Рецензия на роман «Где спят звери»
Побег из тёмной Нарнии
Корни анималистического фэнтези в древних мифах, потом они становится сказками, сказки — баснями и притчами, а позже зверолюди переходит в фантастику. Но суть приёма остаётся всё та же: животные ведут себя, как люди, и их образы используются для изображения чисто человеческих проблем. Даже если речь идёт о произведениях вроде «Обитатели холмов» Ричарда Адамса, где кролики — именно кролики, а не некие антропоморфные существа.
Однако персонажи романа молодой и со всей очевидностью талантливой писательницы Стеллы Берсеневой к реальным животным имеют небольшое отношение. Это зверолюди, живущие в стране зверолюдей и взаимодействующие с людьми настоящими (хотя в романе всё же есть вставка и «твёрдой» анималистики — когда героиня проникает в сознание настоящего кота и видит мир его глазами).
Тут тоже можно развесить целую яркую гирлянду литературных предшественников: от «Путешествия в страну гуигнгнмов» Джонатана Свифта, до «Острова доктора Моро» Герберта Уэллса и «Записок о кошачьем городе» Лао Шэ. Однако мне роман показался ближе всего к другому произведению — «Хроникам Нарнии», только с обратным знаком. Если цикл Клайва Стэйплза Льюиса — светлое сказочное фэнтези с христианскими мотивами, то «Где спят звери» — фэнтези тёмное, даже депрессивное, порой переходящее в мрачный гротеск.
Кажется, Берсеневу не обошёл частый соблазн пишущих свой первый роман авторов — выплеснуть в него всё, что скопилось в душе, и тем самым освободиться от негатива. Такие вещи могут быть хорошо написанными, но при этом производить на читателя гнетущее впечатление и стать порядком тяжеловесными. Скажу сразу: последней беды «Где спят звери» избежал — при своём громадном по нынешним временам объёме роман читается исключительно легко и быстро, что, несомненно, свидетельствует о врождённом умении автора работать со словом.
Но стоит пройтись по сюжету, чтобы понимать, о чём вообще речь. Подавленная родительской тиранией молодая девушка в ходе очередного домашнего скандала взывает, сама не понимая к кому:
«Исчезнуть! Скрыться! Быть где угодно, но не здесь!»
Думаю, много кто, будучи в похожем положении, выражал такое же горячее желание — без всяких последствий. Но это же роман о попаданстве — и ГГ тут же оказывается в фэнтезийной стране. Кстати, уже в этом эпизоде ощущается саркастическая полемика с «Нарнией», герои которой попадали в волшебный мир через платяной шкаф. А ГГ разбираемого романа — через санузел, в котором она заперлась от разгневанного отца…
Но, как уже сказано, Нарния эта тёмная и опасная. Как сообщает автор в аннотации:
«Кому-то дают второй шанс — чтобы начать все сначала. А ей дали шанс — чтобы еще раз пострадать».
Девушка, «которая за всю жизнь научилась лишь бояться и прятаться в чужих тенях», вместе с незнакомым юношей из нашего мира оказывается в странной стране, населённой зверолюдьми самых разных видов — хотя живёт тут и какое-то количество обычных людей. Многие из здешних обитателей владеют магией разного рода. И они прекрасно знают, как поступать с попаданцами, которые появляются у них регулярно. Они дают вновь попавшим имена (свои собственные те забыли) — Саниру и Данни — и собираются переправить их домой. Однако возникают осложнения: молодых людей похищает некий злодейский маг-человек и начинаются их ужасные приключения.
Вкратце и без лишних спойлеров: герои, обретшие в стране зверолюдей волшебные способности (Саниру — проникать в сознание других существ, а Данни — сливаться с растениями) попали в лапы преступной группы торговцев магами. Они ведут их в засекреченный научно-магический центр для злодейских экспериментов. Что это за центр, кто и зачем вызвал Саниру в эту страну — всё это ГГ предстоит выяснить. В процессе она проходит через множество бед и опасностей, осваивая свои новые способности.
Казалось бы, довольно стандартная формула попаданческого фэнтези. Однако всё далеко не так просто. Например, от прибывания магических сил самооценка ГГ не сильно возрастает. С начала и до условного хэппи-энда она пребывает в депрессии, рефлексируя и занимаясь самобичеванием («жалкая» — один из самых частых эпитетов, которыми девушка себя награждает).
Правда, к концу романа ей удаётся ментально преодолеть внутреннюю подавленность авторитетом родителей:
«Саниру впилась холодным взглядом в безумную маску отцовского лица. А он вдруг на глазах стал съеживаться, уменьшаться, пока не затерялся где-то за краем стола. Спрыгнув со стула, из кухни убежал, громко рыдая, маленький голый мальчик».
Однако даже это её не освобождает: «тёмный авторитет» отца и матери для неё, кажется, замещается фигурой её жестокого похитителя, в которого она… влюбляется. В романе это обосновано тем, что Саниру входила в сознание этого садиста. В реальном мире такой поворот можно было бы назвать «стокгольмским синдромом», но всё это для ГГ неважно:
«Плевать ей, почему возникли эти чувства. Сами они случились или в рамках колдовской ошибки — они существуют, и мучают ее, вне зависимости от причины».
В общем, психология жертвы от попадания не поменяется — из себя ведь никуда не попадешь…
«Так же девушка себя чувствовала, когда ее бил и ругал отец. Ощущение себя абсолютно бесполезным ничтожным телом, которое достойно только страдать. Нет контроля, нет выбора. Оставалось только перетерпеть и уйти в свою комнату рисовать. Но тут не было своей комнаты. И теперь невозможно было рисовать».
Более того, побывав в головах Ганморра и другой антагонистки — Нисины, ГГ сама частично приобретает их образ действий, совершая и просто дурные поступки, и даже истинные злодейства (случайное убийство ею Данни в попытке спасти Ганморра).
Да и до попадания девочка явно была непростая, со специфическими интересами и порядком негативным мироощущением:
«Она несколько раз протаскивала домой свежие трупы птиц, найденные на улице, в те редкие счастливые моменты, когда родители отлучались на несколько дней, и с большим удовольствием их препарировала».
Как бы то ни было, тернистый путь героини в магической стране, похоже, не делает её ни счастливее, ни лучше, ни мудрее:
«Саниру отчаянно пыталась выцарапать из всего случившегося кошмара какой-то урок, единственную фразу, которая разом бы ей все объяснила. Разом бы придала всему произошедшему смысл. Или хотя бы некое ощущение…»
И в этом — коренное отличие романа от других того же жанра, для героев которых их путь через сюжет означает рост и возмужание. Может быть, читатель и будет разочарован подобным исходом, но следует признать, что это, по меньшей мере, оригинально.
То же можно сказать и о вторичном мире романа. Он замысловат и пугающ, но разработан с тщательной фантазией. «…Этот мир, если позволите, искажает попавших в него людей, клеймит их проклятиями. Он не для людей. И нам тут… тяжело», — рассказывает ГГ злодейка Нисина, и вроде бы делает это, чтобы запутать пленницу, но на самом деле, пожалуй, говорит правду. Здесь животные рождаются из яиц на особых деревьях; проходят жуткие осадки — одни обжигающие, другие искажающие тела; некоторые зверолюди получают «дар» раздвоения, но часто убивают своих двойников, а «маги крови» шифирру рождаются от заражения в подземельях…
«Этот мир как будто придуман каким-то пьяным богом, который криво сшил все вокруг между собой».
В общем, так оно и есть: местный бог — Спящий (оммаж «Тайному городу» Вадима Панова?), кажется, олицетворённая природа, другими словами, тут принят пантеизм.
Экспозиция в основном даётся достаточно ясно и ненавязчиво, мы входим в мир и погружаемся в него вместе с героями, постепенно постигая его логику, культуру и законы. Однако многие реалии подробно не объясняются. Например, для меня остался непонятным такой важный аспект, как чудесные яйца, вокруг которых строится интрига. Интуитивно разобраться-то можно, но для читателя этого маловато: хотелось бы подробностей, например, в чём суть «яичного пакта», который лишь упомянут, но не раскрыт, хотя, кажется, это один из столпов здешнего общества.
Текст вообще производит двойственное впечатление: местами история подаётся умело, а часто просто мастерски. А в других местах — сюжетные неясности, нечёткие описания, недотянутые линии… При в целом динамичном и экспрессивном действии, логика некоторых сцен ускользает из-за их недостаточной прописанности:
Это тем обиднее, что другие места выписаны просто прекрасно, как, например, внутреннее состояние ГГ, когда она входит в чужое сознание, одновременно оставаясь в своем, или момента, когда она осознаёт, что попала в иной мир. В других романах в таких случаях попаданцы слишком часто демонстрируют прискорбную индифферентность и отсутствие эмоций, сразу принимая свое попаданство за свершившийся факт и тут же развёртывая бурную деятельность. Однако в разбираемом романе сметённое состояние героини, её страх и недоумение описаны вполне логично и правдоподобно:
«Девушка снова поймала себя на том, что ее мечущееся в тревоге сознание пытается рассуждать рационально, но получается у него как-то картонно, будто вокруг компьютерная игра, а не реальный мир».
Радуют и большинство персонажей, по крайней мере главные — как и Саниру, они обладают яркой индивидуальностью, сложны, многогранны, имеют свой разработанный бэкграунд. Например, антагонисты Ганморр и Нисина, подобно ГГ, травмированы детством — но каждый на свой лад.
И если из первого мрачного убийцу, практически маньяка, сделала его ранняя жизнь в каком-то жутком учреждении, где процветало насилие, то жестокую одноглазую аферистку Нисину как личность сформировала тоже ненависть к родителям, поставившим на первое место её более одарённую в магическом плане сестру:
«Оба родителя смотрели на Нисину со своих гигантских тронов, отлитых из ледяного презрения. Отец — с долькой мерзотной жалости. Мать — с кусочком блевотного отвращения».
Достаточно интересно описаны и зверолюди, хотя они в основном играют роль статистов, введённых для развития действия.
А вот образ Данни меня смущает. Такое впечатление, что этот мягкий, добрый
Радуют отсылки к иным фантастическим произведениям, не только «Нарнии», но и, например, кэрролловской Алисе — куда же без неё в романе о попаданке:
«— …А я только сумел объяснить себе, что всего-то и нужно — просто идти за псом…
— Благо, что не за кроликом…»
А грандиозные дома-деревья, похоже, прибыли в роман из «Домов Исзма» Джека Вэнса.
Что касается стиля, то, как уже сказано, вещь читается очень легко и способна не на шутку захватить читателя. При этом, к сожалению, в тексте довольно много странных и просто неправильных оборотов:
«Отражение его лица мелькало в осколке, регулярно пронзая обоих пленников вниманием серых глаз», «Ганморр непрерывно давил вскакивающие, как прыщи, мысли», «затянула остаток тела на подстилку», «боль в кишках и пузыре слилась в единый кошмарный, втискивающийся в живот кол», «кишащей страданием», «разевала безумные глаза».
«— Ты будешь меня резать? — еле выдавился из горла собственный охрипший голос, и Саниру чуть не сблевала от его жалкости».
Кстати, словечко «блевать» и его производные встречается в тексте навязчиво часто. Да и вообще, «желудочно-кишечная» тема, в частности, многочисленные описания походов героев в туалет, занимает в тексте немалое место. Не сказал бы, что это очень уж хорошо.
Кроме того, имеется довольного много опечаток и грамматических ошибок.
Больше всего печалит не слишком внятный, практически оборванный финал. Такое впечатление, что автор к концу огромного романа просто устала. Во всяком случае, подвисло множество сюжетных линий:
Наверное, стоит надеяться на сиквел. Однако уже существующий роман, помимо захватывающего сюжета, сумасшедшей и изощрённой вселенной, дарит читателю редкую возможность прикоснуться к пусть и погружённому в сумеречный нуар, но сложному и глубокому внутреннему миру автора.
Имею возможность, способности и желание написать за разумную плату рецензию на Ваше произведение.