Рецензия на роман «Девяносто девять бед и майор для круглого счета»

В жизни каждого читателя однажды наступает миг: ты открываешь книгу — и из неё пахнет не только типографской краской, но и чем-то бытово-магическим, как будто под обложкой кто-то сварил зелье из кофе, тоски и утренней иронии. «Девяносто девять бед и майор для круглого счёта» — как раз из тех историй, где заклинания подмешаны в стиральный порошок, а следователи носят при себе не только пистолеты, но и словарь бытовых чудес.

Тут всё, как положено в правильной сказке для взрослых людей, уставших от героизма: ведьма — самозанятая, майор — слегка уставший от протоколов, сосед — оборотень с плохим чувством меры. А котёнок орёт на балконе, словно пытается донести миру секрет космической справедливости. И героиня, поджав губы, идёт на переговоры с реальностью в халате, босиком, с тем выражением лица, которым обычно заваривают чай и проклинают утренние собрания.

Автор создаёт мир, где мистика не спускается с небес, а просачивается через розетки. Там, где другие пишут о великих сражениях света и тьмы, здесь варится суп из мелких бытовых возмущений, в которых больше истины, чем в любом архимагическом свитке. Текст говорит с нами языком усталой, но весёлой интонации: «Да, беды бывают. И что теперь? Поставим их в очередь, пронумеруем, добавим майора для симметрии — и будем жить дальше».

Это и есть философия книги — порядок как способ дружбы с хаосом. Девяносто девять бед — это не список несчастий, это каталог нашей обыденности: от непроснувшейся кофемашины до злобного письма от ЖЭКа. Майор нужен не для того, чтобы всех арестовать, а чтобы кто-то, наконец, сказал: «Так, гражданочка, давайте по пунктам». А ведьма — чтобы поправить причёску вселенной и сварить приворот на удачу для тех, кто устал от логики.

Повествование идёт лёгкими зигзагами, будто героиня шагает по ковру, который иногда решает полетать. Сюжет не спешит, потому что тут спешка — антипод магии. Каждая сцена — как кружка горячего воздуха между делами, как тихий разговор с чайником, который всё понимает, но молчит. У автора получается удивительное — сделать смешное не глупым, а печальное — уютным. Это редкое равновесие, когда абсурд служит не для смеха, а для очищения.

Читаешь — и ловишь себя на том, что веришь в каждую мелочь: что проклятье можно отменить любовью к чистым простыням, что кот на балконе поёт гимн независимости, а словосочетание «майор для круглого счёта» — вовсе не про арест, а про баланс вселенной. И вообще, всё здесь крутится вокруг баланса: между смехом и усталостью, между мистикой и чашкой кофе, между отчётом и чудом.

Иногда кажется, что весь роман — это инструкция по выживанию для тех, кто больше не верит в инструкции. «Поставь чайник, обними беду, покорми кота — и мир снова заработает». Простая формула, но в ней есть то, чего не хватает большинству фэнтези: уважение к повседневности. Нарватова пишет не про героев, а про нас, людей в шлёпках и с чувством юмора, которое спасает лучше любого амулета.

Стиль — разговорный, чуть лукавый, будто слова хихикают сами над собой. Здесь нет пафоса, зато есть живое дыхание. Это не фэнтези, а хроника соседского космоса, где параллельные миры проходят через кухонную вытяжку, а судьба скрывается в банке с засахаренным вареньем. И если вдруг вам покажется, что бед слишком много, автор шепнёт: «Так задумано. Девяносто девять — это не приговор, это форма симметрии».

Ироничный тон не мешает книге быть доброй. Наоборот: через насмешку пробивается сострадание. Ведь за каждым шутливым диалогом — маленькое напоминание, что люди всё ещё способны разговаривать, даже если один из них оборотень, а другой работает в прокуратуре. И если они нашли общий язык — может, и у нас есть шанс.

В итоге история превращается в тихий гимн домашней магии — той самой, что держит мир на подоконниках и в чайных парах. А майор, возможно, нужен лишь для того, чтобы удостоверить акт примирения между чудом и протоколом.

И когда ставишь книгу обратно на полку, чувствуешь: стало чуть легче. Как будто кто-то где-то всё-таки поставил штамп «Разрешить жить».