Рецензия на роман «Клинки Тангаты»
Полоса свободы для живого оружия
Пока самая мрачная из трёх книг цикла — и по содержанию, и по идеям, и по настроению. Сентенция, которой она заканчивается, может послужить эпиграфом ко всему роману:
«Иногда мир делает вид, что всё нормально. Чтобы никто не заподозрил, что он уже рухнул».
Предыдущая книга завершилась на клиффхэнгере — главный герой попадает в руки своих врагов-дахака. Читатель ожидает, что Брайд станет героически вырываться из плена — как уже не раз случалось ранее. Однако всё поворачивается иначе. Дело в том, что главгер наконец начинает видеть скрытые пружины мира и своё место в нём, и ничего хорошего это знание не приносит.
Брайд — в первой книге верный солдат империи, серп, карающий её врагов, во второй — молодой маг, начинающий осознавать своё могущество, в третьей приходит к безжалостному пониманию, что он никогда и не был свободен. В этом мрачном мире, где насмерть сцепились друг с другом тёмные силы, где трудно разобраться в хитросплетениях изощрённейших интриг сильных мира сего, где кишат, борются и взаимодействуют друг с другом маги, культисты, шпионы, мудрецы-изуверы и всякого рода монстры, он всего лишь орудие в чужих недобрых руках…
«Чудовища живут внутри. В душах ищущих власти. В мыслях учёных магов, тянущих руки к запретному и страшному знанию, в речах и шёпотах у подножий тронов. И неважно, с какой стороны границы ты находишься».
Тайны раскрываются, намерения обнажаются, и Брайд осознаёт, что практически все, с кем он шёл по своему пути, кто был ему близок, имели скрытые мотивы, использовали его в своих целях:
«Всю твою жизнь с тобой рядом не было ни одного человека, который не врал бы тебе. Не скрывал. Ты рождён орудием, которое каждый власть держащий захочет использовать. Не более».
При этом выясняется, что он и правда мощнейший феномен — творение древнего могущественного мага.
«Долгое время я считал, что я Брайд Лэт Бринэйн, сын маршала Амеронта, потом решил, что я цептор ордена Серпа Ревнителей, потом поверил, что эмиссар. Теперь твои учёные маги утверждают, что я какое-то невероятное оружие и хотят меня заточить».
Обычно в фэнтези обретение такой силы служит к вящей крутизне и повышению самооценки главгера. Но цикл «Серп Властителя» — фэнтези отнюдь не обычное. Потому Брайда его магическое величие вовсе не радует, напротив — повергает его в экзистенциальную депрессию. Прежде всего, потому что он уже не ощущает себя человеком — по крайней мере, свободным в выборе. Потенциально он оружие страшной силы — то есть вещь. И слишком многие хотят овладеть ею и использовать её в глобальном противостоянии, которое уже вот-вот грядёт:
«…Все мы ждём одного, когда в игру зайдёт оружие, способное сместить мир от точки равновесия. В хаос гражданских войн или полноценной войны Амеронта и Тангаты. Или того и другого вместе».
Роман начинается с того, что Брайд попадает в руки одной из лидеров дахака — Ламаи Дивоны по прозвищу Жало. Дамы довольно жуткой:
«Ламаи подошла к нему, и он с удивлением заметил, что женщина едва доставала своему пленнику до плеча. Хрупкая, изящная, гибкая. Но чувство, охватившее Брайда, никак не связывалось с увиденным. Его словно прижимало тяжёлой каменной плитой. Она надвигалась на него и грозила придавить совсем».
Впрочем, эта страшная магиня, несмотря на то, что является Великой Тенью Дахака Кабар, с пленником ведёт себя не совсем так, как можно ожидать от этого жуткого ордена. По крайней мере, не подвергает зверским пыткам. Она спокойно и откровенно рассказывает Брайду, что намерена отточить его навыки и окончательно пробудить в нём силу, дабы потом использовать его в своих целях:
«Я честно предлагаю тебе стать орудием совершенным, а это возможно только если ты сам перестанешь врать себе. Надеяться на кого-то, рассчитывать, просить помощи».
И тот ей подчиняется, поскольку не видит для себя иного исхода. Одновременно происходит его — и читателей — переосмысление образа дахака, которые ранее воспринимались лишь как инфернальная нечисть, творящая зло ради зла и подлежащая безусловному уничтожению. Теперь же культисты начинают обретать в его глазах некое «человеческое лицо». Лучше они, разумеется, не становятся, но уже и не выглядят бессмысленными монстрами.
Да, они во многом безумны, но безумие это вполне человеческое:
«рядом с каждым из них словно бродила тень безумия, какой-то отчаянной бесшабашности и дурного веселья».
Они напоминают, скорее, не фанатичных изуверов, а умелых, но безбашенных солдат, для которых кровь и жестокость — обыденные детали существования:
«Беспечность и самоуверенность дахака слишком отличались от всей воинской дисциплины, принятой в Амеронте».
Они даже не лишены таких слабостей, как тщеславие:
«любят всё красивое, яркое и блестящее. Как шлюхи в портовых тавернах».
И даже мрачное чувство юмора у них имеется. Что же касается их мотивации, то это отнюдь не тупое зверство — у них свои, извращённые, но резоны:
«— Рационально, — повторил Брайд. — Удивительно как дахака уважают рациональность, я, признаться, ждал безумных кровавых ритуалов.
— Прости, что разочаровали, — хмыкнул Саэрик. — Вопреки слухам, мы вовсе не одержимы идеей резать всех подряд без оснований на то».
Есть у них даже подобие кодекса чести:
«дахака, при всей своей склонности поскалить зубы по любому поводу, какие-то понятия о чести имели».
Воюют и убивают они исключительно ради себя, а политика этого мира их не интересует:
«Дахака Кабар не играет в идеи. И не воюет за них. Нам одинаково наплевать и на Амеронт, и на Тангату».
Однако менее жуткими они от всего этого не становятся — служа кровавому богу Руну, они, не моргнув глазом, совершают массовые убийства:
«Все дахака должны кормить своего Бога. Иначе им не получить Силу. Рун принимает только страдания и смерть жертвы. Чем больше у дахака возможностей радовать Бешеного, тем больше Силы он получает».
Всё это вызывает у главгера (а, вероятно, и у автора) некоторое смешанное с отвращением признание:
«Наёмники и фанатики, вот кто они такие. Не знающие привязанностей, не помнящих родственных связей, не ищущие тепла. Только власти, богатства и возможностей как можно дольше оттягивать свою кончину во славу Руна».
Хотя Брайд, конечно, прекрасно понимает и помнит, с кем имеет дело:
«…Осталась память. О бойнях в приграничных поселениях, о глазах превращённой в чудовище женщины, о вырезанных до последнего младенца боерских семьях в Хорте».
Но теперь он живёт среди дахака, общается с ними, тренируется, и может создаться впечатление, что он опустил руки, смирился со своим положением и готов поменять сторону — «с волками жить — по волчьи выть». Это, конечно, не совсем так: он всё время думает об освобождении, понимая при этом, что прямо сейчас оно нереально. Довольно тонко обрисована «психология квалифицированного пленного», внешне подчиняющегося всем установленным для него правилам, но всё время незаметно сканирующего обстановку:
«Изучи врага так внимательно, словно он самый близкий тебе человек».
Он безропотно участвует во всех магических экспериментах Жала, призванных докопаться до истоков его скрытой силы, будучи сам заинтересован в её пробуждении. Хотя один такой эпизод меня смутил: когда Брайд, помещённый в сосуд с волшебной эссенцией, усиливающей его магические способности, взрывает его изнутри. Неужели он, при своей выдержке, не сумел бы скрыть, что эксперимент был удачным?
К слову, в третьем романе продолжается линия предыдущих — представлять магию не как сказочное волшебство, чудо, а как вполне конкретный, имеющий свою логику и законы процесс. Процесс очень опасный — не только для отдельных людей, но и всего мира. И аморальный:
«Теперь я понимаю истинную опасность магии. Она не в ваших заклятиях, не в способностях. Она в вашей неуёмной жадности к Силе. В стремлении набрать её как можно больше, чтобы жить долго, так, как не должен жить ни один человек. А главное: в вашем бесконечном лицемерии. И чем выше находится маг, тем больше он лжёт».
Это подтверждают и разворачивающиеся события: постепенно перед Брайдом открывается неприглядная и мрачная картина истинных механизмов действа, в котором он до сих пор участвовал в статусе пешки. Избегая спойлеров, лишь скажу, что мотивация и цели многих персонажей — Серп-Легата Энфиса, эвоката Брайда Тайлисс, главы дахака Ниранна Вирота, да и той же Ламаи — совсем не те, чем казались, и эти карты теперь тасуются куда более причудливо и неожиданно, чем представлялось Брайду.
А он… Он в этом раскладе нужен всем, но сам не имеет ни малейшего влияния на ход событий. По крайней мере, на этом этапе всё представляется именно так:
«Ну а кто он ещё? Определённо — раб. И даже если пленён с определённой целью, даже если ценен и не посажен на цепь и ошейник не из грубой кожи, а магический, рабом от этого быть не перестанешь. А может даже большим рабом, чем другие, будешь. Но, в сущности, разве был он свободен до этого? Был и ошейник, и поводок, только чуть подлиннее, не так ли?»
Потому печально, но логично выглядит решение Брайда добровольно остаться в игре — несмотря на то, что по некоторым причинам мог выбрать и независимость от чужих планов. Однако он уже достаточно циничен, чтобы понимать — это лишь иллюзия свободы:
«Я не верю в свободу. Я видел, что происходит с ней и с теми, кто ищет её. Я так не хочу. Мне не нужен выбор. Мне нужна цель».
То есть, оказавшись в «полосе свободы», герой выбирает… несвободу. Что это? Равнодушие сломленного человека? Извращённый взгляд на мир, когда «свобода — это рабство»? Кажется, ни то и не другое.
«Всё так, как должно быть. Смирение? Возможно. Вот только Брайд называл теперь это иным словом — пустота. Пустота — это когда ты понимаешь, что, на самом деле, существуешь только ты сам. И больше нет ничего. Реальность меняют боги и люди, смыслы и идеи стирает время. И даже твои собственные убеждения могут однажды рассыпаться в прах. И вот то, что осталось, и есть — ты».
Если вдуматься, то это логичный исход для обитателя безнадёжного мира, где люди подобны механизмам, исполняющим свою программу без тени эмпатии или альтруизма, где древние могущественные существа мало чем от них отличаются: они столь же эгоистичны — чуть ли не принципиально. Например, у них, словно у ситхов в «Звёздных войнах»,
«предательство учениками своих учителей стало доброй тангатской традицией».
Само собой, и Бога тут нет, тем более благого. А те, кого тут называют богами — по сути те же самые роботы, только лишь более технологичные и с более сложной программой:
«Боги — это просто существа, у которых было больше времени, чтобы сожрать всех остальных».
Так что «пустота» — самое подходящее определение сущности этого мира. Не «нетворящее несотворенное» античной философии, не «Великая Пустота» буддизма, а просто косное ничто, которое само по себе есть зло, поскольку отрицает любую позитивную активность. Как гласит девиз Борга из «Звёздного пути»: «Сопротивление бесполезно».
Тут бы и можно было закончить чтение — какой смысл и интерес следить за бездумными конвульсиями марионетки в чужих руках? Но некоторые намёки говорят о том, что главгер ещё далеко не завершил свой путь. «Просто я не выношу незаконченных историй», — говорит он, а позже поясняет:
«Во всём, что было, нет и не будет смысла, если я просто уйду. Я хочу знать, чем я стал. И как это работает».
Да, он отрицает собственную свободу воли — но искренне ли? Не есть ли это снова путь сверхосторожного «квалифицированного пленного», скрывающего свои истинные надежды и намерения не только от врагов, но и от самого себя?.. Такая скрытность главгера вполне логична в виду его положения в страшном мире Тангаты, где не только любой неосторожный шаг или слово, но и мысль может стоить жизни:
«Если тебе кажется, что что-то не так, то тебе не кажется».
«Лучше потом посмеяться над собственной избыточной осторожностью, чем кто-то посмеётся над твоим трупом».
Но у него остаётся память о себе прежнем — наивном, но храбром и верном солдате Амеронта, хоть последний и предал его. А ещё, несмотря на его сложные отношения с Тайлисс и всю неоднозначность её образа, автор наконец позволяет проявиться между ними какой-то, пока мимолётной, тени романтических чувств:
«Так уж случилось в жизни Брайда, что Тайлисс одна оставалась чем-то незыблемым. Постоянным и привычным. Срослись. Не связкой, не приказами. Сплетением не принадлежащих им судеб. В сущности, и разницы-то особой нет между ними».
Впрочем, в дальнейшем это, как и многое раньше, может отказаться «ложным следом» для читателей — автор силён в такого рода художественном лукавстве.
Так что следим за развитием истории дальше, надеясь, что для героя «Утро всё равно наступит. Хочешь ты того или нет».
Тем более, что текст по-прежнему воспринимается прекрасно (несмотря на некоторое количество грамматических ошибок и опечаток) и продолжает радовать динамичным экшеном, яркими многомерными персонажами, а также зримыми, порой величественными, хоть и мрачными описаниями. Например, столицы Тангаты Дхай-Баш, города, где «можно только развлекаться или сходить с ума».
Некоторые характеристики поражают изящной точностью:
«Храм стоял в стороне от дороги, и выглядел так, будто не принадлежал лесу, но и не противился ему».
Впрочем, встречаются и переусложнённые неясные пассажи:
«Сила соединялась с порождением чуждой магии с восторгом. Принимала её, удивляя Брайда, но он не мог никак влиять на это. Разделился. На себя и свою же Силу — разве возможно?»
Из недостатков можно вспомнить и довольно запутанные реалии Тангаты. Хоть они и вынесены в экспозицию в виде отрывков из прочитанных главгером книг, и имеется ссылка на отдельное авторское описание этого государства, неясности всё равно остаются, и немало.
Однако общий высокий художественный уровень автору удаётся держать уже на протяжении трёх книг. Надеюсь, так будет и дальше.
Имею возможность, способности и желание написать за разумную плату рецензию на Ваше произведение.