Рецензия на роман «Сотня золотых ос»

Первая ассоциация: фильм Йенсы Лиены «Неуместный человек». Книга о «лучшем и правильным» будущем, о «рае» который для некоторых выглядит адом. В фильме герой проникает в стерильно-благополучный город, где все «гуманно-удобно», но исчезли вкусы, запахи, чувства. Здесь же – социальный рай-симулякр с рейтингами, страйками, ИИ Аби и реабилитационным центром «Сад-за-оградой» (ждал Yakusoku no Neverland, но нет).

Мы видим конфликт между теми, кто воспринимает систему как невыносимую пытку (Марш аки демон), и теми, тем, кто умеет быть послушно-счастливым или беззубо-покорным хотя бы (Бесси –недалекий ангел).

Формально все тщательно продумано и выстроено с максимальной заботой, как могло показаться ИИ: у каждого личный голосовой помощник Аби, социальный рейтинг «репутация-деньги», никого не бросают, одевают и кормят, а если очков больше нет, то ты лишний мусор и, как следствие, труп. На эту тему была серия в «Черном Зеркале», но там как бы мягче.

Здесь не уныло серый рай Лиена, а неоново-шумный, перенасыщенный визуалом, с пелевинской «сегрегацией» по очкам-рангам и монетизацией ачивок, симпатий и всего остального как в плюс, так и в минус. Система страйков и ответок на них (лайки-дизлайки) не кажется фантастикой уже даже сейчас. На вопрос: «хороший ли я человек?» мир предлагает ряд цифр на браслете – простой и понятный ответ.

Естественно, таких как Марш это бесит. Для выстроенной системы она «социально неприемлемое» чудище, что так и есть: ненавидит, взрывает дома, манипулирует, провоцирует, тащится от разрушений – «гвозди бы делать из этих людей». Но вызывает симпатию, мы ее понимаем, в этом «раю» что-то не так. В отличие от стада она «настоящая» и вещи любит такие же: собирает старье с барахолок и разборок – книги, веер, фарфоровый панцирь, записные книжки, обожает старые дома, витражи и прочее-прочее. Легальный анархический протест против фальшивой «синтетики». Огонь – не столько насилие, сколько варварский ритуал «очищения».

Антагонист – директор «Сада-за-оградой». Карьерист, злодей без полутонов, который органично вписался в систему, но сам ее жертва, пребывая в иллюзиях о «домике за бугром». Ну и настолько же кристаллизованный «настоящий врач» без малейших изъянов, павший в неравной борьбе. Эта полярность и вызывает ярость у Марш. Она сознательно берет на себя функцию демона – подталкивает к радикализму и подставляет товарищей (нет, не друзей). Не просто «злая девочка с бомбой», а сама сила, что отвергает «неоновый рай». В логике фильма Лиена это тот, кто не может перестать чувствовать, даже ценой жизни своей и других.

Есть и своего рода «ангел» – Бесси. Добра, слабоумна и позитивна. Таких система кормит и терпит, но держит, как мусор, на дне. Сирота с базовым пособием, социальное жилье и Аби, как воображаемый друг. Горький парадокс: мягкая, заботливая, не желающая зла – носитель клейма низкого рейтинга, который определяет ее как «третий сорт». В отличие от Марш, Бесси по-буддийски удовлетворена тем, что уже есть: коробка чая и шоколада на Брейс, виртуальный лес с белками, аромат кондиционера и голографический слон по вечерам. Ее мир наполнен маленькими радостями – пусть кукольными, но для нее настоящими. В этом смысле она ближе к другим, что приспособились и умеют жить так и там, где они сейчас есть. 

Бедняжка глупа, ограничена, не доставляет проблем и, казалось бы, система должна таких поощрять. Но хорошо ли живет у нас скот? В то время, как у демона-Марш хотя бы есть негативные чувства и гордость, что заставляет еще сильнее страдать. Вот прямо библейская картина ада и рая. И какие же двери нам выбирать?

А середина – приспособленец Рихарда, что не наслаждается злом, а соучаствует в нем. Такие не заняты поиском смыслов, а вертят шестеренки бездушной машины. И даже там счастья нет. Нас как бы спрашивают: так где тогда искать его вообще?

Марш платит за поиск безопасностью, жизнью. Бесси – мозгами. Совестью – Рихард. Читатель эмоционально тянется к «демону», но редко кто отважится так бунтовать. Мы все, как правило, такие же Бесси, раз нам еще разрешают писать. Да и зачем, если видим, чем кончила Марш?

Но если в первых главах роман читается как социально‑философская притча, то дальше перспектива резко сужается. На месте «что делать?» мы видим почти бытовой конфликт: кто кого обидел, кому не так что сказали. 

Ощущение: «добрые люди кровопролития ждали, а он чижика съел». От тотального протеста против мироустройства скатываемся к разборке в рамках той же системы, ибо Марш уже не «буревестник», а обиженная клиентка. 

А ведь казалась метафизической почти что фигурой – слышит фальшь и бунтует – «доколе?», принося в жертву себя. Ан нет, не герой-анархист. Флэшбеки аккуратно приземляют мотивы. Марш переживает не абстрактную несправедливость системы, а личную катастрофу. Она терпела систему, пока в ней был хоть один «настоящий» – врач Леопольд.

Ее план – не обрушить все рейтинги, не разбудить и демонтировать неправильный мир, а сорвать личный триумф Ричарда, унизив его. Вся грандиозность взрывов и лозунгов сводится к частному: «ты построил дом, а я разрушу его». Не крик отчаяния и безумный таран, а пересобирание пазлов, чтобы картина стала приятней. 

Лозунги «Теперь у нас есть голос», «Слава сенатору Кьеру!» – не программный текст, а кликбейт. В этом смысле Марш парадоксальна: видит системный ужас острее других, но действует в рамках тех же законов, не пытаясь выйти за них. 

Но другие не решаются даже поставить вопрос! Исповедь Освальда в башне – карикатура на исповедь. ИИ‑голос подталкивает к признанию: «всем страшно, дома горят рядом с центром… расскажи, что тревожит». Освольду хочется вывалить правду, но он выбирает безопасный сценарий. Искренность уже слишком страшна. Его ставка не «хочу ли я жить в этом мире?», а «получу ли ачивку-осу?». Даффи ищет в поджогах источник контента, Иви мечтает о море и рубашке «с пятью процентами шерсти». В сумме их «террористический кружок» – не очистительный яд революции, а подростковая субкультура с жалкими ставками. 

Такие тараканы в голове не так уж страшны. В этом ирония: от столь тотальной и технологически мощной антиутопии ждем революции, а автор признается, что не знает ответа. Внутри бездушной системы нет субъекта, готового к столь масштабному жесту. Даже самая радикальная фигура ведет себя как обиженный пользователь, а не как архитектор нового порядка, как казалось сначала. Марш не предлагает разметать пазлы, а хочет переложить – минус дом Рихарда. Рихард же подчищает картину, меняя рамку и подпись –«поджоги как терапия», «Героическая история выпускников». Бесси не спорит с рейтингом, а мечтает его сделать повыше. В первых главах роман ставит миру диагноз, а потом предлагает искать лекарство самим. Ибо даже страдающие внутри этой машины думают ее языком и играют по ее логическим правилам. Вместо пророка, который «должен был пролить кровь», получаем галерею людей, где каждый «съедает чижика» по-своему – маленький личный жест вместо пугающей правды. А ведь какой был замах…