Рецензия на повесть «Терпкое вино осени»
«Терпкое вино осени» Любови Семешко на фоне листопада.
Что произойдет при случайной встрече двух зрелых людей, ищущих что-то под сенью Карадага?
Что ищут два человека, уже имеющих за спиной багаж прожитых лет?
Неужели любовь? Неужели страсть? Неужели… настоящую жизнь? Но это же невозможно…
Или под сенью Карадага возможно все?
Истории Любови цепляют всегда. Она прекрасный литературный стилист, умеющий несколькими легкими штрихами создать атмосферу.
Черное море, Коктебель, густое вино с землистым привкусом. Все настоящее - море, песок, даже старый дом старика армянина (простите за тавтологию). И, потом - зрелость осенней природы, зрелость старого, впитавшего терпкость дубовых досок вина, зрелость двоих, волей судьбы, оказавшихся рядом.
И изображенный лаконично, но ярко перед нами раскрывается еще один герой. Это тот самый Коктебель из стихотворения М. Волошина.
Коктебель
Как в раковине малой — Океана
Великое дыхание гудит,
Как плоть ее мерцает и горит
Отливами и серебром тумана,
А выгибы ее повторены
В движении и завитке волны, —
Так вся душа моя в твоих заливах,
О, Киммери́и темная страна,
Заключена и преображена.
С тех пор как отроком у молчаливых
Торжественно-пустынных берегов
Очнулся я — душа моя разъялась,
И мысль росла, лепилась и ваялась
По складкам гор, по выгибам холмов.
Огнь древних недр и дождевая влага
Двойным резцом ваяли облик твой, —
И сих холмов однообразный строй,
И напряженный пафос Карадага,
Сосредоточенность и теснота
Зубчатых скал, а рядом широта
Степных равнин и мреющие дали
Стиху — разбег, а мысли — меру дали.
Моей мечтой с тех пор напоены
Предгорий героические сны
И Коктебеля каменная грива;
Его полынь хмельна моей тоской,
Мой стих поет в волнах его прилива,
И на скале, замкнувшей зыбь залива,
Судьбой и ветрами изваян профиль мой.
Все яркое, зрелое, настоящее. То что можно увидеть, услышать взять в руки. Небольшие штрихи, как то, что герой по старинке пишет ручкой на бумаге, хотя и держит в доме ноутбук- это тоже облик настоящего. Настоящей жизни, настоящего творчества.
И чувства, которые вдруг захватывают героев- они тоже, настоящие, как все здесь.
Совершенно чудесным образом выписанная любовная сцена, где герои открываются друг другу с трогательно -наивным нестыдством первого мужчины и первой женщины, под шум прибоя, под куполом небес с яркими южными звездами...
Все, все настоящее.
Как в этом стихотворении конца 19 века
Ольге (Юрий Ананьевич Сидоров)
Развешаны по тонкоствольной роще
Сквозные, золотые кружева,
И кажется красивее и проще,
Как шелк, как темно-серый шелк, трава.
И нити серебристой паутины
Горят и гаснут - и опять горят:
Прилепятся на миг к стволу осины
И, оторвавшись, вновь, блестя, летят.
Сверкает нежно лезвием сапфирным
В зеленом небе тонкий серп луны...
О, сердце, успокоенным и мирным
Пребудь среди осенней тишины!
Атмосфера сказки. Волшебство. И даже исчезновение героини- оно тоже волшебно. Так исчезают девы-фейри в сказках и легендах про рыцарей.
Или это Фрези Грант, наконец, нашла своё счастье, но, как обыкновенно делает, убежала по волнам, чтобы помочь кому-то ещё?
Любовь, несомненно, мастер контрастов.
Потому что потом…
… мы волей автора переносимся в Петербург.
И, конечно, что можно ждать от Петербурга после солнечного Коктебеля?
Явление Незнакомки, несомненно...
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
Возможно. Но я уже писала, что Любовь - мастер контрастов. И Петребург- ещё один из героев повести.
Увидит ли читатель Град Петра с грозным Медным Всадником или город Достоевского, с всеми его пороками и страстями, или тот, в котором вы встретите, Незнакомку… о которой нам известно только имя?
Или нам представят суетный промозглый мегаполис?
Что можно найти в таком городе?
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века —
Всё будет так. Исхода нет.
Умрёшь — начнёшь опять сначала
И повторится всё, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
Супермаркет, женщина, озабоченно перебирающая пластиковые баночки с йогуртом, пластиковый горшок в тележке с товаром.
Пластик, пластик, пластик- ненастоящее что-то, что-то суетное и совершенно противное той искренности и свободе, которая была вот только... недавно.
Будто какая-то пошлая театральная сцена в провинциальном театре.
"В минуту злую для него" герой встречается с женщиной, (не)ставшей музой и с ее спутником. Скомканно, извиняюще представленный на ходу, как старинный приятель.
И - нет, не так как в известной сцене «Евгения Онегина», где героиня сидит «не убрана, бледна» и «слезы льет ручьем», а в совершенно банальном пошлом столкновении героев, неуместном и ненужном «той женщине».
В ненастоящем суетном, пластиково- искусственном мире, где даже символ того, что должно объединять мужчину и женщину - ребенок, представлен не трогательными пинетками или чепчиком, а пластиковым горшком.
И, даже строчки, что приходит на ум, когда видится сцена встречи двух мужчин, чьи мысли занимает одна женщина: «Но я другому отдана и буду век ему верна», вдруг начинают звучать фальшиво, если не пошло.
Кто этот породистый красавец, встретившийся герою «третий», толкающий тележку с покупками? Онегин, все-таки женившейся на «Ольге»? Или Ипполит практично предлагающей супруге выбрать самый свежий йогурт?
Фрези Грант осталась к Коктебеле, а здесь в Петербурге живет, пожалуй Биче Сениэль, которая может выглядеть романтично и возвышенно, и даже поверить в это, но все заканчивается практичным «твердым берегом».
Удивительно, насколько в такую небольшую повесть можно вместить такое количество идей.
И, вот этот контраст, эта игра смыслов придают повести особую глубину и метафоричность, превращая ее из ряда бытовых сцен в полное драматизма произведение искусства. Это, на мой взгляд, уже почти готовая пьеса.