшебством. Но их очень мало. В глухих горах, где они пытаются устроить базу, на них нападают агенты западян, часть землян гибнет, оставшиеся совершенно естественным образом — хоть и не без недоразумений — вступают в союз с возглавляемыми Лалфи силами восточников, побеждают коллаборационистов и их лидера — сильнейшего искателя. В ходе боёв Лихов был смертельно ранен, но восстановлен доктором из экипажа. Его же отношения с Лалфи, сначала обоюдно напряжённые, явным образом продвигаются в сторону романтики.
Столь краткое изложение фабулы может создать впечатление, что это простенький космический боевичок, что далеко не так. Прежде всего, из-за сложности личностей главных героев и поднятых в романах проблем. Та, что касается взаимодействия разных цивилизаций, уже обозначена выше. Другая имеет отношение к духовности. ГГ романа — православный христианин: грешащий, конечно, отступающий от церковных установлений, но истово верующий. К слову, тоже не в первый раз встречаю такого героя у Рылова.
Андрей постоянно читает православные молитвы, крестится — в общем, ведёт себя, как нормальный верующий. И, как любой из них, периодически впадает в прелесть. Например, когда в руки его попадается тот, кого он считает главным магом, ответственным за гибель его друзей и весь творящийся в горах ужас:
«В этот момент волна бешенного кровожадного восторга затопила его. Враг в его руках! Никто не отнимет у него добычу».
И в миг, когда герой поддаётся животному гневу, он терпит поражение и едва не гибнет.
Религия (кажется, монотеистическая) и церковь есть и на чужой планете. Отношения местной Церкви и Ордена достаточно сложны: как и в нашем мире, Церковь осуждает различные оккультные практики, а Орден зиждется именно на них. Однако, поскольку силы видящих и искательниц использует государство, церковники находят с ними компромисс.
Православный Андрей сначала тоже с подозрением относится к Лалфи и её ученицам, видя в них нечестивых колдуний:
«Девушка по другую сторону монитора использовала что-то, во что он, как прагматик, не верил, а как христианин не мог принять — колдовство».
Согласитесь, это весьма необычный вариант культурного шока от столкновения инопланетных культур… Во всяком случае, в традиционной космоопере подобного крайне мало. Могу вспомнить разве что «Язву» Натали Хеннеберг и ещё пару близких примеров.
Но постепенно Андрей проникается к инопланетянке чувствами и в какой-то момент дарит ей нательный крестик своей матери, который некогда отказалась взять его атеистка-жена. Он думает, что лишь подарил понравившейся девушке красивый кулон, однако та воспринимает этот так, что могущественный древний вручил ей некий оберег силы. И, к потрясению Андрея, «оберег» этот реально работает:
«Гнев её немного ослаб, стоило ей коснуться украшения. Его переполняла сила. Такая мощь, какой ей ещё не приходилось ощущать. И её вполне можно было взять и использовать».
Похоже, религиозная тематика органично входит в космическую фантастику уже не как какое-то незначительное маргинальное течение с отдельными выдающимися представителями, вроде Клайва Льюиса, а с полным правом, опираясь на заложенную ими литературную традицию.
Ну и, повторюсь, само по себе повествование жестковато для обычной космооперы. Например, боёвка обычно ярка, динамична и реалистична, но порядком кровава:
«Согнув два пальца свободной руки, Андрей захватил ими нос потрошителя, а потом сильно сжал и повернул. Раздался хруст разрываемого хряща и ломающихся костей. По лицу живодера хлынула кровь, тот стал ей захлёбываться и замолчал».
Члены экипажа не только жестоко-прагматичны, но и кажутся чёрствыми. Например, их реакция на гибель их друзей и коллег достаточно ровна, они вскоре после этого даже обмениваются шутками. Но надо понимать, что идёт это от привычки к войне и смерти, принятия факта, что она ходит следом за каждым солдатом и может одолеть его в любой момент:
«Такова уж мужская доля — погибать на войне. Нет в этом ничего такого уж трагичного. Почти все, кого знал Андрей: те, с кем он играл во дворе, учился в школе, занимался в кружке юных биологов, просто встречался каждый день на улице, сгинули в мясорубке, кто на Венере, кто на Титане, а кто на Обероне».
Таковы же солдаты и с чужой планеты. Например, молодой Риньш, попав в плен, чтобы выжить и сбежать, убивает своего сослуживца — с молчаливого согласия того, поскольку, как они поняли, это было наиболее рационально в данной ситуации.
С другой стороны, никакой инфернальщины в героях нет и в помине: они помогают друг другу и своим союзникам, доктор лечит искательницу-калеку и даже придаёт ей весьма привлекательный облик. А в их диалогах или общении Андрея с Лалфи постоянно возникает юмор — порой крепко-казарменный, но забавный.
Думаю, уже понятно, что читать романы эпопеи стоит — хотя бы из-за интересного и оригинального сюжета, который при этом не отрывается и от традиции фантастики. В тексте есть прямые аллюзии на «Дюну» Герберта, «Звёздный десант» Хайнлайна и «1984» Оруэлла, а сцена, где Андрей морочит голову инопланетянам голографическими иллюзиями, разительно напоминает эпизод из «Патруля времени» Пола Андерсона.
Но недостатков романы тоже не лишены, и иногда серьёзных. В частности, есть сюжетные провисания и алогичности. Например, как-то слишком хорошо «упакован» этот «обычный транспортник» высокотехнологичным оружием и прочими гаджетами. Хотя это может быть результатом интриги «призраков», задумавших операцию по колонизации. Или, возвратив зрение Лайшми, доктор замечает, что «аппарат Елизарова после операции сращивал бы её кости в течении не менее чем полугода». Но если уж они могут протезировать рабочие глаза, то аппарат Илизарова (так правильно) для них должен казаться каменным веком медицины.
Есть малодостоверные моменты и в поведении персонажей. Например, Лалфи крайне обеспокоена присутствием чужих и должна поднять тревогу, но тут же легкомысленно отмахивается от этого:
«Лалфи требовалось бежать, сообщить Главе Круга, Вийну и ещё кому-нибудь, написать отчёт в Круг кругов и ещё, ещё, ещё… Но то утро выдалось слишком прекрасным, чтобы портить его такими мыслями, и она просто направилась будить воспитанниц».
И решение Андрея отдать незнакомой инопланетянке крест и кольцо — хоть не фамильные сокровища, но памятные для него вещи — тоже ставит читателя в тупик. Ещё несколько за уши притянуто созвучие между фамилией главгера и местным словом, обозначающим древнего.
Не очень чёткая экспозиция: более или менее представление об устройстве мира читатель получает лишь в 15-й главе первой книги. Хотя следует признать, что мир этот тщательно разработан и наполнен интересными деталями. Иногда не слишком внятен поток сознания героя, как в 25-й главе второй книги, лишь к концу которой читатель понимает, что повествование велось от имени Лалфи.
Как-то слишком по-человечески эмоциональны сообщения, которыми обмениваются ИИ-«призраки». Следовало хоть как-то стилизовать их под мышление искинов.
Выше уже сказано, что структура с чередованием фокала хороша, но иногда однообразное описание одних и тех же событий с точки зрения разных персонажей утомляет.
Некоторые куски действия просто пересказываются, особенно в первой книге, а сообщения об иных действиях героя утомительно повторяются, например, что он «заварил двери крест-накрест». Есть стилистические ошибки и малоудачные фразы:
«скользил вниманием по людям на бульваре; ужасно стеснявшийся слышащий низшего круга».
В речи инопланетян возникают неуместные современные жаргонизмы: «от слова совсем». И очевиден явный перебор с опечатками, грамматическими ошибками и особенно — неправильно расставленными запятыми. А ещё — официально поднятое «Вы» в прямой речи, что в художественном тексте недопустимо.
Однако всё это легко удаляется правкой, после чего романы можно будет с полным правом назвать отличными.
Имею возможность, способности и желание написать за разумную плату рецензию на Ваше произведение.