Рецензия на сборник поэзии «Её изменчивые лики»

Авторы этой книги, кажется, решили, что читатель — существо с повышенной выносливостью: если его окатить ведром лунного света, усыпать блёстками метафор и по возможности пару раз уронить с балетного пилона в бездну страсти, он всё равно встанет, отряхнётся и попросит добавки. Женские образы выстроены в очередь как в примерочной: «балерина», «дьяволица», «Леди-Ночь», «луноликая», «осенняя весна» — и каждая настойчиво шепчет: «Я — твоя роковая судьба, вынь из меня символ». Иногда создаётся ощущение, что не стихи написаны, а один очень романтичный фильтр ко всем женщинам сразу.

Это было несерьёзно — просто проверяю вашу устойчивость. А теперь по делу. 

Если снять первый слой иронии, перед нами стройный поэтический цикл, где автор последовательно исследует женский образ как нечто принципиально неустойчивое. В каждом стихотворении — «она», но это никогда не одна и та же женщина: то воздушная, пластичная, как балерина в первом тексте; то опасно притягательная «дьяволица в красном», то ускользающая фигура ночи, туманная Леди, существо между весной и осенью, между светом и сумраком. Женское здесь — не биология и не быт, а чистая метафизика: набор состояний, настроений, поз, жестов, которые живут дольше, чем конкретное лицо.

У цикла есть чёткий эстетический вектор: авторам интересна красивая поза, линия движения, драматический ракурс. Отсюда — постоянные глаголы полёта и скольжения: героини «плывут», «взмывают», «вспархивают», растворяются в ночи, в музыке, в дыму. Тело у авторов почти всегда танцующее, музыка — внутри крови, а взгляд — тот самый маленький театр, где разыгрывается трагедия или мелодрама. Это не про психологический реализм, а про стилизацию: мир книги устроен так, будто за окном вечный театральный полумрак и кто-то не выключил софиты над одной-единственной фигурой.

Интересен выбор ракурса: лирический субъект чаще не «я – великая страдалица», а наблюдатель, который смотрит на неё — на ту самую, многоликую. Смена фокуса «я» → «она» работает на главное ощущение: женщина как явление, к которому приближаешься и от которого чуть отступаешь, чтобы не разрушить хрупкое очарование. Даже когда голос говорит от первого лица («я — дьяволица в красном»), это всё равно не бытовое признание, а ролевое высказывание, почти театральная маска.

Стилистически тексты тяготеют к романтическому, местами даже к неоромантическому пафосу. Много образов ночи, луны, красного цвета, огня, ветра, музыки — классический набор из чемодана поэта, который всерьёз верит, что мир можно описать через танец, пламя и лунный холод. В удачные моменты это даёт очень плотные, образные строфы с хорошим внутренним ритмом: когда музыка строки совпадает с той самой «музыкой в её крови», стих действительно дышит. Есть строки, которые звучат как готовые цитаты — их легко представить на открытке, в чей-то записи в дневнике или в статусе, и это неплохо: литература давно уже живёт и в этих формах тоже.

Слабые места цикла лежат там, где авторы слишком доверяют клише. Луна, ночь, красное платье, дьяволица, балерина, ветер, несущий чувства — все эти элементы работают, но только пока их не становится слишком много. Иногда хочется вытащить поэтессу из её внутреннего театра и посадить, например, в троллейбус, к людям, к пластиковой карточке метро и запаху мокрых зонтиков. Чуть больше реальности не разрушили бы магию, а, наоборот, подсветили бы её; контраст «высокого» и «низкого» всегда делает романтическую поэтику живее.

Линия «изменчивости» прописана честно и последовательно. Женщина тут — не объект восхищения, а процесс. Она всё время «то», «ещё», «уже не», «едва», «почти», «ускользает» и «возвращается» — язык сам превращается в движение. Это хорошо чувствуется при последовательном чтении: от первой «балерины» до поздней «осенней весны» и «Александры» выстраивается не столько сюжет, сколько диаграмма состояний. Авторам удаётся показать, как одна и та же фигура может быть в разные моменты и благословением, и угрозой, и утешением, и собственной тенью.

Цикл явно создавался не как набор «разрозненных стишков», а как вариации на тему. Есть внутренняя музыка повторов: ночи, лунного света, театра, танца, дымчатых и полупрозрачных образов. Кому-то такая плотность романтического кода покажется чрезмерной, но в этом и есть честность книги: она не притворяется рациональной, это действительно любовный роман с поэтическим клише, попытка пересобрать привычные образы в личный, авторский орнамент.

Если принять книгу как поэтический проект «обнажённой женской метафизики», то она работает: создаёт настроение, медленно затягивает в свой полумрак, позволяет пожить пару вечеров в мире, где женщина — это не роль и не статус, а цепочка светотеней, жестов, полуоборачиваний головы. Тем, кто добрался сюда, положено писать «пынь» в комментариях. И пусть все вокруг спрашивают: «Это вообще к чему?» — а нам норм. Возможно, это не тот мир, в котором удобно жить постоянно, но это тот мир, в который иногда хочется вернуться — хотя бы ради того, чтобы снова увидеть, как кто-то на сцене «не танцует, а плывёт».

В итоге «Её изменчивые лики» — это не учебник по женской психологии и не манифест феминизма, а альбом поэтических фотографий, где на каждом снимке чуть дрожит экспозиция, но от этого лицо получается живее.

Финальная мысль проста: женщина меняет маски не потому, что хочет казаться, а потому что иначе не получается быть.